Левые коммунисты в России. 1918-1930-е гг

«Рабочая правда»

«Рабочая Правда» являлась первой левокоммунистической группой, возникшей «вне» РКП(б). Название группы совпадало с названием ее газеты. В первом номере «Рабочей Правды» (сентябрь 1922 года) было напечатано обращение, очерчивающее программные взгляды группы. Газета выходила нелегально в Москве, где группа вела свою основную работу, уйдя в подполье еще до того, как была объявлена вне закона. Р. В. Дениэлс и Э. Х. Карр, в чьих исследованиях приводится некоторая информация о «Рабочей Правде», сходятся в том, что группа состояла, главным образом, из интеллигентов и нескольких рабочих и, вероятно, откололась скорее от Пролеткульта, находившегося под влиянием А. Богданова, нежели прямо от РКП(б). «Рабочая Правда» разделяла некоторые идеи Богданова, и это, возможно, стало причиной ее изоляции от других левокоммунистических группировок как внутри, так и вне РКП(б), а также ее безразличия или враждебности по отношению к ним, несмотря на близость политических позиций по многим важнейшим вопросам.

Хотя Богданов был одной из ключевых фигур левого крыла РСДРП(б), в отличие от большинства членов группы «Вперед» (1908–1917 гг.), он не вступил в РКП(б), сосредоточившись на организации Пролеткульта. В партийном памфлете «О группе „Рабочая правда“» («Большевик», 1924, № 7–8) детально прослеживается влияние концепций и терминологии Богданова на «Рабочую правду» и утверждается, что группа разделяет его взгляды. Однако сам Богданов заявлял, что не одобряет и не поддерживает платформу «Рабочей правды» и не является ее лидером. На фоне подъема забастовочного движения в 1923 году партийно-государственное руководство испытывало такой страх перед растущим влиянием левых коммунистов в партии и за ее пределами, что простого подозрения человека в сотрудничестве или связи с «Рабочей Правдой» было достаточно для его ареста органами ГПУ.

О тех, кто входил в группу «Рабочая Правда», известно мало. Неясно даже, сколько вышло номеров газеты. Вероятно, ядро группы насчитывало не более 20 человек при 200–400 сочувствующих. Группа участвовала в забастовках 1922–1923 гг., и именно это навлекло на нее репрессии, положившие конец ее существованию. В 1923 году «Правда» сообщала об исключении из РКП(б) 13 человек — 7 членов «Рабочей Правды» и 6 сочувствующих. Позднее, в том же году меньшевистский журнал «Социалистический вестник», выходивший в Берлине, сообщал о четырехстах (?!) членах «Рабочей Правды», изгнанных из партии в ходе массовой общероссийской кампании по очищению РКП(б) от левокоммунистических элементов. Даже если, как полагает Э. Х. Карр, меньшевистское издание завысило численность «Рабочей Правды», нельзя согласиться с мнением Р. В. Дениэлса, что руководство РКП(б) не воспринимало всерьез такие группы и не видело потенциальной угрозы с их стороны.

Усиление репрессий против левых коммунистов было вызвано не просто паранойей ГПУ и крепнущей бюрократии — это крошечное коммунистическое ядро, чья численность все же росла, последовательно критиковало отступление и перерождение революции в России, связывая свою критику с поддержкой повседневной борьбы рабочих против политики партийно-государственного аппарата. Именно это отличало левых коммунистов от возникшей позже «левой оппозиции»: хотя Троцкий признавал, что возникновение «Рабочей неправды», как он ее называл, свидетельствовало о наличии проблем в партии и в ее отношениях с рабочим классом, но это ни в коей мере не помешало ему поддержать исключение членов группы из РКП(б) и репрессии против нее, а также осудить борьбу рабочих в 1922–1923 гг. Проявленное Троцким сектантское отношение к левым коммунистам и в дальнейшем оставалось характерной чертой троцкистской оппозиции, которая отказывалась воспринимать группы, подобные «Рабочей Правде», всерьез, списывая их со счета как «ультралевые» или «идеалистические». Несмотря на это, члены «Рабочей Правды», как и некоторые другие левые коммунисты, переписывались с Троцким в частном порядке, однако их переписка до сих пор не опубликована.

В «Обращении» 1922 года «Рабочая Правда» выступала за образование солидарных с ее позицией пропагандистских кружков «на заводах, фабриках, в профорганизациях, на рабфаках, в совпартшколах, Коммунистическом Союзе Молодежи и партийных организациях». Группа призывала к созданию новой «рабочей партии», но одновременно была готова работать в старых парторганизациях. Последнее отражало как общую сложность выработки практически-политической линии в тогдашних условиях, так и путаницу в воззрениях группы, делавшую ее неспособной эффективно противостоять наступавшей контрреволюции. В этом отношении «Рабочая Правда» явно была слабее децистов и «Рабочей группы», с которыми она вела дискуссии и поддерживала контакт. Другие левокоммунистические группы не соглашались с «Рабочей правдой» в том, что она ставила под вопрос оправданность пролетарской революции в 1917 году и роль партии, приводя аргументацию, схожую с той, что выдвигали в свое время меньшевики, а впоследствии «коммунисты советов».

Общее неприятие нэпа, «единого фронта» и развития государственного капитализма, а также стремление использовать немногие остающиеся возможности работы в профсоюзных и партийных организациях и одновременно вести нелегальную деятельность вне этих структур и даже против них не могли скрыть усиливавшихся расхождений между «Рабочей группой» и «Рабочей Правдой». Последняя склонялась к тому, чтобы пытаться политизировать текущую борьбу рабочих, видя, что «организаторы государственного капитализма находятся в материальных условиях, резко отличных от условий существования рабочего класса», и что в основе этого лежат подавление и эксплуатация пролетариата. Однако тред-юнионистская сосредоточенность на вопросах зарплаты и условий труда рассматривалось ею как проявление слабости, возрождение прежнего экономизма. Здесь позиция «Рабочей Правды» резко отличалась от воззрений Коммунистической рабочей партии, которая характеризовала профсоюзы как органы партийно-государственной системы, инструменты поддержания государственно-капиталистической дисциплины и эксплуатации. Хотя обе группы сходились в том, что профсоюзы стали органами, защищающими «интересы производства, т. е. госкапитала», выводы они из этого делали диаметрально противоположные. РГ не признавала профсоюзы защитниками непосредственных интересов рабочих — с ее точки зрения, это были не просто реформистские и нереволюционные, а контрреволюционные структуры. Поэтому РГ не верила в возможность реформирования профсоюзов изнутри и не отождествляла борьбу рабочих за частичное улучшение их положения с оборонительным тред-юнионизмом. В стачках и повседневной борьбе она видела вовсе не экономизм и арьергардные бои пролетариата, а единственную основу возрождения революционной активности рабочего класса и его коммунистического меньшинства. Такое возрождение РГ связывала с восстановлением рабочих советов и фабрично-заводских комитетов, сознательно противостоящих профсоюзам.

Более глубокие разногласия между рассматриваемыми организациями существовали по вопросу о смысле государственного капитализма в контексте российской экономики. По иронии судьбы, «Рабочая Правда» разделяла веру Ленина в его исторически прогрессивный характер. Утверждая, что «в результате Октябрьской революции все преграды на пути экономического развития России уничтожены», она, в противоположность другими левокоммунистическим группировкам, видела в этом не начало мировой пролетарской революции, а процесс, призванный развиваться в сугубо национальных российских рамках: «После успешной революции и гражданской войны перед Россией открылись широкие перспективы быстрого превращения в страну передового капитализма». Неудивительно, что Мясников ставил в вину «Рабочей Правде» отказ от большевистского интернационализма в пользу меньшевистского националистического подхода и от пролетарской борьбы в пользу реакционной концепции «стадий», приписывающей государственно-капиталистической экономике прогрессивную роль. Признавая, что слияние партии с государственным аппаратом превратило ее в агента капитализма, и призывая рабочих сопротивляться эксплуатации, «Рабочая Правда» страдала фатализмом, вызванным поражением рабочего класса, который, с ее точки зрения, был «далеко отброшен чуть ли не на десятилетия назад» и «сколько-нибудь влиятельной роли играть не способен». Отсюда следовало, что предстоит долгая работа по созданию пропагандистских кружков в ожидании нового подъема борьбы пролетариата. Однако признание поражения рабочих все же не удержало «Рабочую Правду» от погони за немедленными результатами, когда в 1922–1923 гг. она решила, что сможет «политизировать» забастовки.

В отличие от децистов и «Рабочей группы», «Рабочая Правда» не сумела выжить в качестве коммунистической фракции и пала под ударами первой волны контрреволюционного террора в 1923 году. Хотя отдельные бывшие члены этой группировки упоминались впоследствии в бюллетенях «левой оппозиции», после 1923-го как организации ее больше не существовало. В 1924 году Мясников писал, что «Рабочая Правда» не имеет ничего общего с то группой, так как «пытается выбросить все, что было коммунистического в революции 1917 года и, следовательно, является чисто меньшевистской». Неспособная порвать с противоречивыми взглядами Богданова, под влиянием которых она рассматривала буржуазную контрреволюцию как предпосылку прогрессивного развития капитализма в России, «Рабочая Правда» осталась изолированной как внутри страны, так и за ее пределами. Ее представление о преждевременности революции 1917 года сближало ее с меньшевиками. Однако инстинктивная защита интересов рабочих делала ее слишком радикальной для правого крыла и центра большевистской партии, равно как и для консервативных меньшевиков, а ее оценка Октябрьской революции оттолкнула от нее левых коммунистов.

Таким образом, «Рабочая правда» представляла собой коллектив, среди членов которого практически не было известных фигур и который сформировался на базе неприятия нэпа, осмысления государственного капитализма, негативного отношению к процессам внутри партии и поддержки повседневной борьбы рабочих. Вместе с тем, как и Берлинская организация КРПГ, эта группа была склонна к переоценке собственных возможностей, «наступательности» и восприятию оборонительной борьбы рабочих как недостаточной. В своих организационных воззрениях она предвосхитила концепции «коммунистов советов», предпочитая форму «коллектива» структуре централизованной фракции. По сути, «Рабочая Правда» являлась маргинальной и эфемерной группировкой, отличаясь в этом смысле от децистов и «Рабочей группы», в деятельности которых выражалось преемственное развитие левокоммунистической фракции РКП(б), боровшейся сначала внутри, а затем вне и против партийно-государственных структур.

«Рабочая группа»

Главными источниками по истории «Рабочей групп РКП», использованными в настоящем исследовании, являются переводы ее документов, которые публиковались в различных международных левокоммунистических газетах в 20-30-е гг. С нашей точки зрения, РГ была в политическом и организационном отношении преемницей фракции «левых коммунистов» и составной частью международного левокоммунистического движения. Для того чтобы очистить от мифов историю этой группы, необходимо подвергнуть критике подходы других историков, которые осознанно или неосознанно мифологизируют и фальсифицируют ее судьбу, если вообще уделяют ей какое-либо внимание. Даже в работах ведущего специалиста по русскому анархизму, либертарного историка Пола Аврича (Bolshevik Opposition to Lenin: G.T Miasnikov and the Workers'Group // The Russian Review, vol. 43, 1984, pp. 1-29) и либер-тарного марксиста Роберто Синигалья (Mjasnikov et Rivoluzione Russa. Milano, 1973), наиболее известных и написанных с сочувствием, внимание фокусируется на личности Мясникова и мало говорится о деятельности «Рабочей группы», которая, как предполагают авторы, перестала существовать в качестве организации в середине 20-х годов.

Говоря об истоках РГ, историки обычно начинают с отношений этой группы с «Рабочей оппозицией». Так, известный исследователь Р. В. Дениэлс, автор книги «Совесть революции: Коммунистическая оппозиция в Советской России» (The Conscience of the Revolution: Communist Opposition in Soviet Russia, pp. 160–161), пишет: «В начале 1923 года Мясников, поддержанный небольшой группой бывших членов „Рабочей оппозиции“, выпустил длинный манифест от имени „Рабочей группы Российской коммунистической партии“. Программа в основном была взята от „Рабочей оппозиции“». Исаак Дойчер, по-видимому, соглашается с этим: «„Рабочая оппозиция“ была повержена и распадалась. Тем не менее, отколовшиеся от нее группы оказались в какой-то степени вовлечены в забастовочную агитацию, по большей части спонтанную. Самой значительной из этих групп являлась „Рабочая группа“». Аналогичным образом Ричард Саква утверждает, что РГ была «вдохновлена „Рабочей оппозицией“», от которой она откололась. Однако Л. Шапиро (р. 306, п. 33) и П. Аврич (ibid., р. 6) отмечают, что Мясников никогда не принадлежал к «Рабочей оппозиции»; о том же говорил один из ее лидеров А. Г. Шляпников. Хотя несколько ведущих членов РГ действительно состояли в рядах «Рабочей оппозиции», изучение полного списка известных членов группы показывает, что многие из них были «левыми коммунистами» в 1918 году или примыкали к фракции децистов. Эта преемственность обходится большинством авторов стороной с тем. чтобы сделать акцепт на якобы органической связи РГ с «Рабочей оппозицией». Левокоммунистические группы действительно привлекли на свою сторону ряд представителей боевого левого крыла «Рабочей оппозиции», но это было результатом их критики центристского и колеблющегося руководства данного течения, окопавшегося в аппарате профсоюзов и связанного с профсоюзной бюрократией. Как и группа Игнатова, которая раскололась на левое крыло, присоединившееся к децистам, и правое большинство, вступившее в ряды «Рабочей оппозиции», последняя переживала процесс дробления под влиянием левых коммунистов из КРП и РГ, а также различных самостоятельных левокоммунистических ячеек, возникавших в период 1921–1923 гг. В то время как руководство «Рабочей оппозиции» шло по пути примирения с все более авторитарным партийно-государственным аппаратом, многие ее рядовые активисты стали на сторону тех рабочих и крестьян, которые боролись за свои насущные интересы против растущего гнета государственного капитализма и контрреволюции. Реагируя таким образом на усиливающийся политический и экономический кризис, эти элементы порывали с политической линией лояльной оппозиции и вступали в более решительные левокоммунистические группировки, какой была, в частности, РГ. Особенно часто это происходило в Москве и промышленных центрах Урала и Украины, являвшихся оплотами левокоммунистической фракции в 1918 году. Одной из групп, отколовшихся от «Рабочей оппозиции», была «Рабоче-крестьянская партия» Панюшкина, которая была организована в Москве и успела провести одну демонстрацию перед тем, как ее ликвидировало ГПУ. Даже эта группа, возникшая как реакция на нэп, очевидно, испытала влияние взглядов Мясникова на Кронштадтские события [6] и его идеи о необходимости крестьянских союзов. Учитывая все это, а также расхождения политических установок «Рабочей оппозиции» и РГ, точку зрения на отношения между данными организациями Р. В. Дениэлса следует признать полностью ошибочной, игнорирующей ясно выраженные позиции группы Мясникова, которые она защищала на протяжении пятнадцати лет своего существования. «Рабочая оппозиция» не была «вдохновительницей» РГ. Последняя с самого начала открыто призывала передовых членов этой оппозиции порвать с ней в организационном и политическом отношении и отрицала какую-либо возможность эволюции ее как целого в позитивном направлении.

6

В отличие от сторонников «Рабочей оппозиции» и децистов, участвовавших в подавлении Кронштадтского восстания, Мясников и некоторые другие левые коммунисты осудили действия властей в отношении Кронштадта и поддержали происходившие в тот момент забастовки.