Лев

Смотрю ему в глаза.

— Зачем?

Вздыхаю.

Молчит. Чуть улыбается. Его забавляет моя растерянность?

— Скажите зачем.

Молчит. Ждёт. Пристально, изучающе смотрит в глаза.

Пожимаю плечами, взяв бокал, делаю глоток. Смотрю в сторону. Вино действительно вкусное. Только вот рука у меня чуть дрожит.

— Жёстко вы себя угнетаете, — произносит он. — Я так понимаю: это давняя привычка. Впрочем, тем интереснее.

— Я для вас что, — вспыхиваю я, — мышка какая-то лабораторная?

— О нет, — качает головой он, и я вижу искренность в его глазах. — Но очень хочется, откуда в вас это и зачем это вам.

— Вы долго будете загадками разговаривать? — начинаю чуть раздражаться.

— Матерное слово. Одно. Любое.

— Хуй, — не выдерживаю я. Прищурившись, с вызовом смотрю ему в глаза. — Довольны? — добавляю я.

— Да, — невозмвутимо отвечает он. — Вполне. Теперь вопрос. Почему "хуй"?

Закатываю глаза. Ну что за бред?

— Лев, вам делать нечего, что ли?

— Почему именно "хуй"? Почему не "пизда", не "блядь", не что-нибудь другое?

— Просто пришло на ум, — пожав плечами, отвечаю я.

Раздражаюсь всё больше. Он специально это делает? Он сейчас добъётся того, что я встану и снова уйду.

— Олеся, — вы думаете я на вас нападаю? — вполне дружелюбно спрашивает он.

— Нет, но я не понимаю, зачем это идиотский разговор…

— Он не идиотский, — совершенно серьёзно возражает он. — Скажите, у вас дома есть вибратор?

Секунды две, молча охреневая, смотрю ему в глаза.

— Я сейчас встану, — сглотнув, строго произношу я, — и уйду.

— Есть, — щурит глаза он, и улыбается.

Быстро встаю, но он тут же хватает меня за руку. Не больно, но крепко. За запястье.

— Сядьте, — спокойно произносит он. — Я готов принести извинения, но прежде, хочу, чтобы вы меня выслушали. Поверьте, спустя какое-то время вы будете мне благодарны.

Замерев, раздумываю. Сердце колотится бешено просто. Вздохнув, опускаюсь на стул и в этом момент Лев выпускает мою руку. Нервно делаю глоток вина и поставив бокал на стол, смотрю Льву в глаза.

— Я вас слушаю.

— Олесь, вы когда-нибудь видели сексуально возбуждённую женщину?

— Я на такие вещи не…

Он поднимает ладонь, и я осекаюсь.

— Понятно, — говорит он. — А хотите увидеть?

— Нет, — морщусь я. — Зачем мне это?

— Если посмотрите в зеркало — увидите. Олеся, зачем вы себя насилуете? В угоду чему? Вы думаете, я осуждаю то, что вы завелись?

— Я не завелась, — резко отвечаю я. — Вам кажется.

— Да нет, — мягко усмехается он. — Мне вовсе не кажется. У меня глаз намётан. Впрочем, в данном случае этом нет необходимости. Потому что вы так сильно возбуждены, что даже полуслепому идиоту это было бы заметно.

— Чего вы добиваетесь? — хмурюсь я.

Он вздыхает.

— Я же сказал, Олеся. Откровенности. Просто хочу видеть перед собой настоящую вас. Дай, ей, пожалуйста, немного свободы.

Сглатываю.

— Зачем? — ловлю себя на том, что мой голос прозвучал хрипловато. Чуть откашливаюсь.

— Затем, — пристально гляда мне в глаза, негромко, бархатно как-то, произносит он, — что я вас очень хочу. Если бы вы знали, как сильно, вы бы возбудились ещё сильнее.

Не понимаю, что со мной происходит. Но коленки прям дрожат мелко-мелко. И вообще, я очень странно себя чувствую. Я ведь действительно очень возбудилась. С чего бы? От этого взгляда? От голоса?

Опускаю руки, кладу их на колени и сцепляю пальцы в замок. Сжимаю сильно. И ноги тоже свожу вместе. Потому что… потому что… бред какой-то…

А он всё смотрит и смотрит мне в глаза.

— Поговорите со мнофй так, как не говорите с другими мужчинами. Как не говорили никогда. Откровенно. Без вот этих зажимов. Без этой попытки показать себя кем-то иной. Зачем вы всё это делаете? Вы же безумно страстная девушка. Я же вижу. И вы даже не представляете, как меня это возбуждает. От вас будто жар исходит. Пульсация. Вы же полны желания. Зачем вы это пытаетесь подавить? У вас всё равно не получается.

Искуситель какой-то… Взгляд его порочный, слова, голос, интонации, аромат парфюма… Что ж меня так колбасит-то…

— Лев… — выдыхаю я.

— Да? — его левая бровь чуть взлетает вверх.

— Перестаньте, пожалуйста… — опускаю взгляд и снова заставляю себя посмотреть ему в глаза. — Прошу вас…

Вижу его улыбку. Очень красивую. Сукин ты сын, что же ты со мной делаешь…

— Хорошо, — произносит он. — Но с одним условием.

Какой наглец…

— Оно не трудное, — добавляет он.

— С каким… — сглатываю, робея из-за его взгляда, — условием?…

— Перейдём на "ты"?

А в глазах у него смешливые искорки. Сукин ты сын…

Глава двадцатая

Чуть прищурившись, внимательно смотрю на него.

— Я правильно понимаю, Лев, — осторожно произношу я, — что вы тем самым склоняете меня к сексу с вами? Что это переход на "ты" — нечто большее, нежели просто желание уйти от официоза?

Он мягко улыбается мне. Глаза лучатся теплом и добродушием. Ему, суровому и бородатому мужчине-атлету, привыкшему к дорогим костюмам, мужчине с часто хмурым, тяжёлым взглядом из-под широких тёмных бровей, это, похоже, не очень свойствейственно. И это дополнительно смущает и настораживает меня. В глубине его умных, внимательных глаз, будто прыгают искорки озорства.

В этот момент, когда я, загипнотизированная взглядом сильного, красивого мужчины напротив, сосредоточена на нём, к нам, наконец, подходит официантка. В руках у неё поднос, с которого она принимается составлять блюда на стол. Мясо дымится и пахнет так, что у меня мгновенно начинает сосать под ложечкой, и даже немного урчит в животе. Оказывается, я проголодалась. Овощи и зелень тоже пахнут просто сногшибательно.

— Хотите ещё вина? — спрашивает меня девушка.

Не успеваю я ответить, как Лев произносит: "Да, повторите, пожалуйста".

Когда она уходит, Лев, не спешит приступать к еде. Вместо этого, он поднимает свой бокал с соком, улыбнувшись кивает мне, и, на этот раз не чокаясь, допивает сок в пару глотков. Ставит бокал и снова подаётся ко мне. Чуть отстраняюсь.

— Почему вы так думаете? — насмешливо спрашивает он, пристально глядя в глаза. — Я про переход.

— Заметьте, — качнув головой, отвечаю я. — Вы отвечаете вопрос на вопрос.

— Вслед за вами, — улыбается он. — Вы, должно быть, не обратили внимания, но сначала вопросом на вопрос ответили вы, Олеся.