Лев Троцкий. Большевик. 1917–1923

Сталин тем временем не упускал ни одной возможности скомпрометировать или хотя бы уязвить своего врага публично, пусть в замаскированной форме. Он особенно хорошо помнил собственные столкновения с Троцким во время Гражданской войны, в которых, как правило, оказывался побежденным, и теперь прилагал все усилия, чтобы развенчать, бросить тень на репутацию Троцкого как организатора победы. 17 ноября 1923 г., выступая в Военно-научном обществе на заседании в честь 4-летия Первой конной армии, генсек вроде бы делился воспоминаниями, но на деле чернил наркомвоенмора. В Царицын, по его словам, в 1918 г. приехала высшая военная инспекция, которая выступила против конницы. «Дескать, вот положение, утвержденное наркомвоенмором, которых тогда было несколько [39] , и из которого следует, что никакой конницы нам не полагается». Сталин приказал арестовать инспекцию, посадить ее на месяц в тюрьму, дабы «она могла легко убедиться, что без конницы Гражданская война немыслима» [40] . Все это рассказывалось так, будто именно он, Сталин, а не Троцкий, выдвинул известный лозунг «Пролетарий, на коня!». Никто из присутствовавших на заседании с возражениями или вопросами выступить не рискнул. Это молчание для Сталина означало, что «армия» за Троцким уже не идет.

39

Сталин так выразился, будто наркомвоенморов было несколько.

40

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 1101. Л. 159.

2. «Новый курс»

Для подготовки резолюции о внутрипартийном положении Политбюро образовало комиссию в составе Каменева, Сталина и Троцкого. Как писал Каменев, в кабинете Троцкого в те дни «шла грубая торговля из-за каждой поправки». Троцкий считал необходимым дать более решительную и категорическую формулировку для вроде бы намечаемых шагов по «демократизации» партийного режима, тогда как Каменев и Сталин заверяли, что его опасения необоснованны, что перестраховываться словесными заявлениями не следует, что они действительно намерены обеспечить принципы партийной демократии [41] .

41

Известия ЦК КПСС. 1990. № 12. С. 169–171. Полностью этот документ был опубликован в стенографическом отчете XIII партсъезда (XIII съезд Росийской коммунистической партии /большевиков/: Стенографический отчет. М.: Политиздат, 1963. С. 777–780).

В результате была выработана резолюция «О партстроительстве», утвержденная 5 декабря на заседании Политбюро и Президиума ЦКК и затем опубликованная в усеченном виде [42] . Она состояла из набора общих фраз, которые декларировали добрую волю по отношению к «сверхдемократическим» претензиям Троцкого и должны были в то же время успокоить недовольных, чьи голоса все громче слышались на партийных собраниях. «Только постоянная, живая идейная жизнь может сохранить партию такой, какой она сложилась до и во время революции, с постоянным критическим изучением своего прошлого, исправлением своих ошибок и коллективным обсуждением важнейших вопросов, — говорилось в резолюции. — «Требуется, чтобы руководящие партийные органы прислушивались к голосу широких партийных масс, не считали всякую критику проявлением фракционности и не толкали этим добросовестных и дисциплинированных партийцев на путь замкнутости и фракционности». Прекраснодушные лозунги процитированного документа почти полностью были заимствованы у Троцкого. Троцкий полагал, что одержал победу. Проблема оказалась в том, что лозунги никто не собирался выполнять.

42

Правда. 1923. 7 декабря.

Троцкий отлично понимал, что борьба за власть и за правильный, с его точки зрения, политический курс еще не завершена, но без должных к тому оснований он считал себя победителем на данном этапе схватки. Он стремился закрепить занятую позицию новым циклом выступлений. В то же время он убеждался, что сделать это будет не просто, ибо одновременно с принятием компромиссной резолюции высшие партаппаратчики продолжали нападки на его взгляды и на него лично. Как раз накануне принятия названной резолюции Сталин, выступавший на собрании партактива Краснопресненского района Москвы, получил записку: «Скажите, какое основание имеет слух в среде партийцев о каком-то письме тов. Троцкого? Каково его содержание? Довольно секретов. Сообщите». В ответ Сталин сначала заявил, что содержание этого документа по решению пленумов ЦК объявлено секретным, но вслед за этим якобы разгласил партийную «тайну», умышленно дезинформировав своих слушателей: «Переходить через известную грань дискуссии — это значит создать фракцию, это значит расколоть правительство… Это значит погубить советскую власть… На этом основании пленумы ЦК и ЦКК осудили товарищей».

Троцкий выступил с протестом, указав, что Сталин не имеет права самолично решать, что можно, а что нельзя говорить, раз содержание объявлено секретным. Вопрос обсуждался на Политбюро, которое одобрило поступок Сталина. Собственно, именно тогда Зиновьев в записке несколько параноидального характера предложил сталинскому большинству сплотиться для дальнейшей борьбы с Троцким: «Они действуют по всем правилам фракционного искусства. Если мы немедленно не создадим своей настоящей архисплоченной фракции — все пропадет. Я предлагаю этот вывод сделать в первую очередь. Я предлагаю завтра (в воскресенье) собраться специально по этому вопросу, — может быть у Сталина за городом или у меня. Промедление смерти подобно» [43] .

43

Известия ЦК КПСС. 1990. № 12. С. 164–168.

Разумеется, вечно паниковавший Зиновьев, призывая, вопреки решению X съезда, формально зафиксировать создание фракции, которая и так существовала в действительности, весьма преувеличивал опасность, нависшую со стороны Троцкого. Но теоретически угроза того, что после временного перемирия Троцкий может, перейдя в наступление, овладеть положением и повести за собой значительную часть партактива, бесспорно сохранялась. Поэтому на записке Зиновьева появились подписи Сталина, Томского, Каменева и Рыкова, засвидетельствовавшие согласие с Зиновьевым. По всей видимости, конспиративное совещание сталинской группы состоялось, хотя никаких сведений о нем в источниках нет.

Именно в этих условиях Троцкий 8 декабря написал статью «Новый курс. (Письмо к партийным совещаниям)», в котором развивал основные положения резолюции от 5 декабря. Впрочем, делал он это достаточно хитро, не выдвигая каких-либо принципиально новых предложений. Главным было требование замены «оказенившейся и обюрократившейся части партаппарата свежими силами, тесно связанными с жизнью коллектива или способными обеспечить такую связь». «Новый курс» должен был «начаться с того, чтобы в аппарате все почувствовали, снизу доверху, что никто не смеет терроризировать партию». Кто мог «терроризировать партию», было ясно уже всем партийцам, даже не очень грамотным, — сталинское большинство в партруководстве.

С задержкой в три дня, 11 декабря, Бухарин, являвшийся главным редактором «Правды», решился опубликовать письмо Троцкого в форме статьи [44] . Видимо, сделано это было по согласованию со Сталиным, потому что уже 13 декабря в «Правде» появилась передовая статья «Наша партия и оппортунизм», написанная Бухариным. Весь ее полемический запал был направлен на то, чтобы представить Троцкого в качестве «оппортуниста». Бухарин вспоминал и его антибольшевистское прошлое, и якобы неизбежную связь этого прошлого с настоящим, и то, что статья Троцкого будто бы противоречила резолюции Политбюро, хотя Троцкий предал гласности положения своего письма от 8 декабря под предлогом, что на них была основана резолюция Политбюро.

44

Правда. 1923. 11 декабря.

Троцкий обвинялся Бухариным также в том, что стремился подорвать авторитет центральных учреждений партии, в которых громадное большинство принадлежало ученикам Ленина. И пока Троцкий обдумывал, как отвечать на статью Бухарина и что это означает, в «Правде» 15 декабря появилась статья Сталина под очень длинным заголовком: «О дискуссии, о тов. Рафаиле, о стать ях тт. Преображенского и Сапронова и о письме тов. Троцкого». Сталин пытался связать выступления Троцкого с позицией других оппозиционеров, причем нарочито и пренебрежительно отодвигал Троцкого на последнее место в списке [45] .

45

Сталин И. О дискуссии, о тов. Рафаиле, о статьях тт. Преображенского и Сапронова и о письме тов. Троцкого // Правда. 1923. 15 декабря; Он же. Сочинения. М.: Госполитиздат, 1947. Т. 5. С. 371–387.

Дискуссия разгорелась с новой силой. Но теперь она уже не находилась под покровом глубокой секретности, а вышла на поверхность. Следовали новые и новые заявления Троцкого, Бухарина, «тройки», диспуты на партсобраниях и всевозможных совещаниях и съездах, в которых, однако, Троцкий не принимал участия в связи с продолжавшейся болезнью.

17 декабря было принято и на следующий день опубликовано в «Правде» постановление Политбюро, которое в очередной раз носило лицемерный, двойственный характер [46] . С одной стороны, впервые в отношении сторонников Троцкого употреблялся термин «оппозиция», которая, мол, использовала выступление Троцкого для обострения внутрипартийной борьбы. С другой стороны, высказывалось убеждение, что несогласие с Троцким имеется только «в тех или иных отдельных пунктах», а предположение, будто работа Политбюро ЦК, партийных и государственных учреждений возможна «без активнейшего участия тов. Троцкого», объявлялось злостным вымыслом. В заключение постановление Политбюро указывало на стремление сделать все возможное, чтобы «дружная работа была обеспечена и впредь». В том же духе было написано обращение Петроградской партийной организации, опубликованное в том же номере «Правды». Похоже, что все эти тексты подготовил Зиновьев.

46

Правда. 1923. 18 декабря.

18 декабря Троцкий написал письмо в редакцию «Правды»: «Я не отвечаю на некоторые специфические статьи, появившиеся за последнее время в «Правде», так как полагаю, что это более соответствует интересам партии и, в частности, ведущейся ныне дискуссии о «Новом курсе». На следующий день этот коротенький текст был опубликован в «Правде» с комментариями редакции (Бухарина) о том, что она готова «в любую минуту» предоставить Троцкому свои страницы для ответа» [47] .

47

Правда. 1923. 18 декабря.