Левая рука тьмы

Снега нет, хотя небо высоко над головой затянуто облаками. В сумерках на плато — минус четыре градуса. Под ногами мешанина из фирна, молодого льда, старого льда. Новый лед подкидывает нам сюрпризы своими скользкими синеватыми обломками, которые нельзя рассмотреть из-за белого сияния. Оба мы изрядно вымотались. Я проскользил пятнадцать футов на животе по скользкому откосу. Ай, запряженный в постромки, так и согнулся от смеха. Извинившись, он объяснил, что считал себя единственным человеком на Геттене, который скользит по льду.

Сегодня тринадцать миль, но если мы будем стараться сохранить такую скорость движения среди этих торосов и открывающихся перед нами трещин, скоро совершенно выбьемся из сил, и нас постигнет куда большая неприятность, чем скольжение на животе.

Восковая расплывающаяся луна висит низко над головой, она мрачна, как засохшая кровь, ее окружает огромное коричневатое искрящееся гало.

ДЕНЬ ДЖИУРНИ МЕСЯЦА ТХАНЕРНА. Пошел снег, поднялся ветер, и температура падает. Сегодня опять тринадцать миль, которые довели пройденное нами расстояние, когда мы остановились разбить лагерь, до 254 миль. В среднем мы делаем десять с половиной миль в день. 75 или 100 таких миль не дали нам преимущества. Мы не ближе к Кархиду, чем были в начале пути. Но попав сюда, мы обрели, как мне кажется, лучшие шансы.

После того как, выбравшись сюда, мы ушли из-под сени вулканов, мы заняты не только трудами и заботами и снова стали беседовать в палатке после еды. Поскольку я в кеммере, мне стало легче выносить присутствие Ая, но все равно это нелегко в двухместной палатке. Беда в том, что он, по своему странному обыкновению, тоже находится в кеммере; он всегда в кеммере. Должно быть, это странное низкопробное удовольствие, когда за все дни года ты так и не познаешь радости выбора, который дает секс, но так оно и есть, и это досталось мне. Сегодня вечером было почти невозможно скрывать то физическое напряжение, которое для меня связано с его присутствием, и я слишком устал, чтобы то впадать в забытье, то иным образом как-то держать себя в руках. Наконец он спросил, может ли он чем-нибудь помочь мне. Не без смущения я объяснил ему свое затруднительное состояние. Я боялся, что он поднимет меня на смех. Ведь он теперь не более странен и представляет собой не большее сексуальное отклонение, чем я сам; здесь, во Льдах, каждый из нас одинок и предоставлен сам себе, я отрезан от своего общества и от подобных мне, от их норм и правил, как и он. Здесь вокруг нет других геттениан, которым можно объяснить свое состояние и получить от них поддержку. В конце концов мы совершенно равны, равны в своем одиночестве. Конечно, он не стал смеяться. Он стал говорить с такой мягкостью, которой я раньше не знал в нем. И немного погодя, он тоже стал говорить о нашей отрезанности от мира, об одиночестве.

— Ваша раса совершенно одинока в мире. Среди млекопитающих существ такого не встречается. Не существует амбисексуальных существ. Эта особенность должна окрашивать и ваш образ мышления. Вы уникальны. Я не имею в виду научное мышление — хотя вы выдающиеся мастера создавать гипотезы, — объясняющее тот экстраординарный факт, что вас создало такими развитие эволюционного процесса, образовав непроходимую пропасть между нами и низшими животными. Но с философской точки зрения, с эмоциональной — ощущение такого одиночества, такой враждебности окружающего мира неминуемо должно было повлиять на ваше мировоззрение.

— Иомешта считает, что уникальность человека говорит о его божественности.

— Властители Земли, да, я слышал… Другие культы на других планетах приходят к тому же. Они стремятся привнести в себя агрессивность, динамичность, ломающую все экологические законы. Определенным образом тому примером Оргорейн. Что говорит Хандарра?

— Видите ли, в Хандарре… в ней нет ни теорий, ни догм… Может быть, их меньше заботит пропасть между людьми и животными, ибо они больше заняты их сходством, связями того целого, для которого все живое есть лишь его часть. — Весь день у меня в голове крутилось Уложение Тормера, и я произнес эти слова:

Свет — всего лишь левая рука тьмы,А тьма — всего лишь правая рука света.Два — это один, жизнь и смерть, лежащиеРядом, как любовники в кеммере,Как руки, что сплелись вместе,Как завершение пути и как его начало.

Голос мой дрогнул, когда я произносил эти строчки, потому что я вспомнил, как читал их в письме, написанном мне братом перед смертью.

Ай задумался и, помолчав некоторое время, сказал:

— Вы и сами по себе, и вы неразделимы. Может быть, вы столь же преданы цельности, как мы дуализму.

— И мы дуалисты. Дуализм — это сущность, не так ли. Пока есть я сам по себе, есть и другой.

— Я и Ты, — сказал он. — Да, так есть, и это гораздо больше секса…

— Скажите мне, чем другой пол у вас отличается от вас?

Он удивленно посмотрел на меня, и, в сущности, вопрос мой удивил и меня самого; кеммер делает человека непосредственным и откровенным. Но оба мы были застенчивы.

— Я никогда не думал об этом, — сказал он. — Вам никогда не приходилось видеть женщин. — Он употребил слово земного происхождения, которое я знал.

— Я видел ваши изображения их. Женщины выглядят как беременные геттениане, но у них груди больше. Отличаются ли они от вашего пола в умственном смысле? Ведут ли они себя, как другие существа?

— Нет. Да. Нет, конечно, нет, в самом деле, нет. Но разница очень важна. Я думаю, что самое важное, единственный и самый весомый фактор в жизни любого человека заключается в том, рождается ли он мужчиной или женщиной. В подавляющем большинстве обществ это определяет и то, чего от него ждут, и его социальную активность, кругозор, этику, манеры — словом, почти все. Словарь. Излюбленные выражения. Одежду. Даже питание… Женщины… женщины стараются поменьше есть. Очень трудно отделить врожденные отличия от усвоенных. Даже когда женщины участвуют на равных вместе с мужчинами в жизни общества, для них все равно остается самым главным — рождение ребенка и воспитание его…

— То есть, равенство не является всеобщим правилом? Стоят ли они ниже в умственном смысле?

— Не знаю. Они не часто становятся математиками или композиторами, изобретателями или абстрактными мыслителями. Но это не означает, что они глупее. Они менее развиты в физическом смысле, но несколько более выносливы, чем мужчины. Психологически же…

После того, как Ай долго молчал, глядя на раскаленную печку, он покачал головой.

— Харт, — сказал он. — Я не могу рассказать вам, что собой представляют женщины. Вы знаете, я никогда не думал на эту тему в абстрактном смысле, да и — Господи! — сейчас я практически и забыл о них. Вы не понимаете. В чувственном смысле женщины сейчас так же чужды мне, как и вы. Во всяком случае, я считаю, что мы с вами одного пола… — Он посмотрел на меня смущенно и растерянно засмеявшись. Сам же я испытывал сложные чувства, и мы оставили этот разговор.

ДЕНЬ ИРНИ МЕСЯЦА ТХАНЕРНА. Сегодня мы на лыжах прошли по компасу восемнадцать миль к востоку — северо-востоку. В течение первого же часа мы вышли из зоны торошения и трещин. Оба мы по очереди тащили сани; первым пошел я с шестом в руках, пробуя снежный покров перед собой, но в этом не было необходимости: на толстом льду лежал покров твердого фирна в два фута, а на нем после последнего снегопада было несколько дюймов свежего снега, что давало отличное скольжение. И мы, и сани двигались так легко, что трудно было поверить, что мы тащим за собой не меньше сотни фунтов груза. К полудню мы даже не поменялись местами, потому что сани были почти невесомы на таком гладком снеге. Оставалось только пожалеть, что нам пришлось так трудно через скалы карабкаться кверху, когда сани были сильно нагружены. Теперь мы двигались спокойно и легко. Слишком легко: я поймал себя на том, что все время думаю о припасах. Мы употребляем, как сказал Ай, эфемерное количество пищи. Весь день мы безостановочно двигались по ледяной равнине, сплошная белизна которой простиралась под синевато-серым небом, и первозданность ее ничего не нарушало, кроме нескольких черных пиков-нунатаков, далеко в стороне от нас, меж которыми стояла черная пелена, дыхание Драмнера. И больше ничего — лишь туманный диск солнца и льды вокруг.

17. МИФ О СОТВОРЕНИИ ОРГОТЫ

Происхождение этого мифа относится к доисторическим временам; имеется много его вариантов. Эта очень примитивная версия взята из доиомешского текста, найденного в раке Пещеры Исенпет Прибрежья Гобрина.

В начале начал не было ничего, кроме льда и солнца.

Солнце светило много лет и протаяло глубокую трещину во льду. На краю были большие куски льда, и дна у нее не было. Капли воды сползали с ледяных глыб по краям пропасти и падали вниз и вниз. Одна из глыб сказала: «Я истекаю кровью». Другая из глыб сказала: «Я плачу». Третья сказала: «Я потею».