«Левые взгляды» в политико-философских доктринах XIX-XX вв.: генезис, эволюция, делегитимация
Шрифт:
Кроме того, ни одна политическая партия или организация не могла претендовать на сколько-нибудь весомую роль в арабском мире, не говоря уже о руководстве массами, не принимая во внимание глубокую религиозность широких слоев населения, без поддержки которых общественная перестройка оказывалась невозможной. Выбор ислама в качестве идеологического источника был характерен для всех арабских политиков, а изначальная многозначность коранических айятов давала имманентную возможность служить интересам самых разных, зачастую противоположных политических течений, как «левых», так и «правых». Теоретики государственного социализма рассматривали ислам в первую очередь как всеобъемлющий комплекс предписаний социально-политического, а не религиозного и ритуального порядка. В доктринах арабских социалистов-государственников ислам становился основой национальной консолидации, одним из факторов формирования социального пространства и эффективным орудием манипуляции массовым сознанием. В период формирования «левых» режимов идеологизация и политизация ислама неизбежно усиливалась. Ислам стал действенным средством осуществления диалога элиты с массой, а широкое применение иджтихада («толкования») открыло безграничные возможности сакрализации светских решений по общественным проблемам.
Тем не менее, в теоретических разработках и практических шагах арабских социалистов-государственников религия выполняла важную, но второстепенную функцию, исламские ценности рассматривались лишь как один из источников социалистической идеи. С целью нейтрализации влияния улемов, «левые» идеологи отстаивали секуляристские принципы. Секуляризм, как
165
По мнению З.И. Левина, «характерным показателем места национализма и ислама в общественно-политической мысли могут служить конституционные документы мусульманских государств. Анализ конституций арабских стран подтверждает факт господства национализма, хотя на них и лежит печать ислама. Так, в конституционных документах нередко слово «умма» встречается в значении «нация» (и в сочетании «арабская нация»), но нигде – в его традиционном значении – «исламская община», или мусульмане» (Левин З.И. Ислам и национализм в странах зарубежного Востока. М., 1988, с. 28).
Однако национализм был тесно связан с активной «арабизацией» населения (в противовес колонизаторской «вестернизации»), а этот процесс далеко не всегда проходил безболезненно, особенно по отношению к этническим и конфессиональным меньшинствам. В ряде случаев межнациональные и религиозные конфликты приводили к размежеванию «левых сил». В качестве примера можно привести берберские «левые» организации в Алжире, армянские в Ливане, курдские в Ираке, не говоря уже о еврейских в Палестине. Повсеместное переплетение социальных проблем с национальными и многоконфессиональный характер арабских «левых сил» несли в себе немало предпосылок для серьезных теоретических противоречий и разногласий.
Кроме того, как в Европе и России, после прихода «левых» к власти политические доктрины неизбежно начинали эволюционировать в зависимости от конкретных условий, а практика внесения корректив в политические программы и идейные установки получила самое широкое распространение. Наряду с тезисами о распределении благ по потребностям, объявлением свободы личности первоосновой социалистического общества, декларированием «народовластия» и децентрализации производства, в доктринах арабских «левых» заметно усиливался элемент этатизма, культ народа все чаще сочетался с подчеркиванием направляющей роли элиты, реальным носителем власти, как правило, выступали правительство, спецслужбы и армия, а политические режимы все больше подпадали под определение государственного социализма.
Подчеркивая неприемлемость монополистического капитализма для решения проблем экономического и социального развития арабских стран, «левые» выступили за резкое расширение позиций государственного сектора путем национализации предприятий крупного частного капитала и придания на этой основе госсектору доминирующих позиций в экономике, а также за централизованное управление производством, в первую очередь в имевших важнейшее значение отраслях. В этих условиях коллективизм оборачивался полным подчинением личности интересам государства, государственный контроль в экономической сфере – всеобъемлющим планированием, социальная справедливость – распределительной системой, а культурная революция – идеологическим прессом в системе образования. Необходимость подавления активности всех противостоящих элите сил (в том числе и «левых») диктовалась логикой борьбы за власть и требовала соответствующего инструмента, который представал в виде методов авторитарного контроля над общественными процессами.
Кроме того, обобществив основные средства производства, арабские «левые» сохранили частную собственность на землю, провозгласив возможность достижения социальной справедливости без ликвидации частной собственности. Попытка ряда идеологов соединить общественный и частнопредпринимательский секторы, не ликвидируя последний, поставить его на службу первому, была продиктована в том числе и религиозными соображениями: ведь Коран, признавая индивидуальную собственность, закреплял таким образом имущественное неравенство. Поэтому теоретики «арабского социализма» выступали не за ликвидацию социальной дифференциации, а лишь за ограничение концентрации крупного («эксплуататорского») капитала и средств производства в руках немногих. [166] При этом отличие «эксплуататорского» капитала от «неэксплуататорского» из объяснений арабских теоретиков установить было достаточно трудно, эта часть теории не отличалось последовательностью и не была подкреплена достаточной аргументацией, зато позволяла трактовать социализм («соучастие») как сочетание государственного и частного капитала в экономическом развитии.
166
В этом отношении весьма показателен тезис С. Хусейна: «Мы убеждены, что частная собственность будет сопровождать социализм вечно» (цит. по: Левин З.И. Общественная мысль на Востоке. Постколониальный период. М., 1999).
От арабских «левых» реформистов начала ХХ в. социалистов-государственников отличали установки на революцию и признание правомерности использования насилия при осуществлении социально-политических преобразований. На практике революции в арабских странах зачастую имели бланкистский характер военного переворота без непосредственного участия революционных масс, но при подчеркнутой роли авангардной элиты. Однако без участия широких слоев населения глобальная социальная и экономическая перестройка не представлялась возможной, поэтому «левым» требовалось создание идеологии, адекватной представлениям традиционного общества о политическом устройстве и одновременно способствующей легитимации власти. В политической культуре населения арабских стран преобладали коллективистские установки в виде приверженности в первую очередь таким ценностям, как семья, религиозная община, клан, которые обеспечивали человеку относительно высокий уровень социальной защищенности в соответствии с традиционным принципом справедливости. Эта приверженность, как правило, оказывалась выше лояльности государству, поэтому правящие элиты считали необходимым сохранение в своих политических доктринах эгалитаристской риторики. В то же время арабскому социуму была свойственна сакрализация власти, в племенном сознании это выражалось, прежде всего, в культе вождя. Созданные «левыми» политические системы имели определенные аналогии с племенной иерархией, в которой «всенародное» обсуждение нередко соседствовало с фактической властью вождя. Это во многом способствовало тому, что первая фаза независимого национального развития арабских стран проходила под знаменами харизматических лидеров, а наиболее широкое распространение получил авторитаризм. [167] Политики-социалисты (Г.А.Насер, А.Бен Бела, Х.Асад, С.Хусейн, Х.Бургиба и др.) претендовали на роль идейных и духовных вождей.
167
Авторитарным
тенденциям способствовала непопулярность либерально-парламентских принципов. Автократия же становилась наиболее эффективным средством нейтрализации междоусобной и племенной розни. Сложный комплекс этнических, конфессиональных и политических противоречий создавал основу для возникновения и укоренения сверхсильной авторитарной власти харизматических лидеров с прямым подчинением им законодательных органов и правительств. Кроме того, авторитарная форма правления зачастую намеренно отождествлялась элитой с подлинно исламской.«Этатистский уклон» и стремление к укреплению президентской власти при серьезной роли партии или авангардной политической организации [168] в идеологиях социалистов-государственников стали фундаментом формирования нового типа правящих элит, отношения между которыми все больше определялись не идеологическими установками, а государственными интересами, что способствовало усилению изоляционистских настроений и гетерогенных тенденций в развитии арабских «левых взглядов». В свою очередь, теория государственного социализма трансформировалась в идеологическую доктрину государственно-бюрократической элиты, заинтересованной, прежде всего, в упрочнении собственной политической власти. Мифология «самоуправления» в большинстве случаев не подкреплялась реальными практическими шагами, а термин «народ» быстро превращался в ключевое идеологическое понятие межпартийной борьбы. Как и в Европе и России, основной причиной раскола «левого движения» в арабских странах стали тактические и стратегические разногласия – эволюцию идеологических концепций определяла исключительно практика.
168
Следует также отметить, что быстрое формирование партий авангардного типа сразу же после переворота оказывалось невозможным. Поэтому даже в тех странах, где существовали так называемые «массовые партии» и где такие партии формально сохранялись и после переворота, фактически, роль авангарда выполняла узкая группа лиц, объединенных в «Совет революционного руководства».
Образование суверенных арабских государств и развитие национального партикуляризма отражали процесс становления внутренних рынков в системе мирового хозяйства и интеграции арабских стран в международный политический процесс. В этих условиях каждое государство пыталось представить свою идеологию как «истинный социализм». Термин каумий («национальный»), употребляемый в общеарабском значении, начал вытесняться определением ватаний, применяющимся в отношении каждой отдельной страны. Одним из первых «левых» политиков, открыто усомнившихся в целесообразности арабского единства, стал Х.Бургиба. Со временем население каждого отдельного арабского государства стало определяться как нация [169] , что ставило под сомнение возможность реализации идеи арабского единства и целесообразности координаций совместных усилий арабских стран. Интеграции арабов мешали множество объективных и субъективных причин: специфика национальных программ, амбиции лидеров и политическое соперничество между ними, политические и экономические противоречия, территориальные споры. Антиколониальное единство сменилось конфронтацией правящих элит, на смену национализму приходил государственный патриотизм, а семантика понятия «родина» сужалась до границ отдельно взятой арабской страны. [170] Каждая из элит претендовала на роль полноправного участника региональной политики и стремилась к созданию независимого национально-политического пространства (nation-state по европейскому образцу). «Левые взгляды» становились лишь средством кооптации локально-замкнутых сегментов традиционного общества в формировавшуюся систему национальных политических отношений. Неравномерность экономического и социального развития, неоднородность политических режимов и их идеологических ориентаций, разумеется, способствовали углублению внутренней дифференциации «левых сил». Борьба элит, разворачивавшаяся на почве правящих партий, за лидерство в них, а также между партиями (там, где их было больше одной) все более усложнялась, принимала новые черты.
169
В этих условиях в ряде арабских стран возникали политические движения, в своих заявлениях апеллировавшие к доисламским традициям (древнеегипетской, финикийской, вавилонской), стремясь использовать историю для доказательства культурной самобытности населения той или иной арабской страны.
170
В 70-е гг. ХХ в. среди арабских писателей возникло движение против представления арабской литературы как единого целого. Тезис о непреходящем значении классического арабского языка как языка Корана, как связующего звена для арабских народов, все больше вытеснялся идеей о развитии диалектов в самостоятельные языки, за которыми стоит будущее. Арабская словесность окончательно эволюционировала в сторону литератур различных арабских стран (см. Левин З.И. Развитие арабской общественной мысли (О некоторых немарксистских течениях после второй мировой войны). М., 1984, с. 65-68).
Неоднородность спектра «левых взглядов» в контексте палестинской проблемы
Анализ арабской «левой мысли» едва ли возможен без освещения сущности палестинской проблемы, оказавшей прямое воздействие на становление и развитие этого спектра взглядов на Арабском Востоке. Ближневосточная проблема нередко трактовалась самими арабскими «левыми» как центральная в рамках борьбы за арабское единство и построение социализма. Однако палестинский конфликт и многовариантность решений этой проблемы, выдвигавшихся «левыми», быстро определили негомогенность всего арабского «социалистического движения». Палестина стала едва ли не самым ярким примером раскола «левого фронта» и атрофии «левых ценностей» на Арабском Востоке.
После второй мировой войны идея еврейского колониально-поселенческого образования на территории Палестины конкретизировалась в создании государства Израиль. В 1947 г. была принята резолюция ООН о ликвидации английского мандата и образовании на территории Палестины двух государств: еврейского и арабского. Идеи создания еврейского государства уже на этапе своего становления были крайне негативно восприняты не только арабским населением Палестины, но и подавляющим большинством арабских государств, каждое из которых в той или иной степени оказалось втянуто в палестинскую проблему. Резолюция ООН 1947 г. о создании двух государств (еврейского и арабского) не только не способствовала разрешению этого конфликта, но еще больше осложнила его. Военное поражение арабских государств в войне 1948-1949 гг. привело к тому, что сотни тысяч арабов, населявших территорию Палестины были вынуждены эмигрировать в соседние страны и оказались беженцами, имущество которых было конфисковано. Это поражение стало своего рода катализатором борьбы за освобождение аннексированных территорий и формирования Палестинского движения сопротивления (ПДС). [171] Антисионизм со временем стал неотъемлемым пунктом в политических программах всех арабских «левых» партий и организаций, а каждое приходившее к власти «левое» правительство (начиная с правительства Г.А.Насера) заявляло о необходимости противостояния агрессии Израиля как «колониально-империалистического образования». [172]
171
ПДС уже на этапе своего появления представляло из себя чрезвычайно разнородный спектр взглядов, представленный в программах целого комплекса политических течений (значительную часть которых представляли «левые» и «левоцентристские»), не объединенных организационными рамками.
172
Подробно см. Киселев В.И. Палестинская проблема в международных отношениях: региональный аспект. М., 1988.