Лев на площади

Писатель. Они все такие. Мещане. Здесь негде развернуться ни поэту, ни коммерсанту. Господин Лоу…

Лоу. Я взял у вас сигареты. А чулок мне не нужно. Хотел подарить этой барышне, теперь дудки.

Писатель. Я к вам обращаюсь не как коммерсант…

Лоу. Как поэт? Ни в коем случае, у меня и так болит голова.

Писатель. Как человек. Я вас умоляю, возьмите меня с собою в Америку. Во-первых, здесь толпа врывается в мою кумирню. Во-вторых, мне надоело нищенствовать. В-третьих, я боюсь — не сегодня-завтра здесь начнется резня. Мне сказали, что вы увозите с собою льва, его сейчас заколачивают. Чем я хуже? Я поэт, значит я тоже памятник старины. Если нужно, я буду писать в стиле XV века. Я согласен абсолютно на все. Я вас умоляю, запакуйте меня в ящик — не нужно ни виз, ни паспорта. Я буду писать рекламы, я буду вашим оруженосцем, вашим грумом, вашим негром…

Марго (подымает жалюзи). Что же это такое?.. Льва нет… Это правда, что вы его забираете?

Лоу. Угу.

Марго. Какая низость! Вы не смеете!.. Зачем вам наш лев? Ему нечего делать в Америке. Послушайте, оставьте льва! Возьмите лучше его. (Показывает на писателя.) Он мне только что доказывал, что мы не можем обойтись друг без друга. Но если бы вы знали, до чего он мне осточертел! Почти как вы… Он продает гнилые чулки, пишет пакостные книжки, и ко всему не дает мне прохода. Заберите его! Вы увидите, такой у вас не пропадет. Он еще станет личным представителем великого Джексона. Правда, он не жует резинку и не кладет ноги на стол, но я вам даю слово — он научится. Он тоже бедняжка, только он не жил в Америке и еще не показал себя. Положите его в ящик…

Писатель. Положите меня в ящик!

Лоу. Это невозможно. Есть квота. Процент баварцев, французов, порториканцев… Америка не гостиница, как ваша Франция, — это рай, а в рай пускают только по квоте. Отправляйтесь к вашим грекам.

Писатель (уходит. В дверях). Подумаешь, «Яйцо и я»!

Входит консул Чили.

Консул (Марго). Если я не ошибаюсь, этот господин американский наблюдатель?

Марго. Он самый. Личный представитель и так далее. (Убегает.)

Консул. Разрешите засвидетельствовать мое почтение. Почетный консул Чили.

Лоу. Чили?

Консул. Чили. Ваш союзник. Я слышал, что. у вас здесь дела, не правда ли? Я могу быть вам полезен. Мы можем работать, так сказать, вместе. Доходы пополам.

Лоу. Скажите лучше, почему вы залезли в эту дыру? Здесь, что же, имеются чилийцы?

Консул. О, нет. Но здесь восхитительный климат.

Лоу. Понимаю. Вы фиктивный консул с настоящим дипломатическим паспортом.

Консул. О, нет. Я настоящий почетный консул и я вообще не люблю фиктивных представителей.

Лоу. У вас плохой слух, господин почетный консул. Вы взяли не тот тон.

Консул. Я никогда не отличался музыкальностью. Я предпочитаю комедии. Вы посещаете театры, господин Лоу?

Лоу. Только в периоды экономических кризисов — у меня нет времени для таких глупостей.

Консул. Жаль. Попадаются смешные комедии. Я видел в Париже комедию Мольера «Лекарь поневоле». Там один лесоруб выдает себя за ученого медика. Смешно?

Лоу. Нет.

Консул. Я видел еще одну комедию — русского автора. Можно сказать, вечная тема. Один проходимец выдает себя за царского наблюдателя. Как вам нравится такая ситуация, господин Лоу?

Лоу. Мне прежде всего не нравится, что консул Чили ходит на большевистские спектакли. Я об этом расскажу в Вашингтоне. А если вы так любите комедии, я знаю одну, действительно сенсационную. Последняя новинка сезона. Один фальшивомонетчик выдает себя за дипломата. Почему вы не смеетесь, господин почетный консул?

Консул. Простите, но я не понимаю…

Лоу. Спросите Бубуль — она вам объяснит. Вы плохо работаете, господин почетный консул. Вам нравится здешний климат? Вам придется его переменить. Угу.

Консул уходят. Входит мэр во фраке, с трехцветной лентой.

Мэр. Вот я и в полной форме. И левушка готов. И в мэрии все приготовили. Исторический вечер! Как вы отдыхали, дорогой господин Лоу?

Лоу. Отвратительно. Мне все у вас отвратительно: социалисты, клопы, ваша дочка, консулы, шампанское, шалопаи. Никто не смеет во мне сомневаться…

Мэр. Но разве кто-нибудь в вас сомневается?

Лоу. Замолчите. Утром я сказал, что нужно открыть Европу. Теперь я думаю, что лучше ее закрыть. Навсегда.

Мэр. Знаете, от чего это? От гусиного паштета. У меня это всегда бывает, когда я съем гусиный паштет, — тяжелое пищеварение и мысли… Вы можете еще отдохнуть до церемонии. Где же мамочка?

Вбегает редактор. Он чрезвычайно возбужден.

(Редактору.) Что случилось?

Редактор. Ужас!.. Я хотел успокоить, но где тут!.. Еле выбрался… Говоря откровенно, я даже не понимаю, как я остался жив…

Мэр (шопотом редактору). Неужели госпожа Пике узнала про Бубуль?

Редактор. Вы с ума сошли! Как вы можете сейчас думать о таких глупостях? Я вам говорю, что они чуть меня не убили. Они хотели разгромить газету. Желино подбили второй глаз. Хорошо, что подоспела полиция… Зачем вы придумали эту историю с переименованием площади?.. Они и без того разъярены, а это последняя капля… Вы знаете, где они сейчас? На авеню Эмиль Золя!

Мэр. Возле «Дам дю миди»?

Редактор. Нет, на углу Гранд-рю, дальше их не пускает полиция. Вы думаете только о вашем магазине. А нам всем конец!.. У меня еще стоит в ушах рев. Они кричат, что нет хлеба, «к чорту наблюдателей», про Сталинград… Теперь расхлебывайте. Ведь это ваша идиотская идея… Я считаю, что глупо умереть из-за такой ерунды, как название площади… Говорят, что через час начнется всеобщая забастовка…

Лоу. Никаких забастовок! Есть закон Тафта. Вы, кажется, забываете, что я должен сегодня ехать. Нужно вызвать солдат! Где пожарные с насосами? Я вас спрашиваю, где газы? Нельзя трусить, господин редактор! Умеете писать, умейте и отчитываться. (Мэру.) Когда отходит мой поезд?