Лев (в сокращении)

— Да, если сможете. — Однако он все-таки добавил: — Это интересная мысль и, возможно, единственный способ захватить или убить его. Но, Джон, если вы расставите для него ловушку, он может сделать то же самое для вас.

— Правильно. Я помню об этом. Если вы не хотите быть собственно приманкой, мы все равно можем придумать для вас какую-нибудь программу защиты.

Он опять помолчал, поразмышлял.

— Вы знаете, здесь я в безопасности, и я не собираюсь отсюда уходить, пока Халила не убьют, не захватят или он не улетит… так что я не уверен, что нуждаюсь в вашей защите.

В подтексте было, решил я, что Борис не хочет привлекать к «Светлане» внимание полиции и ФБР по разным причинам, как законным, так и не очень. Еще мне пришло в голову, что Борис пришел к тем же выводам, что и я, и захотел убить Асада Халила без вмешательства полиции и ФБР. Я подозревал, что Борис хотел убить Асада Халила, потому что тот знал о нем что-то такое, что не вполне соответствовало показаниям, которые он дал ЦРУ три года назад. Борис был бы не первым перебежчиком, которого выслали назад в родную страну.

— Ладно, Борис, — сказал я. — Я знаю, о чем вы думаете. Если кто и может захватить или убить Халила, так это вы. Но не будьте слишком самонадеянны. Халил провел эти три года отнюдь не в ночном клубе, попивая водку.

Это его задело, как я и рассчитывал. Он подался ко мне и сказал:

— У меня нет страха перед этим человеком. Я научил его всему, что он знает и умеет, и хорошо будет преподать ему этот последний урок.

— Что ж, я передам ваш отказ от защиты. Это ваше право — отказаться от защиты полиции, и, разумеется, соглашаться быть приманкой вы не обязаны, это дело сугубо добровольное. Но если вам удастся взять его живым, позвоните мне первому.

— Если хотите.

Борис стал неразговорчив — мне пора было уходить. Теперь я должен доложить об этой встрече Уолшу и Пареси. Можно и не афишировать того, как далеко я зашел, — копы и агенты часто что-то делают, не докладываясь боссу. Но если о подобных вещах не докладывать немедленно, могут возникнуть проблемы.

А с другой стороны… Никто ведь не знает, что я здесь. То есть я хочу сказать, Уолш очень ясно дал понять, что мои обязанности ограниченны. А мы с Борисом, похоже, солидарны в том, что Халил должен быть не задержан, а убит.

Борис задумался. Наконец он поднял на меня взгляд и сказал:

— Дайте мне неделю. И себе тоже. Я думаю, через неделю один из нас решит эту проблему наилучшим образом.

Конечно, я ответил:

— Дело не в нас. Существуют еще закон, правосудие.

Он опять покачал головой:

— Нет, именно в нас.

Я не хотел продолжения этой темы, поэтому сменил ее.

— У вас есть моя карточка, — сказал я, поднимаясь. — Мне нужны номера ваших телефонов.

Он вытащил из внутреннего кармана свою карточку и ручку, написал что-то и протянул карточку мне со словами:

— Держите меня в курсе.

Я же вынул из кармана фотографию Халила, отдал ему и сказал:

— Размножьте и раздайте своим людям.

— Спасибо. — Он поднялся, подошел к телефону, нажал кнопку и сказал что-то по-русски.

Короткая музыкальная фраза — Чайковский, — и Борис подходит к двери, смотрит в глазок, отпирает дверь. За мной пришел Виктор. Направляясь к двери, я сказал Борису:

— Когда вы смотрите в глазок, есть опасность получить ранение в голову, если с другой стороны к нему прижат пистолет.

Бориса явно задела моя критика его процедур безопасности.

— Спасибо, детектив, — обиженно сказал он.

— А вам спасибо за то, что нашли для меня время.

Такси от Брайтон-Бич доставило меня прямо в мой подземный гараж и сделало на сорок баксов беднее — за страхование жизни это недорого. На грузовом лифте я поднялся прямо в свою квартиру, и, похоже, никто из группы наблюдения не заметил моего отсутствия.

Так или иначе, наступило утро среды, и я готовился ехать к Кейт, в Бельвью. Зазвонил мобильный: Пареси.

— Кори, — ответил я.

— Что ты делал вчера вечером, вернувшись из больницы? Рамос, который дежурил у тебя в вестибюле, звонил тебе и по домашнему, и по мобильному, и в домофон, но ты не отвечал.

Охо-хо. Теперь придется оправдываться.

— Вырубился. Часов с десяти меня не существовало для мира. А чего было нужно Рамосу?

— Ничего. Дежурная проверка.

Подводим итог: у Пареси нет доказательств, что я выходил из дома.

— Капитан, — сказал я обиженно, — я все-таки коп, а не какой-нибудь информатор из рядов мафии.

Пареси помолчал.

— Ладно, — сказал он наконец. — Как дела у Кейт?

— Настолько хорошо, что ее уже могли бы выписать, но Уолш не разрешает. Кстати, надо сделать свидетельство о смерти, зарегистрированное в округе Салливан, и соответственно изменить записи в бумагах медицинского центра Кэтскила.

— Ладно, сделаю. Так ты не видел или не слышал чего-нибудь, о чем мне следовало бы знать?

Это был мой последний шанс рассказать о Борисе. Борис просил меня, чтобы неделю полиция и ФБР к нему не совались, — неделю, чтобы посмотреть, попытается ли Халил его прикончить в его логове. Цель Бориса — заставить Халила замолчать навеки, что вполне совпадает с моей целью. С другой стороны, Борис может в любой момент позвонить и сказать, что он передумал, и попросить прислать полицию для обеспечения его безопасности. Или, третий вариант, Борис уже, может быть, удирает в Москву вместе со своей женой. Тяжелый выбор.

— Алло, Джон?

— Кажется, нет. — Я сменил тему и спросил: — Не заметил ли Отдел спецопераций чего необычного в берлогах плохих парней?

— Нет. Сейчас мы с помощью агентов по недвижимости проверяем подозрительные помещения, снятые корпорациями, но это отнимает очень много времени, и результаты будут нескоро.

— Я тут подумал, что, будь я помощником Халила в Нью-Йорке, я бы снял квартиру прямо на моей улице, чтобы постоянно держать под наблюдением мой дом, — сказал я. — Выделите людей проверить.

— Хорошая мысль… Не выходи на балкон, — посоветовал он.

— Я как раз собирался пригласить вас выпить у меня на балконе.

Иногда Пареси нравился мой черный юмор, но не сегодня.

— Должен тебе сказать, что народу не хватает, но я посмотрю, может, ФБР даст нескольких человек.

Припомнив собственное непродуктивное наблюдение за иранским дипломатом, я предложил:

— Снимите людей с наружки. Наше дело приоритетнее.

— Да, конечно. Но ты не представляешь, сколько информации мы получили, сколько установили связей и предотвратили угроз в последние месяцы, когда стали этим заниматься.