Шрифт:
Лёва, гордился своим именем. Он родился в июле и мама не раздумывая назвала его Лев! Тем самым она не догадываясь об этом, до-слёз растрогала свою свекровь Маргариту Аркадьевну Крамер, в девичестве Львовскую. Лёвка рос с этими двумя женщинами-врачами — мамой и бабушкой. Отца своего мальчик никогда не видел. Он погиб, вытаскивая тяжело раненную девушку из расщелины треснувшей земли, во время Ташкентского землетрясения, ровно за три месяца до рождения сына. В том, что Лёва вырастет и станет врачом никто не сомневался, кроме него самого. И хотя его с самого раннего возраста приучали к мысли, что самая гуманная в мире профессия это доктор медицины, Лёва думал совсем иначе. Глядя на него бабушка мрачно качала головой и приговаривала: «Ашем, за что? Это же вылитый Крамер…» Он и внешне был похож на своего деда, революционера-авантюриста, окончательно не принявшего ни одну из сторон и до последнего дня остававшегося своей стороне.
Революцию дед принял с радостью — она даровала ему свободу. Он как-раз
Крамер уже достаточно давно варился в революционном котле и конечно не верил Ленину в том, что «НЭП — это всерьёз и надолго!» Он уговаривал жену уехать в Париж, пока была возможность, та отказывалась оставить пожилых родителей, а потом забеременела… Вопрос с отъездом отпал сам-собой. Когда родился мальчик, Крамер был вне себя от счастья, несколько дней подряд весь Подол пьянствовал за его счёт! Артель была закрыта — воры и налётчики гуляли, количество квартирных краж и хулиганских нападений, упало до рекордных уровней, киевская милиция переживала триумф! Родильный дом на Печерске тоже гудел, все — от нянечки до главврача, получили букет цветов, коробку шоколадных конфет «Швейцарские Альпы» и бутылку «Мускатного». Мальчика назвали Александр!
В конце лета 34-го за Крамером пришли из НКВД и после короткого трибунала расстреляли, объявив пособником буржуазии и английским (может быть из-за названия артели) шпионом, хотя был он был и оставался обычным вором. Два дня гружённые под завязку телеги, вывозили конфискованное трибуналом, наворованное Крамером добро. Жену с сыном не тронули, в начавшейся кровавой суматохе, работы хватало и без них; а потом как-то забыли, что скорее было исключением, чем правилом — учёт в этой организации велся строгий. А потом была война и Рита ушла на фронт, она служила военврачом на медицинском поезде, демобилизовалась в конце 45-го и сразу же забрала сына, из Ташкентского детдома.
Они вместе вернулись в полуразрушенный Киев, их квартира была разграблена и разбита, как и почти все другие, но были стены и был потолок — это было чудом и счастьем одновременно. Маргарита сразу устроилась на работу в военный госпиталь, врачи всегда требовались, а её фронтовой опыт был бесценен. Ходячие больные помогли симпатичной врачихе сделать ремонт в квартире — вставили стёкла, побелили стены, наладили сантехнику. Саша стал ходить в школу, после уроков ездил к маме, делал домашние задания в её кабинете за ширмой. С другой стороны ширмы, вела приём его мать — доктор Маргарита Аркадьевна Крамер. Саша по-настоящему гордился ей, а уж любил её так, как только могут любить родителей, дети прошедшие детдом. И он хотел быть как мама… Его любимыми книгами стали медицинские справочники и учебники, к концу школы он уже мог поставить диагноз, не глядя на пациента, буд-то из-за ширмы, на слух… Перед вступительными экзаменами в мединститут, Маргарита взяла отпуск и они с Сашей на две недели уехали в Одессу. Поселились они в Аркадии, у каких-то дальних родственников. Загорелые одесситы тащили на пляж солёные креветки и пиво в трёхлитровых банках, бледные туристы — огромные сумки с фруктами и овощами, Саша и Маргарита — учебники, книги, конспекты. Перед самым отъездом из Одессы, они попали в Оперный Театр. Там как-раз дебютировала Бэла Руденко, исполнявшая партию Джильды в «Риголетто». После спектакля они ещё долго гуляли по городу Белых Акаций, очарованные удивительно чистым, гибким и выразительным сопрано начинающей певицы.
Тем летом, Саша Крамер поступил в Киевский Мединститут, Маргарита и не сомневалась… В то время одну из кафедр в Киевском Медине возглавлял её фронтовой друг, блестящий кардиохирург Коля Амосов, но обращаться к нему за помощью Маргарита не стала, она вообще никогда, никого, ни о чём не просила, так её когда-то научил Крамер — эту науку, она ценила больше всего на свете. Уже после второго курса стало ясно, что Саша будет прекрасным врачом и отличным диагностом, что скорее всего самое важное в любой врачебной практике. Его занимали все аспекты медицины. Кроме программных занятий он посещал семинары специалистов, ночами работал на скорой помощи, иногда в морге. Маргарита поражалась его выносливости и работоспособности. После института он и думать не хотел о научной работе, хотя его уговаривали и предлагали самые достойные условия.
Маргарита Аркадьевна любила проводить время с внуком, особенно они сблизились когда её невестка готовилась защищать кандидатскую диссертацию. Та много работала, собирала материал, участвовала в экспериментах, иногда уезжала на неделю, а то и больше на консультации с коллегами и руководителями. По-началу бабушка
приезжала за Лёвой каждый день, а потом он и вовсе переехал к ней. Они часто гуляли по набережной Днепра, катались на прогулочном катере, ездили за город собирать лечебные травы.– Бабушка, папа тоже был похож на деда? — спросил её как-то Лёва.
– Нет, Саша был мой…
Нахлынули воспоминания…
Она будто предчувствуя беду, уговаривала Сашу не ехать в Ташкент, давила на то, что нехорошо оставлять беременную жену. Саша был очень серьёзен, он хорошо помнил это Каменный Город, как его называли аксакалы, помнил как детдомовцев поили тёплым кумысом, помнил вкус халвы и фиников, помнил как однажды утром проснулся и увидел перед собой маму. Он был в долгу у этого города. Судя по силе и количеству толчков, предполагаемое число жертв землетрясения варьировалось тысячами. Саша вполуха слушая уговоры матери, наскоро забил сумку вещами, потом чмокнул её в щёку и убежал… Она выглянула в окно, он остановился поднял голову, они встретились глазами в последний раз…
Над руинами некогда самого красивого города Востока, висел липкий зной. Вечером, когда жара чуть спала Саша решил немного пройтись в надежде отыскать детдом или хотя-бы то, что от него осталось. Ориентироваться в развалинах было практически невозможно, тем более стало темнеть, а электричество в город не подавалось. Он ловко вскарабкался на остаток какого-то здания, что-бы осмотреться и сообразить в какой стороне расположен лагерь. В глаза бросилась трещина рассекающая улицу на две части, в ней он увидел застрявшего человека. Прыгая по изуродованным бетонным глыбам, Саша быстро спустился вниз. В жуткой расщелине, острыми краями асфальта по самые плечи, была зажата девушка. Саша приоткрыл ей веко, она была жива. Он смочил её лицо водой из фляги, она медленно открыла глаза и застонала. Тогда Саша влив ей в рот несколько капелек воды. Затем он несколько раз пытался вытащить её из трещины. Во время последней попытки девушка потеряла сознание от боли. Придя в себя она умоляла не оставлять её одну, а вокруг как назло не было ни одной живой души и некого было послать за помощью. Тогда Саша опираясь о края расщелины спустился вниз и уже от-туда, упираясь спиной ей в ноги, вытолкнул женщину наружу. А самому выбраться ему не удалось, неожиданно загудела земля, затем резкий толчок закрыл, и правда тут-же открыл трещину…
И вот Маргарита опять в Ташкенте, она опять везёт сына домой, но теперь уже в запаянном цинковом гробу…
Девушка осталась жива. Она рассказала нашедшим её спасателям, что в трещине остался человек… То, что осталось от доктора Крамера, доставали частями. На вокзале, когда гроб уже загрузили в почтовый вагон, отец спасённой девушки целовал Маргарите руки. Отправка поезда задерживалась, мужчина стоял на перроне и молился: «Аллах Велик, Аллах Велик…» Она задремала на откидном сидении, а когда проснулась, увидела у себя на коленях цветастую сумку, в ней были халва и финики…
– Бабушка, а кто такой Ашем и зачем ты ему всегда на меня жалуешься? — уловив настроение бабки, быстро сменил тему Лёва.
– Ашем — это одно из имён Бо… — начала было рассказывать бабушка, потом резко прервалась на полуслове, — извини, Лёвушка, тебе это пока ни к чему, — она грустно улыбнулась.
– А ты деда сильно любила?
Она не ответила, только положила на плечо внука свою лёгкую, сухую ладонь исчерченную замысловатым узором тонких морщин.
Лёва, как и дед, был широк в плечах, обладал отменным физическим здоровьем и отличной памятью, был быстр умом и резок в суждениях, редко менял свои решения. И Лёву с детства тянуло на подвиги. Ещё в начальных классах он научился играть в карты — причём играл хорошо и достаточно серьёзно относился к игре. Однажды он обыграл в марьяж учителя физкультуры, бывшего чемпиона республики по дзю-до. В счёт выигрыша, дзюдоист взялся учить Лёву приёмам рукопашного боя. Лёву соревнования и турниры не интересовали — учился он для себя и кстати преуспел — он легко отбивался от городской шпаны и те, получая отпор, быстро оставили его в покое. Именно во вовремя одной из таких потасовок, Лёву и подметил Фима Каплан. Он держал тир возле кинотеатра Ленинский. По иронии обстоятельств надпись над помещением гласила: «ТИР. Ф. Каплан». В общем место это в районе было больше известно под названием: «Тир имени Фанни Каплан», а Фиму в определённых кругах знали, как блатного в завязке по-кличке Шекель. Фима стал присматриваться к парню, однажды позвал и разрешил пострелять, хотя табличка на стене строго предупреждала, что стрелять разрешается только гражданам достигшим 14-летнего возраста. Стрелять было интересно, тем более, что у мальчика хорошо получалось буквально с первого выстрела. Шекель взялся его обучать. Особенно нравилось Лёвке стрелять на-скорость по выскакивавшим по разным сторонам медведям и зайцам. Получалось действительно хорошо. Фима был доволен, он как-то даже слишком быстро проникся к этому парню, увидел в нём себя, молодого и сильного, не ведающего страха начинающего вора. Они подружились — седой уголовник и подросток, которому только исполнилось 14 лет. Лёвка засиживался в тире до-поздна, он помогал Шекелю, ремонтировать, смазывать и чистить винтовки, чинить мишени и двигающие их механизмы. В тире было весело и интересно, к Фиме захаживали приятели, они пили пиво, травили байки…