А кривотолки между тем ползли,Став достояньем племени Лейли.«Мол, некий отрок, смилуйся, аллах!Лишась рассудка, жизнь влачит в песках.Свой разум потерял он неспроста,Повинна в том девичья красота».О всем хорошем и о всем дурномБолтали люди праздным языком.От этих слухов, полных клеветы,Лейли в тисках душевной маеты.Злословьем род Лейли не пощажен:Ее родитель был оповещен:«Знай, некто, чей рассудок омрачен,Позорит род, достойный испокон.Простоволосый, обрядясь шутом,Сей пес бродячий твой бесчестит дом.То вдруг запляшет, то стенает он,То землю лобызает, исступлен.Преследуя безнравственную цель,Слагает за газелями газель.Позора ветер вдаль стихи несет,Их с восхищеньем слушает народ.Безумцем рода честь посрамлена,Доколе унижаться нам, шихна?Лейли свечою тает восковой,Ее погасит натиск ветровой.От суесловий бедная больна —Ущербною становится луна!»Разгневанный шихна потряс мечом:«Сталь станет и судьей, и палачом!»На лезвие зловеще вспыхнул свет.Воскликнул вождь: «Меч скажет мой ответ!»И эти речи, полные угроз,Отцу Меджнуна вскорости донес,Проведавший об этом амирит:«Беда нам неминучая грозит.Шихна и кровожаден, и жесток,Как пламя, жгуч, неистов, как поток.Меджнун еще не ведает пока,Сколь для него опасность велика.Пока не поздно, мы предупредимО бездне, что разверзлась перед ним».Шейх растерялся и в испуге он,Оповестил родных в округе он,Чтоб рыскали везде, как вихрь степной,Злосчастного найдя, любой ценойИль улестить, иль грозно припугнуть,Но в дом родной немедленно вернуть!Все обыскали из конца в конец,Но тщетно все — исчез в песках беглец!Неужто он погиб, как быть теперь?Его порвал, должно быть, хищный зверь!И каждый друг, слезами полня взгляд,Тревогой и волненьем был объят.Пустыня поглотила все следы,Нет для родных ужаснее беды.А тот несчастный, с раненым умом,Блуждал в песках, отчаяньем влеком.От суеты и дел мирских далек,Забрел в скитаньях в дальний уголок.В охотничьих угодьях, как слепой,Не дичь, а пыль он видел пред собой.Лиса, коль благодушна и сыта,Не тронет куропатки никогда.Пусть сокол жаждой крови обуян,Но если сыт, то будет цел фазан.Сухой лаваш — вся пища бедняка,Богатый не живет без шашлыка.Недаром мудрость древняя гласит:«Захочешь есть — чумизой будешь сыт!»И справедливы лекарей слова:«Что при холере — смертный яд халва!»Любые яства — для Меджнуна ядИ как полынь они во рту горчат.Он, в немощи ничем не дорожа,Не отличал динара от гроша.О нет, хоть велика была печаль,Она светла, и нам его не жаль.Печаль, заполоняя естество,Позволила не помнить ничего.Он клад искал, но отыскать не мог,Доступных нет к сокровищу дорог.Ведомый путеводною звездой,Однажды странник шел пустыней той.Из племени он был Бану-Саад,Вдруг средь песков его приметил взгляд:Ручей струится в мареве песка,И человек простерт у родника.Как краткий бейт, он столь же одинок,Где стихотворец рифмой смысл облек.Как лук, согнутый чьей-то волей злой,Где верность долгу сходна со стрелой.Казалось, он не нужен никому, —Тень заменяла круг друзей ему.Заметил путник, в изумленье встав,Что юноша красив и величав.О том о сем он начал свой расспрос,Мёджнун ответных слов не произнес.Отчаявшись услышать что-нибудь,Продолжил человек свой дальний путь.И к амиритам поспешая, онО виденном поведал, удручен.Что, мол, Меджнуна, люди, видел я,Свернулся он на камне, как змея.Больной, безумный, жалкий вид явив,Он корчится в припадке, словно див.Так плоть свою сумел он извести,Что исхудал бедняга до кости.Отец несчастный, услыхавший весть,Покинул быстро дом и все, что есть.Сам,
словно див, блуждая среди скал,Меджнуна бесноватого искал.Взывал к нему в отчаянье отецИ увидал безумца наконец.Приникнув к камню, сын, живой едва,Газелей нараспев твердил слова.А из глазниц, вдоль исхудалых щек,Струился вниз кровавых слез лоток.В самозабвенье, умоисступлен,На первый взгляд казался пьяным он.Его узрев, собрав остатки сил,Отец мягкосердечно возгласил:«Мой милый сын, очнись, сынок, садад!»Мёджнун, как тень, приник к его стопам.«Престол моей души, главы венец,Беспомощность мою прости, отец.Не вопрошай, молю, и не учи,А воле провидения вручи.Я не хотел, свидетель в том аллах,Такую боль читать в твоих глазах.Но ты пришел, как светлый дух возник,Мне черный стыд огнем сжигает лик.Ты знаешь все! Простить меня нельзя,Судьбой мне предначертана стезя!»
Отец наставляет Меджнуна
И, сострадая сыну своему,Сорвал отец с седой главы чалму,Израненною птицей застонал,И день его полночный мрак объял.Промолвил он: «О, как измучен ты,Став книгою, где вырваны листы.О, возлюбивший безрассудства друг,О, злополучный раб сердечных мук;Чей глаз недобрый в том виной, скажи,Кем проклят ты, о перл моей души?За что в тебя судьба вонзает шип?Иль кровник жаждет, чтоб мой сын погиб?Бездумный ты поступок совершил,Кто зрение твое запорошил?Влюбленнее бывают, спору нет,Что ж ты один влачишь все бремя бед?И разве ты, скажи, не изнемог,Терпя и поношенье и упрек?При жизни сердцу уготован ад,Когда над ним столь страшный суд творят.Честь запятнал ты, эта страсть вредна,Источник слезный вычерпан до дна.Чувствительным родился ты на свет,И стойкости в тебе, к несчастью, нет.Я вижу то, что скрыто от других, —Зерцало чувств мятущихся твоих.Зеркальная поверхность столь чиста, —В нем истины сияет правота.Добро и зло — все отразит оно,Суровой беспристрастности полно.Очнись, мой сын, тебе ль меня не жальОстывшую ковать не надо сталь.Я понимаю, ты лишился сил,Вдали от милой, изнывая, жил.Но мог бы ты хотя б единый разРодных наведать, успокоить нас.Страсть — ярый конь. Безумный бег чиня,Измучаешь себя, загнав коня.Ты опьянен невидимым вином,Нельзя мечтать неведомо о чемОставил нас, а налетевший шквалМой урожай разнес и разметал.Чеканом славы наш чеканен род,Чекан позора нам не подойдет.Ты руд берешь — меня кидает в дрожь,Не струны руда — наше сердце рвешь.То пламя, что любовь в тебе зажгла,Спалив твой дух, сожжет меня дотла.Ищи бальзам, чтоб он тебе помог,Зерно посей и верь — взойдет росток.Знай, дело беспросветное подчас.Надеждою одаривает нас.Жди, уповай, и время подойдет —Мгла расточится, заблестит восход.Преодолей судьбу, сынок, очнись,К благополучью прежнему вернись.Не выпустишь удачу из руки —Вновь станешь счастлив, року вопреки.И все узлы распутывая впредь,Господства перстень сможешь вновь надеть.Пусть беды мира связаны узлом,Не поддавайся, сын, борись со злом.Когда терпенье будешь проявлять,То счастье возвратишь себе опять.Знай, капельки сливаются не зря —Из капель образуются моря.Ведь из песчинок тех, что не видны,Сложились горы звездной вышины.Будь терпелив и сдержан, срок придет —Не каждый сразу жемчуг обретет.Мужчина безрассудный недалек,Он слеп, как червь, и, как червяк, безног.Лиса отнимет долю у волков,Она хитра, а серый — бестолков.Ты жертвуешь душой, а между темЗабыли думать о тебе совсем.У той, что розой пышно расцвела,Не сердце, а гранитная скала.Тот, кто о ней заводит разговор,Тебе несет бесчестье и позор.Яд горя страшен, ранит душу он,Как будто уязвляет скорпион.Займись-ка делом, вот мои слова,Уймется пусть глумливая молва.По голове слона индиец бьет.Чтоб Индию забыл он в свой черед.Ох мой сынок, дыхание мое,Вернись, ты — упование мое!В, чем смысл мытарства в выжженных песках?Не в том ли, что родитель твой зачах?Что ждет тебя? Куда, зачем идти —Колдобины и ямы на пути!А цепь позора — лишь она страшна,Ужасней, чем карающий шихна.Шейх обнажил недаром грозный меч,Ты безрассудству дал себя завлечь.Вернись к друзьям, стань весел и здоров,Презри расчеты злых клеветников!»
Ответ Меджнуна отцу
Умолк отец, всю горечь чувств излив,Ответ Меджнуна был медоточив:«О ты великий, словно небосвод,Надзвездных достигающий высот,Твой лик арабам мускус даровал,А я твои становья разорял.Кыбла моих молений — твой чертог,Существованья бренного исток.Пускай аллах твои года продлит,Вся жизнь моя тебе принадлежит.Совет твой каждый, ты не ведал сам,Мне на ожоги сердца лил бальзам.Как поступить? Лицо мое черно,Не знал я, что упасть мне суждено. —На скорбный путь, где суждено пропасть,Влекла меня неведомая власть.Закованный, влача железный груз,Сам по себе оковы сбить не тщусь.И бремя непомерное влеку,Так суждено судьбою на веку!Один я всю печаль земли постиг,Мир не рождал подобных горемык.Виновна ль тень, что угодила в грязь,Или луна, что мглой заволоклась?Так повелось — ни слон, ни муравейНе властвуют над участью своей.Такую боль таю я в глубине,Что даже камни сострадают мне.Меня судьба преследует, губя,Нельзя уйти от самого себя.Куда исчезнуть мне с тропы земной?Стать не могу ни солнцем, ни луной.Но если ничего не изменить,То лучшее из дел — дела забыть.Блаженных дней мне не знавать вовек, —Злосчастный я, пропащий человек.Как молния, палящая уста,В теснине рта улыбка заперта.Мне говорят: „Куда пропал твой смех,Как можно плакать на виду у всех?“Я не смеюсь, заботясь лишь о том,Чтоб смех мой не спалил живых огнем!»
Лейли отправляется гулять по саду
В степи раскрыла роза свой шатер.И с розой встретясь, розов стал простор,Как любящих счастливые черты,Улыбчивы весенние цветы.Стяг желто-алый миром сотворен,Его соткали роза и пион.Вплетаясь в соловьиный пересвист,Сад шелестит, лепечет каждый лист.Жемчужины росы растенья пьютИ зеленеют, словно изумруд,Тюльпана огнецветного цветокСкрыл в сердцевине траурный ожог.И локоны фиалки расплели,Склоняясь на лугу к стопам Лейли.В бутоне розы волею судьбыЗапрятаны колючие шипы.А роза, уподобившись рабе,Атласную одежду ткет себе.На водной глади лилии листыРаскиданы, как пленников щиты.Лейли в саду, и все цветы спешатЕй подарить пьянящий аромат.Самшит кудрявый ветви долу гнет,Гранат до срока наливает плод.Томления исполненный нарциссСвой взор стыдливо опускает вниз.Под солнцем искрясь, словно кровь из ран,Расцветший пламенеет аргаван.Серебряной росистою рекойОбрызганы жасмины и левкой.Для поцелуев рдяные цветыОткрыли розы, девственно чисты.Разъял касатик истомленный зев,Свой язычок, как синий меч воздев.Смолк ворон ночи, прикусил язык,И щебет утра стал разноязык,Турач порабощенный, словно раб,Сжег собственное сердце, как кебаб.На всех чинарах — вестники зари —Заворковали глухо сизари.И как Меджнун, певец любви своей,Зарокотал, защелкал соловей.Когда царица роз открыла взорИ на заре покинула шатер —Все розы восхищенно расцвели,Встречая пробуждение Лейли.Но слезы на фиалковых глазах,Как дождевые капли на цветах.Прислужницы ступают вслед за нейЖемчужины вкруг той, что всех ценней.Они — тюрчанки, их точеный стан,Как у прекрасных дев арабских стран.Средь идолов, как ангел, шла она.Не сглазить бы! Нежнее, чем весна!С подругами встречая новый день,Лейли вошла под лиственную сень.Тюльпан ей кубок преподносит в дар.Нарцисс медвяных дарит рос нектар,Фиалки у нее берут урок,Как завивать искусней лепесток.Тень с кипарисом пери хочет слить.Жасмины белизною удивить,И, в благодарность, шелестящий садЕй, как харадж, вручает аромат.Ни кипарис, ни пальмы, ни цветы —Иная цель у юной красоты.Ей надо уголок найти такой,Чтоб поделиться с кем-нибудь тоской.Быть может, соловей ее поймет.Иль ветерок, что средь ветвей снует.Он в цветнике, порхая там и здесь,О том, кто вдалеке, прошепчет весть.Уняв ее волненье и печаль.Вновь легковейный унесется вдаль.Туда свой шаг направила Лейли,Где пальмы аравийские росли,Казалось, что художник создавалРезное совершенство опахал.И высились они на зависть всем,Движеньем указуя путь в Ирем.Нет уголка чудесней этих мест!Лейли пришла туда с толпой невест.На зелени травы тотчас возникБлагоуханный розовый цветник.И роза, видя прелесть юных дев,От зависти склонилась, побледнев.Там, где в росе омыла лик Лейли,Казалось, кипарисы возросли.Докучен для Лейли подружек смех,Намного лучше ей покинуть всех.Под движущейся тенью НавеснойНаедине мечтает быть с весной.Как соловьиный стон невыразим,Был плач ее о том, кто столь любим.Так, убиваясь, плакала она,Что сострадала ей сама весна.«Любимый мой, где ты, в какой дали?Мы на беду друг друга обрели.О, благородный, стройный кипарис,Приди ко мне, хоть раз один явись!О, если б ты цветник мой посетилИ сердца жар дыханьем охладил!Пусть к кипарису припадет платанВ счастливый день, что солнцем осиян.Неужто ты разлуку превозмогИ посетить раздумал мой чертог?Но все равно, пришли хотя б тайкомМне весточку с попутным ветерком!»Вдруг вдалеке, разборчиво едва,Знакомые послышались слова.Пел чей-то голос, будто для двоих,Меджнуном сочиненный грустный стих:«Меня добронравья лишает Лейли.Надежда меня вдохновляет Лейли.Меджнун утопает в кровавых волнах,Спокойно на муки взирает Лейли.Отверстые раны на сердце его,Их солью, смеясь, посыпает Лейли,Шагает по терниям жгучим Меджнун,В шатре на шелках засыпает Лейли.Он стонами грудь разрывает свою,О играх беспечных мечтает Лейли.Меджнун изнывает на знойном песке,В весеннем саду пребывает Лейли.Нуждою гонимый, он верит в любовь,В чьи очи с улыбкой взирает Лейли?Меджнуна разлука лишила ума,Неужто блаженство вкушает Лейли?»Лейли внимала. Капли жарких слезМогли расплавить каменный утес.Одна из бывших с нею стройных девВзирала на нее, оторопев.И прияла, сколь тяжело двоим,Разлуки гнет обоим нестерпим.Лейли замкнулась, возвратясь домой,Так в раковине жемчуг дорогойКрасу свою запрятать норовитИ тайну сокровенную хранит.Но та, которой стал секрет знаком,Все нашептала матери тайком.«Ведь только мать вольна в беде помочь,Отыщет средство и утешит дочь!»И мать, узнав, исполнившись тоски,Забилась птицей, пойманной в силки.«Один безумен! — плакала она,—Хмельна другая, словно от вина.Как вразумить? Аллах, где сил мне взять?Дочь я могу навеки потерять!»Но поняла, что здесь помочь нельзя,И горевала, молча боль снося.Лейли таиться от родных должна,Так в паланкине облачном лунаТуман вдыхает, что вокруг нее.Кинжал вонзает в сердце острие.Она в страданьях дни влачит свои.Тот, кто любил, тот знает власть любви!
Сватовство Ибн-Салама
Сад радости, где счастью должно быть,Вдруг сочинитель вздумал заклеймить, —В тот день, когда Лейли, войдя в цветник,Явила миру лучезарный лик,Узрев ее средь шелеста весны,Померкли розы, зависти полны.При виде кос, что по плечам вились,Душистыми цепями завились…В тот самый день забрел в цветущий садОдин араб, чей род Бану-Асад.Был молод он, пригож и сановит,Среди арабов чтим и знаменит.Роднёю достославной окружен,О процветанье рода пекся он.Успех его сопутствовал делам,И звался он «Сын мира» — Ибн-Салам.Он был удачлив, как никто иной,И обладал несметною казной.Увидев свет пылающей свечи,Он вздумал поступить, как вихрь в ночи.Но об одном забыл он на беду,Что ветер со свечою не в ладу.Он, возвратясь с дороги в край родной,Соединиться жаждал с той луной.Но истина забыта им одна —Не про него затеплена луна.Настойчивый в решенье до конца,Араб нашел надежного гонца.Чтоб тот, старанье проявив, помогЛуну упрятать в свадебный чертог,Чтоб, умоляя у отца в ногах,Динары рассыпал, как жалкий прах.И в уговорах, не жалея сил,Несметные сокровища сулил…Гонец, искусный в деле сватовства,Не поскупясь на льстивые слова,Униженно склоняясь до земли,Стал у родных просить руки Лейли.И благосклонно обойдясь с гонцом,Так свату отвечали мать с отцом:«Пускай аллах твои продолжит дни,Мы ценим просьбу, но повремени, —Подул в цветник студеный ветерок,Наш первоцветный розан занемог.Поправится, дай бог, она вот-вот.Пускай жених со свадьбой подождет.Для общей пользы их соединим,Да будет небо милостиво к ним!Но только не сейчас, минует срок,Еще недужен утренний цветок.На радость нам болезнь избудет он,И расцветет на радость наш бутон.Пусть увенчает свадебный венецСоюз счастливый любящих сердец».Благоразумным этим вняв словам,Терпения набрался Ибн-Салам.Стал женихом, исполненным надежд,Пыль ожиданья отряхнув с одежд.
Науфал посещает Меджнуна
Не ведала Лейли, что делать ей,Любовь скрывать чем дольше, тем трудней.Девичья честь во власти пересуд,Ославили ее и чанг, и руд.О ней судачит и шумит базар,Газели распевают млад и стар, —Усердствуют заезжие певцы,И шепчутся безусые юнцы.В тревоге и смятении она,Днем нет покоя, ночью не до сна.Меж тем Меджнун, слепой судьбой гоним,Пустыней брел, отчаяньем томим.В седых песках его терялся след,И хищники за ним бежали вслед.Спешил он к Неджду, длани простерев,Выкрикивая бейты нараспев.Любовь его в тот горный край влекла,Он шел как дух добра, не гений зла.По терниям ступал он босиком,Как кеманча, стеная под смычком.И слыша безысходный этот зов,Любой ему сочувствовал без слов.В краю пустынном мирно проживалДостойный муж, чье имя Науфал.Он добрым был, хоть с виду и суров —Защитник вдов, радетель бедняков.Но этот кроткий муж, впадая в гнев,Врагов своих крушил, как ярый лев.Он был богат и не считал казны,Но не о том мы рассказать должны.Однажды, в окруженье гончих свор,Он для охоты выбрал тот простор,Где средь забытых богом голых скалЗверь дикий рыскал и приют искал.Вдруг пред собой он юношу узрел,Страданья перешедшего предел.Стоял он на израненных ногах,С горящим взором, изможден и наг.Вокруг него — поверить в то нельзя! —Лежали звери мирно, как друзья.Расспрашивать стал ловчих Науфал,И с удивленьем повесть услыхал:«Мол, так и так, любовь повинна в том,Что распростился юноша с умом.Слагает бейты средь песков сухихИ ветеркам вверяет каждый стих.Тем ветеркам, что донести смоглиБлагоуханный вздох его Лейли.Он облакам, свершающим полет,Стихи читает сладкие как мёд.Все странники спешат сюда свернуть,Чтоб на страдальца нищего взглянуть.С ним делятся последнею едой,Коль пищи нет, то чашею с водой.Ту чашу поднимает он с трудом,К ней припадает пересохшим ртом.И пьет во здравье той, кто всех милей,Не думая об участи своей».Сочувствием проникся Науфал.«Как поступиться знаю, — он сказал,—Коль возлюбивший сам в ответ любим,Мы любящих сердца соединим».И тут с коня, чьи ноги, как бамбук,Проворно наземь соскочил он вдруг.Меджнун обласкан был и тотчас званС ним разделить походный дастархан.Муж утешать больного начал так,Что от горячих слов Меджнун размяк.Вдруг Науфал заметил, в свой черед,Что юноша съестного не берет.Не пробует изысканнейших блюд,Хоть, словно тень, и немощен и худ.О чем бы речь они ни завели,Он говорить мог только о Лейли.С участливым терпеньем НауфалРасспрашивать тогда Меджнуна стал.И, слушателя доброго найдя,Меджнун, поев, стал кротким, как дитя.Он друга обретенного дивитДвустишьями газелей и касыд.На шутки шуткой отвечал при всех,Все радостней его, все звонче смех.А тот, который этого достиг,Обитель упования воздвиг,Так говоря: «Далек твой свет живой,Но не растай свечою восковой.Я на весы богатство положу,А не поможет, силу приложу.Схвачу Лейли, как птицу на лету,Соединю двойную красоту.Кремень запрятал таинство огня, —Сталь высекает искры из кремня.Пока с луной не заключишь союз,Аркан из рук не выпущу, клянусь!»И, возрожденья чувствуя канун,Пал на колени перед ним Меджнун:«Надежда — услаждение души,Коль в обещаньях этих нету лжи.Но я безумен, разве вправе матьРодную дочь безумному отдать?Сломает розу вихрь, задев крылом,Она — луна, я — див, рожденный злом.И если злобный див владеет мной,Не совместим я с дивною луной.Напрасно тщились рубище отмыть,Я весь в грязи, мне грех не замолить!Ты черный коврик долго отскребал —Напрасный труд — белее он не стал!Иль чудотворна у тебя рука,Что ты спасти задумал бедняка?Довериться тебе страшусь, мой друг,Ты обещанья не исполнишь вдруг, —Того, кто за тобой посмел пойти,Без помощи оставишь на пути.Я не смогу желанною достичь,И ускользнет непойманная дичь.Грохочет барабан, но посмотри,Сколь важен с виду — пуст зато внутри.Коль счастье мне сулишь не на словах,Пускай тебя благословит аллах.Но если все — один мираж пустой,Оставь меня с безумною мечтой.Не поступай судьбе наперекор,Дозволь мне жить, как жил до этих пор!»И, причитаньям внемля, НауфалПомочь ему немедля возжелал.Он, благородной жалостью объят,Поклялся и как сверстник, и как брат,Господством всемогущего творца,С Меджнуном быть до самого конца:«Свидетелям да будет в том пророк,Я поступлю как лев, а не как волк,Забуду я про сон и про еду,Но обещанье свято соблюду.Прошу тебя, в спокойствии живи,Оставь безумства дикие свои,Увещеваньям ласковым внимай,Мятущееся сердце обуздай.Верь, клятва нерушима и свята,Тебе открою райские врата!»Вино надежды он сумел налить,И жаждущий безумец начал пить.Он укротить сумел свой буйный нрав,Спокойным с виду и послушным став.И, всей душой поверя в уговор,Сумел залить пылавший в нем костер.Надеждою счастливой осиян,Поехал к Науфалу в дальний стан.В горячей бане смыв и пыль и прах,С ним восседал на дружеских пирах.Стал пить вино, и повязал чалму,И сладкозвучный чанг играл ему.И с восхищеньем слушать все моглиГазели,
что слагал он в честь Лейли.Щедрей дождя, что льется на луга,Дарил хозяин гостю жемчуга.Меджнун в парче, он вдосталь ест и пьет,Похорошев от дружеских забот.Согбенный стан вновь строен, как бамбук,Лик восковой стал розов и упруг.Вновь, словно месяц средь лучей светло,Средь мускусных кудрей сквозит чело.Зефир в его дыхание привнесТот аромат, что похищал у роз.И, как улыбка солнечной весны,Сверкают зубы снежной белизны.Пустыня, что бесплодна и гола,Связующую цепь оборвала.Цветник, что, как в ознобе, трепетал,Воскресшей розе рдяный кубок дал.В Меджнуне ум и сдержанность слились,Мудрец он, украшающий меджлис.Гостеприимства полный НауфалНа все лады любимца ублажал.Он веселился только с ним вдвоем,За гостя поднимал бокал с вином,Для двух друзей в беседах о Лейли.Три месяца мгновенно протекли.
Меджнун упрекает Науфала
Друзья однажды в час вечеровойЗа чашею сидели пировой.Но потемнев лицом, став грустным вдруг,Читать Меджнун двустишья начал вслух:«Стон, словно дым, клубится в небесах,Обмана ветер мой развеял прах.Ты клялся мне, давал святой обет,Но в обещаньях громких правды нет.Сулил нектар преподнести мне в дар,Но где же твой обещанный нектар?Ты предал сердце, улестил меня,Теперь я понял — это западня!Я долго ждал, — смиренней быть нельзя,Что ж ты молчишь и опустил глаза?Не верю я красивым словесам, —Душевных ран не вылечит бальзам.Довольно мне покорным быть судьбе,Пойми меня — опять я не в себе.Трепещет сердце, вновь оно в крови,Виною — обещания твои!Где благородства светоносный дух?На помощь другу не приходит друг!Что ж обещанья не исполнил ты,Правдивый муж, поборник доброты?Я разлучен, судьба моя горька,Я истомлен, нет рядом родника.Дать воду истомленному — закон,Дать денег разоренному — закон.Цепь, что была разъята на беду,Соедини, иль я с ума сойду!Добудь Лейли, святой обет сдержи,Иль в муках умереть мне прикажи!»
Битва Науфала с племенем Лейли
И от упреков горьких НауфалПодатливей свечного воска стал.И на ноги вскочил, и сам не свойНадел поспешно панцирь боевой.Сто ратников избрал он для войны,Чьи, словно птицы, быстры скакуны.Он предвкушеньем битвы упоен,Так за добычей мчится лев вдогон.К становью он подъехал, но сперваПослал гонца, чтоб передал слова:«На ваше племя я иду войной.Обиды пламя овладело мной.Желаем мы, чтоб тотчас привелиПред наши очи юную Лейли.И я ее доставлю в свой чередТому, кто возлюбил и счастья ждет.Кто жаждущему в зной подаст воды,Того аллах избавит от беды!»Угрюмо племя слушало посла,Разбив добрососедства зеркала.«Пусть знает угрожающий войной,Что небо не расстанется с луной,Дотронуться до блещущей луныРукою дерзкой люди не вольны.Сиять ей вечно, землю озарив,Пусть сгинет посягатель, черный див.Сосуд скудельный; громом разобьет,—Кто поднял меч, сам от меча падет!»Пришлось послу везти дурную весть,Дословно передать, что слышал здесь.Отказом уязвленный НауфалВторично в стан Лейли гонца послал.«Им передай, — кричал он сгоряча,—Скакун мой резв, сверкает сталь меча,Я на врагов обрушу ураган,Смету с дороги супротивный стан!»Посол вернулся вскоре, — в этот разВдвойне был оскорбителен отказ.Гнев Науфала, столь он был велик,Что взмыл из сердца огненный язык.Казалось, ярость в бой полки вела,И сталь из ножен вырвалась, гола.Воинственные клики слышит высь,Гор снеговые пики затряслись.Все воины в крутящейся пыли,Как львы, рванулись на родных Лейли.Как в многошумном море две волны,На поле боя сшиблись скакуны.С мечей струилась кровь, красней вина,Земная твердь тряслась, опьянена.Все в дело шло — и копья, и клинки,И в рукопашной схватке — кулаки.Рой стрел пернатых, злобой обуян,Пил птичьим клювом кровь смертельных ран.Разила сталь со всею силой злой,И головы слетали с плеч долой.Арабские ретивы скакуны,Их ржанье долетает до луны.От молний смерти, озаривших день,Ломалась сталь и плавился кремень.Отточен остро блещущий клинок,Он тонок, как дейлемца волосок.Как луч восхода, с десяти сторонЛучились диски на концах знамен.И черный лев, и гневный белый дивЯрят коней, пески пустыни взрыв.За каждого, вступающего в бой,Меджнун готов пожертвовать собой,Скакун бойца копытами топтал, —Меджнун от состраданья трепетал.Жалел друзей он гибнущих своихИ сокрушался, видя смерть чужих.Кружился, как паломник в хадже он,И примиренья жаждал для сторон.И только стыд безумца смог сберечь.Чтоб на друзей он не обрушил меч.И если б не осуда, был готовОн перейти на сторону врагов.Когда б не насмехалась вражья рать,Друзьям он стал бы головы срубать.Когда б посмел, то умолил бы рок,Чтоб он на смерть сподвижников обрек.Он, если б в сердце не было преград,Соратников сразил бы всех подряд.И, возбужденный, страстно уповал,Чтоб проиграл сраженье Науфал.Молился он, рассудку вопреки,Чтоб взяли верх враждебные клинки.Убит его сторонник наповал —Меджнун убийце руку целовал.А мёртвого из племени ЛейлиОплакивал, склоняясь до земли.Держал свое копье он, как слепой,Желая проиграть скорее бой.Шла в наступленье Науфала рать —Меджнун врагов пытался заслонять.Противник рвался в битву, осмелев, —Меджнун торжествовал, рыча, как лев.Один боец спросил его в сердцах:«Что вертишься, суди тебя аллах!Я жизни для тебя не берегу,А ты, видать, способствуешь врагу!»Меджнун в ответ: «Постичь тебе нельзя,Мне не враги возлюбленной друзья.С врагом сражаться должно на войне,Но близких убивать возможно ль мне?На поле боя, там, где тлен и смрад,Вдыхаю я покоя аромат.Те, кто покой предвечный обрели,Сражались за спасение Лейли.Всем сердцем ей одной принадлежу…За счастье милой душу положу.И если я к любви приговорен —„Жизнь за любовь!“ — таков любви закон.Коль за Лейли мне жизнь не жаль отдать,Неужто вам я стану сострадать?»Сраженьем опьяненный Науфал,Как разъяренный слон, вперед шагал.Стрела свистела, души унося,Меч опускался, воинов разя.Хлестали струи крови, горячи,И головы скакали, как мячи.Его бойцы, хвастливы и сильны,Сражались до восшествия луны.И амброй ночи окропив чело,Сиянье дня померкло и ушло.Грузинка меч взметнула, чтоб скорейУ русской срезать светлый шелк кудрей.Отгрохотала до утра война,И поле боя стало полем сна.К утру свернулся черный змей кольцомЗаххак рассвета посветлел лицом.И копья снова стали жалить так,Как будто лютых змей кормил Заххак.Но конники из племени ЛейлиГромоздкой тучей, двинувшись, пошли,Как молнии грозовою порой,Взметнулся стрел неутоленный рой.Тут Науфал почувствовал: «Беда,Для мира надо распахнуть врата!»Посредника направил из родных,Чтобы просить о мире для живых,«Мол, бесполезен был кровавый спор,Начнем любезный сердцу разговор.Ведь пери виновата в том сама,Что юношу смогла свести с ума.Не жаль мне ни сокровищ, ни казны,Но те, кто, любит, вместе быть должны.Да будет сладок ваш ответ, как мед.Бог за добро сторицей воздает.Коль сахару вкусить нам не дано,Не стоит пить прокисшее вино.Решенья справедливые нужны,За благо будет спрятать меч в ножны!»С вниманием был выслушан гонец, —Жестокой распре наступил конец,Коней вражды решая расседлать,Враги отряды возвратили вспять.Смолк грохот боя, стихло, все кругом,Мир стал на страже с поднятым копьем.
Меджнун упрекает Науфала
Узнав о мире, яростью ведом,Меджнун помчался на коне гнедом.Упрек его вонзился, как клинок:«Влюбленным ты воистину помог!Хвала тебе — обет сдержал сполна!Невелика ему, видать, цена!Ты потрясал воинственно мечом,Чтоб оказаться после ни при чем.Не ты ли клялся, важен и хвастлив,Что будет связан и наказан див,Что конь помчится, словно ураган,Что захлестнет любого твой аркан?Святой обет нарушив, на беду,Ты у врагов пошел на поводу.Тот, кто врагом был только на словах,Теперь меня готов втоптать во прах.Дверь, пред которой я молиться мог,Ты предо мною запер на замок.Спасибо, друг, все чаянья мертвы,Я луком стал, лишенным тетивы.Нить дружбы оборвав, победе рад,Конь сделал королю и шах и мат.Пастух стрелу на волка навострил,Но в пса сторожевого угодил.Хоть ты за благородство вознесен,Но на поверку — праздный пустозвон!»Насмешкой уязвленный НауфалМеджнуну так резонно отвечал:«Увидев, что победа не близка,Мои немногочисленны войска,Я хитростью решил врага отвлечьИ до поры упрятать в ножны меч.Я кликну клич — на зов со всех сторонПридут бойцы из родственных племен,На ишаков я снова двину рать,С дороги нашей их клянусь убрать».И на призыв Медина и БагдадНа помощь за отрядом шлют отряд.Со всех краев спешат на ратный сбор,Чтоб разрешить в бою кровавый спор.И ночью, от горы и до горы,Заполыхали заревом костры.
Вторая битва Науфала
Кто сберегал в душе несметный клад,Воистину был царственно богат.Громаду войска двинул Науфал,И созерцавших ужас обуял.Пыль от шагов до неба поднялась,Абу-Кубайс вершина затряслась.Услышав приближение беды,Враг содрогнулся и сомкнул рядыСтарейшины из племени ЛейлиНа гору сопредельную взошли.Увидел вождь, в отчаянье немом,Войска заполонили окоем.Сверкает меч, нацелен грозно лук,И барабана непрерывен стук.Все ближе длинных труб надрывный вой.«Как поступить? Неравным будет бой».Бездонный ров разверзся перед ним,Поток ревущий был неотвратим.С лица земли живых он может сместь, —Но отступить не дозволяет честь!И воины столкнулись, грудью в грудь, —Мечи нашли свой смертоносный путь.Там, где песок кровавый ток вобрал,Рубин, переливаясь, вырастал.Казалось, даже меч был устыженОт злодеяний, что свершает он.Устали все, но только НауфалНи устали, ни жалости не знал.Сражался он, как яростный дракон,Удар мгновенный — и боец сражен.И булавы его тяжелый брусМог многоглавый сокрушить Эльбрус.Обрушит меч булатный с высоты —Из книги жизни вырваны листы.Был в смертной схватке воин не одинПоложен в погребальный паланкин.Пословица гласит: «Разящий мечСпособен воду из кремня извлечь».Когда единство движет в бой войска,Победа неизбежна и близка.Для Науфала и бойцов егоВсе предвещало вскоре торжество.Ожесточась, без жалости в сердцах,Они своих врагов разбили в прах.Кто не убит был сразу наповал,Тог кровью ран смертельных истекал.Старейшины из племени Лейли,Прах сыпя на главы, к врагам пошли.Пред Науфалом, ползая у ног,Запричитали: «Вождь, не будь жесток!Не продолжай губительной войны,Мы все убиты или пленены.Копье и меч воздетый опусти,Подай нам длань, поверженных прости.Зачем казнить безвинный наш народ,Есть высший суд, он всех живущих ждет.Коль мы обет нарушим — горе нам,—Пусть вновь запляшет меч по головам.Повергли мы щиты к стопам твоим,О, снизойди, будь милостив к живым.Зачем терзать нас, причиняя боль,И добивать нас, беззащитных, столь!»Исполнясь состраданьем, НауфалИх причитаньям и моленьям внял,Промолвив так: «Я спрячу меч в ножны,Но вы невесту привести должны!»И серым став с лица, как серый прах,Отец невесты отвечал в слезах:«Храбрейший муж, чей славе нет конца,Достоин ты престола и венца.Пусть безмятежно длятся дни твои.Я немощен, душа моя в крови.Меня арабы честные корят,С аджамцем злонамеренным ровнят.И мучает, и совесть мне гнететСудьба детей, надрывный плач сирот.В молящие глаза страшусь взглянуть,Кровь в жилах трудно бьется, словно ртуть.Своей добычей дочь мою считай,С рабом ничтожным в браке сочетай.Я счастлив буду выполнить приказ,Лейли тебе доставлю в тот же час.Коль ты костер палящий разведешьИ, словно руту, дочь мою сожжешь,В колодец бросишь, где бездонно дно,Или мечом казнишь — мне все равно.Я все снесу и в случае любомТвоим останусь преданным рабом.Но диву не отдам родную дщерь,Он на цепи быть должен, словно зверь.Она — сиянье дня, он — мрак слепой,Огонь не может ладить со щепой.Безумец жалкий, бесом одержим,Он презираем всеми и гоним,Бродящий по пустыням и горамС такими отщепенцами, как сам.С ним куролесит непотребный сброд,Позоря и пятная славный род.Бесчестья несмываемо пятно,В глазах моих он мертв давным-давно.И аравийский ветер, друг степей,Позор разносит дочери моей.Лейли невинна, но о ней кругомСудачат люди праздным языком.Меджнуну дочь отдам и вместе с нейПозор влачить мне до скончанья дней.Не лучше ль угодить дракону в пасть,Чем испытать насмешек злобных власть?Внемли мольбам скорбящего отца,Не дай позор изведать до конца.Откажешь мне, и бог свидетель в том,Судить я буду дочь своим судом.Расправиться с луной сумею сам,Ее останки брошу алчным псам.Чтоб нам бесчестья злого не терпетьИ о войне не думать больше впредь,Пусть бедное дитя терзает пес,Чем лютый див, что горе всем принес.Укусит пес — но в этом нет стыда,Бальзам излечит раны без следа.От ядовитых языков людскихПротивоядий нету никаких».Он кончил речь и скорбно замолчал.С вниманьем слушал старца Науфал.И, милосердья простирая длань,Растроганно промолвил: «Будет, встань,Я — победитель, зла не совершу,Я дочь отдать по-доброму прошу.Коль ты не хочешь, что ж, да будет так, —Насильно не свершится этот брак.Старинная пословица права:„Хлеб плесневелый, горькая халва —Та женщина, которую силком,Насилье совершая, вводят в дом“.Вершить с молитвой свадьбу надлежит.Военной распрей я по горло сыт!»И те, кто слышать эту речь могли,Жалели от души отца Лейли:«Меджнун безумной страстью одержим,Пусть он простится с помыслом дурным.Он, все права утративши свои,Не смеет стать хранителем семьи.Мы шли в сраженье за него, а онМолился, чтобы друг был побежден.Для стрел мишенью каждый воин стал,А он нас и ругал и проклинал.Тем, у кого сознание темно,Смеяться или плакать — все одно.Ведь тот союз, что кровью окроплен,Несчастьем для двоих сопровожден,Ей жизнь прожить с безумцем надлежит,Тебе всю жизнь влачить за это стыд!Мы имя наше в славе сохранимИ вмешиваться дальше не хотим».И Науфал, разумным вняв словам,Бойцов своих отправил по домам.…Меджнуну вновь по прихоти судьбыВонзились в сердце острые шипы.На Науфала он в слезах напал,И гнев его, как лава, клокотал.«О ты, который верным другом был,Свои обеты ныне позабыл.Зачем решил сияющий восходТы променять на мрачный день невзгод?Мою добычу выпустил из рук,Так чем же ты помог, ответствуй, друг?Подвел меня туда, где тек Евфрат,Не дав испить воды, низвергнул в ад.Ты, нацедив в пиалы мед густой,Дал мне полынный отхлебнуть настой,Сам предложил мне сахар, а потомСмахнул, как муху дерзкую, платком.Неопытной рукою нить сучилИ превосходный хлопок загубил».Все высказал Меджнун, судьбу кляня,Рванув уздечку, вскачь погнал коня,Не видя ничего перед собой,Мрачнее черной тучи грозовой.Он влагой слез пустыню орошалИ этим жар душевный утишал,А Науфал, вернувшись в свой предел,С друзьями о страдальце сожалел.Он, неизменный дружбе до конца,Людей послал по следу беглеца.Но тщетно, словно в вечность, канул он,И след его песками заметен.И понял каждый, кто понять желал,Причину, по которой он пропал.
Старуха ведет Меджнуна к шатру Лейли
Когда небесный странник свет зажег,Зарозовел предутренний восток.И лишь в зрачках чернеть остался мрак,Как сокровенный камень Шаб-Чираг.Меджнун, как ворон, вдруг затрепетал,Как мотылек, что свечку увидал,И мысленно шипы убрав с пути,В край, где жила Лейли, решил пойти.Ее становья дым вдохнув с тоской,Он побледнел, за грудь схватясь рукой.Протяжный вздох похожим был на стон.Так стонет тот, кто к жизни пробужден.Вдруг он увидел — нищенка бредет,А вслед за ней на привязи юрод.В оковах тяжких с головы до пят,Казалось, он судьбе подобной рад.Старуха, торопясь, дорогой шла,И на веревке бедного влекла.Меджнун пред нищей в удивленье всталИ вопрошать ее в смятенье стал:«Кто этот муж, что, на свою беду,Вслед за тобой идет на поводу?»И услыхал ответные слова:«Перед тобой злосчастная вдова.Тот, кто оковы вынужден таскать,Не сумасшедший вовсе и не тать.Мы за собой не ведаем вины, —До нищенства нуждой доведены.Друг на аркане вслед за мной идет,Поет и пляшет у чужих ворот.Той малостью, что вместе соберем,И живы мы, и кормимся вдвоем.Стараемся дарованное намВсе разделить по-братски, пополам.Крупинкой самой малой дорожим,Дележ по справедливости вершим».Когда Меджнун признанья смысл постиг,К ногам старухи он с мольбой приник.Он стал взывать: «С бедняги цепь сними,Свяжи меня, в товарищи возьми.Знай, это я безумьем заклеймен,Я заслужил оковы, а не он.Меня води с собою по дворам,Я заслужил бесчестие и срам.Все, что добуду, на цепи влеком,Тебе пусть достается целиком!»Воспрянула старуха всей душой,И, в предвкушенье выгоды большой,От спутника немедля отрекласьИ связывать Меджнуна принялась.Веревкой ловко окрутила стан,Вкруг шеи обвила тугой аркан.За побирушкой он, вздымая прах,Побрел с цепями на худых ногах.Как будто пьяный шел под звон оков,И хохотал, и прыгал у шатров.«Лейли», — он звал, людей смеша до слез,В него кидавших камни и навоз.Он устремлялся к Неджду, в тот простор,Где цвел надеждой и манил шатер.И наконец залетный ветерокДонес становья близкого дымок.Меджнун пал наземь, вровень став с травой,В рыданьях схожий с тучей грозовой,Он бился лбом о камни, вопия:«О ты, из-за которой гибну я!Я, возлюбив тебя, презрел закон,От всех мирских забот освобожден.Но, скован по рукам и по ногам,Истерзанный, я ныне счастлив сам.Свершая грех, не милости ищу,Я сам себе злодейства не прощу.Тебя я умоляю об одном:Суди меня, но собственным судом.Хоть я из лука целился в бою,Но поразили стрелы грудь мою.Я на твоих сородичей напал,Но своего меча я жертвой стал.Я, став причиной учиненных зол,К тебе с повинной, скованный, пришел.Теперь от цепи цепенеет, глянь,Лук против вас нацелившая длань.За грех я расплатился тяжело —Ужасное возмездие пришло.Не снисходи ко мне и не жалей,В твоей я власти, — кровь мою пролей!Я без тебя живу, меня виниИ на кресте преступника распни.О ты, что и в неверности верна,Невинность пред тобой вины полна,Безвинен я и не содеял грех,Но пред тобою я виновней всех.Иль в милосердье вдруг ты снизойдешь,Или вонзишь в меня презренья нож.Подай мне весть, пока еще живу,Длань возложи на скорбную главу.Готов погибнуть я из-за тебя,Чтоб ты предлог нашла прийти, скорбя.Казни меня — благословенен меч,На твой порог он дал мне жертвой лечь.Я все прощу, не ведая обид,Я — Исмаил, а не исмаилит.В моей груди свеча горит светло,Но это пламя сердце обожгло.Коль голова моя — свечной нагар,Обрежь фитиль, пусть ярче вспыхнет жар.У ног твоих мне умереть дозволь,Жить не могу, невыносима боль.Ты недоступна до скончанья дней,И жизнь все безнадежней и темней.На что мне голова? Она больна,Страданьями и ревностью полна.Твори, что хочешь, тело обезглавь,Счастливой будь, а горе мне оставь!»И цепи на себе порвав рывком,Стрелою взвившись, пущенной стрелком,Молниеносно, словно метеор,Он поспешил бегом к отрогам гор.На Неджд взобрался, по камням скользя,Себе удары с воплем нанося.Его сумели все же разыскать,Узрели то, что лучше не видать.Рыдающая мать, седой отецВ отчаянье постигли наконец:«Возврата нет, родных Меджнун забыл»,И, одичавший, он оставлен был.Воспоминанья стерлись и ушли,Мир потускнел пред именем Лейли.А если говорили об ином,Он убегал иль забывался сном.