Лев Троцкий. Большевик. 1917–1923
Шрифт:
Лишь в некоторых документах содержались попытки отойти от общих схоластических рассуждений на тему о том, что происходит — поворот или зигзаг, и попытаться разобраться в ситуации по существу. В этом смысле наиболее интересны были письма и заявления Преображенского и Сосновского. Сосновский, например, на основании анализа местной прессы и других публикаций стремился проникнуть в суть ситуации на селе, в причины политики усиленного давления на кулака, характерной для сталинского курса первой половины 1928 г. Он полагал, что этот нажим — проявление тактического, вынужденного отхода Сталина от «центристского» курса и связан не с изменением политики советской власти в деревне, а возникшими в данный момент хлебным дефицитом.
Более широкая социально-экономическая перспектива была представлена находившимся в городе Уральске Преображенским в его тезисах «Левый курс в деревне и перспективы», которые он послал И. Н. Смирнову, Муралову, Раковскому, Смилге и, разумеется, Троцкому. Автор исходил из того, что кризис в СССР, имевший место в 1928 г., был «кризисом длительным и кризисом социальным». В основе его Преображенский обнаруживал два основных явления: отставание с индустриализацией страны и противоречие между государственным хозяйством и капиталистическим развитием, которое автор связывал в основном
834
ГДА СБУ. Ф. 13. Од. зб. 282. Арк. 40–46. На том, что в СССР имеет место социальный кризис, Преображенский продолжал настаивать и позже, в частности в документе «В борьбе за ленинскую линию» (май 1928 г.).
Точки зрения левых и сталинского большинства действительно сблизились. Объективности ради следует указать, что оппозиционеры остались на своих старых позициях, в основе которых лежало убеждение в необходимости проводить индустриализацию в СССР за счет взимаемой с крестьянства дани, в свертывании рыночных отношений (и без того «свернутых»), в «перераспределении» национального дохода (уже давно и так перераспределенного в пользу государства), в дальнейшем нажиме на «капиталистические элементы» (советской властью давно уничтоженные). Сталин же действительно осуществил «левый поворот», причем более радикальный, чем тот, на который могла рассчитывать оппозиция, а в претворении в жизнь программы Троцкого пошел намного дальше, чем тот мог предполагать. Те, кто настаивал на сохранении и углублении НЭПа, оказались в числе новой «правой» оппозиции. И с ними Сталин планировал разделаться точно так же, как когда-то с левой, и даже жестче, поскольку правая оппозиция оказалась совсем малочисленной и состояла буквально из нескольких лидеров, поддерживавших Бухарина, Рыкова и Томского.
Однако не все оппозиционеры готовы были, как Преображенский, слепо приветствовать новую сталинскую «революцию сверху», грозившую очередной волной репрессий в отношении населения, прежде всего крестьянства, хотя вставать на защиту «мелкобуржуазного крестьянства» не позволяли марксистские догмы. Критику оппозицией сталинского курса лучше всего сформулировал оппозиционер И. К. Дашковский в письме Троцкому: «Тот бюрократический «нажим», который Сталин теперь проводит аппаратными методами, без активности пролетарских и организованных бедняцких масс, нельзя назвать левым, т. е. пролетарским курсом. Нажим направо, сопровождающийся полицейским режимом в партии, арестами и ссылками оппозиционеров, предвидевших и предупреждавших о растущих опасностях, есть только бюрократическое извращение левой, т. е. пролетарской, линии».
Иными словами, оппозиция считала политику Сталина правой не из-за разногласий в политическом курсе, а из-за расхождений в методах достижения и в способах реализации общей для Троцкого и Сталина программы. Во внешней политике, там, где Троцкий предлагал захватывать власть на гребне стихийных народных восстаний, Сталин планировал использовать прежде всего Красную армию. В политике внутренней, там, где левая оппозиция планировала наступать на крестьянина «пролетарскими и организованными бедняцкими массами», Сталин решал проблемы «аппаратным нажимом» и «полицейскими» методами, то есть через сплошную коллективизацию и репрессии.
Троцкий, однако, упрямо продолжал называть Сталина «термидорианцем» на том основании, что тот хоть и повернул круто влево, применив и до крайности заострив лозунги, украденные у оппозиции, продолжал при этом усиливать преследование тех оппозиционеров, которые не стали перед ним на колени. Таковых, впрочем, оставалось все меньше и меньше. Для оправдания «капитуляции» перед Сталиным деятели оппозиции продолжали использовать словесную эквилибристику, связанную в основном с жонглированием категориями диалектики, позволявшей на базе «единства и борьбы противоречий» делать любые, удобные в данный момент выводы. Тем не менее остатки организованных групп оппозиционеров сохранялись как в столице, так и на периферии. По данным ОГПУ, в феврале — марте 1928 г. в Москве возобновилась деятельность групп «троцкистов», в которых участвовали главным образом студенты и служащие. Рабочих было очень мало. В Алма-Ату был послан представитель «центра» Ф. Юдин, которому удалось передать Троцкому пакет материалов. По возвращении Юдин передал москвичам директиву Троцкого «действовать в соответствии с особенностями момента», поскольку в Москве «легче разобраться в обстановке». Но «разобраться» им было не так уж легко. Сначала был арестован Юдин [835] . Затем, 9 апреля, был арестован практически весь «московский центр». Скрыться удалось только трем москвичам, и они предприняли очередную попытку создать некое подобие нового «центра», который пытался перепечатывать и рассылать письма Троцкого и другие документы оппозиции [836] .
835
После ареста он был сослан в г. Ачинск (Архив Троцкого. Харьков: Око, 2001. Т. 2. С. 83–87).
836
ГДА СБУ. Ф. 13. Од. зб. 282. Арк. 17–18.
Немалый скандал произошел во время VIII съезда ВЛКСМ, когда в Большом театре 5 мая 1928 г. было разбросано около 200 оппозиционных листовок, причем виновники обнаружены не были. По данным ОГПУ, наряду с Москвой и Ленинградом, «троцкисты» продолжали сохранять свои активные организации на Украине, Северном Кавказе, в Казахстане, а также в Иваново-Вознесенске [837] .
Летом 1928 г. руководство ОГПУ констатировало, что «троцкистский актив» в Москве живо обсуждает полемику между Троцким, Радеком и Преображенским. Лишь некоторые из этих «активистов» поддерживали настроения примирения с ЦК, большая же часть считала политику ЦК «центристским метанием», неустойчивым и безнадежным, выступала за продолжение решительной борьбы против нынешнего партруководства. При этом ОГПУ уточняло, что «есть значительные кадры отходящих от оппозиции, которые подают заявления об обратном принятии в партию, целиком осуждают оппозицию и троцкизм, признавая их меньшевистский характер, и порывают с фракционностью, неизбежно скатывающейся на путь второй партии» [838] .837
Там же. Арк. 20.
838
Там же. Арк. 46–47.
В угоду высшему руководству партии, а может быть, действительно так считая, ОГПУ объявляло, что самой характерной чертой для «троцкистской оппозиции» в данный момент является все более усиливавшийся идейный и организационный разброд. Причинами этого назывались разгром кадров и технического аппарата оппозиции органами ОГПУ, «взаимная грызня внутри фракции и взаимные обвинения в провокаторстве и предательстве», отсутствие единых взглядов по кардинальным вопросам. Этот анализ не был далек от истины. Цели Троцкого и его единомышленников тоже были определены правильно, за исключением пункта о намерении создать вторую партию: «Изучение документов троцкистской фракции послесъездовского периода и самый характер работы ее подполья не оставляет сомнений в том, что подлинной установкой этой фракции является завоевание большинства в партии и политического руководства далеко не «реформистскими» методами, а путем организации недовольных элементов в рабочем классе и вне его и создания массовой борьбы за смену политического руководства в стране. Не подлежит сомнению, что наиболее экстремистские элементы троцкизма неустанно работают над построением второй партии».
«Троцкизм» объявлялся органами госбезопасности «партией мелкобуржуазной городской интеллигенции, уставшей от режима пролетарской диктатуры, чуждой рабочему классу, считающей заранее дело социализма в СССР проигранным, гибель соввласти неизбежной и беспомощно мятущейся в поисках выхода из собственного безнадежного тупика» [839] . Этими помпезными лозунгами, отражавшими реальное положение оппозиционеров и их намерения, определялся тот вектор действий против оппозиции, который был угоден сталинскому руководству: постепенное усиление репрессий, в первую очередь против рядовой массы и среднего звена оппозиции, а затем и против ее лидеров.
839
ГДА СБУ. Ф. 13. Од. зб. 282. Арк. 50.
Следует отметить, что к этому времени кроме левой и правой оппозиции у Сталина появился еще один идеологический противник: оформившиеся в независимую оппозиционную группу демократические централисты. В отношении их ОГПУ давало куда более жесткие оценки. По словам докладной ОГПУ, децисты переродились в «антисоветскую, полуанархистскую, полуфашистскую группу, стоящую за крайние методы борьбы с советским режимом». И хотя по своей численности децисты были малочисленны и в этом плане не могли идти в сравнение с левой оппозицией, ОГПУ отмечало, что оба течения неоднократно вели переговоры о совместных действиях и возможном слиянии. В частности, такие переговоры с «сапроновцами» от «троцкистов» вел в марте 1928 г. Владимир Косиор (Кассиор) [840] , еще один брат-оппозиционер большевистского руководителя Станислава Косиора.
840
Косиор (Кассиор, Коссиор) В. В. (1891–1938) — младший брат С. В. Косиора, социал-демократ с 1907 г., большевик. После Октябрьского переворота 1917 г. работал инструктором ЦК РКП(б), затем в редакции газеты «Труд». Участник объединенной оппозиции 1926–1927 гг. В конце 1927 г. исключен из партии, затем сослан. После покаянного заявления восстановлен в партии и возвращен из ссылки, но впоследствии вновь исключен и арестован. Расстрелян в Воркуте.
ОГПУ считало, что среди децистов преобладало течение, резко отрицательно относившееся к перспективе слияния с левой оппозицией и выступавшее против «реформистского характера» тактики Троцкого. Особенно серьезные разногласия выявлялись по отношению к стачкам. В противоположность курсу сторонников Троцкого на предотвращение стачек, децисты ставили перед собой задачу активного участия в них, а по возможности — руководства ими. В практической работе децистов все большее значение имела конспирация (условные коды, шифры, конспиративные адреса, тайнопись, явки и т. п.). Предусматривался переход на нелегальное положение лиц, которым угрожали аресты [841] . Еще более радикальной была незначительная оппозиционная коммунистическая группа «Рабочий путь к власти», в которой слились остатки «рабочей оппозиции» и ранее ликвидированной группы «Рабочий путь» Г. И. Мясникова [842] , исключенного из партии в 1922 г. Эта группа пыталась печатать на ротаторе свою газету, в которой резко критиковался режим Сталина и платформа Троцкого, а сам Троцкий обвинялся в беспринципности и борьбе за власть над рабочим классом [843] .
841
ГДА СБУ. Ф. 13. Од. зб. 282. Арк. 51–58.
842
Мясников Гавриил Ильич (1889–1945) — уральский большевик с 1905 г. Инициатор убийства великого князя Михаила Романова в 1918 г. В 1920–1922 гг. член рабочей оппозиции. В 1922 г. исключен из партии, в 1923 г. арестован, в 1927 г. освобожден и сослан в Ереван. В 1928 г. бежал в Персию. В 1930–1944 гг. жил во Франции. Затем возвратился в СССР. Был арестован и расстрелян.
843
ГДА СБУ. Ф. 13. Од. зб. 282. Арк. 17–18, 59.