Левиафан

Все это время, помня трагедию прошлой цивилизации, которая пошла по пути общества потребления и погибла, Морев с Сокуровым и его офицеры, проводили в Совете Лиги политику совершенно иных ценностей.

Главным моряки считали духовность и культуру, все остальное производными от них. И это находило живой отклик среди индейцев. Привыкшие жить в единении с природой и пользоваться самым необходимым, они оставались чужды духу стяжательства и превыше всего ценили свободу.

— Может быть, это и есть та самая общность людей, которую мы в свое время пытались создать в СССР? — спросил как-то у Сокурова Лобанов.

— Вполне возможно, — ответил тот. — И нам есть чему у них поучиться.

…В один из теплых октябрьских дней, именуемых на Великих равнинах «индейским летом», когда стада бизонов двигаются на юг, а по небу в сторону океана тянутся птичьи стаи, в просторном вигваме Текумсе собрались гости.

После наступления мира он со своим племенем вернулся в штат Мичиган и, освоив грамоту, занялся написанием истории своего народа.

Здесь находились постаревшие, но еще полные сил Тенскватава, Медвежье Плечо и Черный Ястреб, а также приехавшие из столицы Морев с Сокуровым и Круглов.

Адмирал был с десятилетним сыном, а старпом — с женой Сашенькой и дочерью, обрученной с младшим сыном Черного Ястреба.

Накануне, после торжественной встречи, для гостей-мужчин была организована охота, а теперь, после сытного обеда, они курили трубки и слушали переведенную на индейский язык Длинным крылом песнь о Гайавате.

Если спросите — откуда, Эти сказки и легенды, С их лесным благоуханьем, Влажной свежестью долины, Голубым дымком вигвамов, Шумом рек и водопадов, Шумом, диким и стозвучным, Как в горах раскаты грома? — Я скажу вам, я отвечу, —

напевно декламировал старый воин, глядя сквозь открытый полог на уходящие к горизонту Великие равнины, и все внимали.

«От лесов, равнин пустынных, От озер Страны Полночной, Из страны Оджибуэев, Из страны Дакотов диких, С гор и тундр, с болотных топей, Где среди осоки бродит Цапля сизая, Шух-шухга. Повторяю эти сказки, Эти старые преданья По напевам сладкозвучным Музыканта Навадаги», —

лились чудные строки и уносили слушателей в мир грез.

Если спросите, где слышал, Где нашел их Навадага, — Я скажу вам, я отвечу: «В гнездах певчих птиц, по рощам, На прудах, в норах бобровых, На лугах, в следах бизонов, На скалах, в орлиных гнездах. Эти песни раздавались На болотах и на топях, В тундрах севера печальных, Читовэйк, зуек, там пел их, Манг, нырок, гусь дикий, Вава, Цапля сизая, Шух-шухга, И глухарка, Мушкодаза». Если б дальше вы спросили: «Кто же этот Навадага? Расскажи про Навадагу!» — Я тотчас бы вам ответил На вопрос такою речью: «Средь долины Тавазэнта, В тишине лугов зеленых…» У излучистых потоков, Жил когда-то Навадага. Вкруг индейского селенья Расстилались нивы, долы, А вдали стояли сосны, Бор стоял, зеленый — летом, Белый — в зимние морозы, Полный вздохов, полный песен. Те веселые потоки Были видны на долине По разливам их — весною, По ольхам сребристым — летом, По туману — в день осенний, По руслу — зимой холодной. Возле них жил Навагада Средь долины Тавазэнта, В тишине лугов зеленых. Там он пел о Гайавате, Пел мне Песнь о Гайавате, — О его рожденье дивном, О его великой жизни: Как постился и молился, Как трудился Гайавата, Чтоб народ его был счастлив, Чтоб он шел к добру и правде. Вы, кто любите природу — Сумрак леса, шепот листьев, В блеске солнечном долины, Бурный ливень, и метели, И стремительные реки В неприступных дебрях бора, И в горах раскаты грома, Что как хлопанье орлиных Тяжких крыльев раздаются, — Вам принес я эти саги, Эту Песнь о Гайавате! Вы, кто любите легенды И народные баллады, Этот голос дней минувших, Голос прошлого, манящий К молчаливому раздумью, Говорящий так по-детски, Что едва уловит ухо, Песня это или сказка, — Вам из диких стран принес я Эту Песнь о Гайавате! Вы, в чьем юном, чистом сердце Сохранилась вера в Бога, В искру Божью в человеке; Вы, кто помните, что вечно Человеческое сердце Знало горести, сомненья И порывы к светлой правде, Что в глубоком мраке жизни Нас ведет и укрепляет Провидение незримо, — Вам бесхитростно пою я, Эту Песнь о Гайавате! Вы, которые, блуждая По околицам зеленым, Где, склонившись на ограду, Поседевшую от моха, Барбарис висит, краснея, Забываетесь порою На запущенном погосте И читаете в раздумье На могильном камне надпись, Неумелую, простую, Но исполненную скорби, И любви, и чистой веры, — Прочитайте эти руны, Эту Песнь о Гайавате!

И проникаясь величием того, что было, каждый думал о будущем.

Будущем, которое они вместе строили. Пойдя по новому пути.

А за всем из бескрайних просторов Космоса наблюдал Творец.

В свое время он создал эту голубую планету, все живущее на ней и вдохнул в жизнь разум.

Но что-то вскоре пошло не так. Созданные «по образу и подобию» стали бороться за земные блага, угнетать и порабощать друг друга.

Творец послал к ним для умиротворения своего сына.

Люди его распяли.

А потом стали ханжески прославлять и, прикрываясь великим именем, продолжать то, что начали.

Планета погрузилась в хаос войн, эпидемий и катаклизмов.

Созданные «по образу и подобию» гибли цивилизациями.

Творец возрождал их снова и снова, но те становились еще более алчными, подлыми и жестокими.

И тогда случилось то, что случилось.

В ядерной круговерти исчезла самая могучая и процветающая.

Творец опечалился и больше не смотрел на мертвую планету. У него было много дел во Вселенной.

А как-то раз, отдыхая после создания очередной галактики, случайно взглянул и увидел там жизнь. И тех, кто ее строил, по-новому.

— Ну что же, — подумал он. — Может, теперь они найдут свой истинный путь.

И улыбнулся.

Москва — Луганск. Сентябрь 2012.