Лейтесь слезы... (Пролейтесь слезы) (др. перевод)
Шрифт:
— Тот факт, что вы секст, — после недолгого молчания начал Бакман, — представляет все дело в ином свете. Ведь вы действуете заодно с другими секстами, не так ли? — Он не сводил пристального взгляда с лица Ясона; от этого Ясон почувствовал неудобство и смущение. — Насколько я понимаю, — продолжил Бакман, — мы здесь имеем первое доказательство того, что сексты…
— Нет, — перебил Ясон.
— Нет? — Бакман продолжал бурить его взглядом. — Вы не поддерживаете связи с другими секстами?
— Я знаю еще только одного секста, — сказал Ясон. — Это Хильда Харт, певица. А она
Эта информация заинтересовала Бакмана — он не знал, что известная певица Хильда Харт — тоже секст. Однако, по зрелому размышлению, это показалось разумным. Тем не менее за всю свою карьеру Бакману не приходилось сталкиваться с женщиной-секстом; просто его контакты с ними были не столь часты.
— Если мисс Харт — тоже секст, — вслух сказал Бакман, — ее, пожалуй, стоит пригласить сюда для беседы. — Полицейский эвфемизм легко слетел с его языка.
— Валяйте, — отозвался Ясон. — Пропустите ее через отжим. — Его тон вдруг сделался свирепым: — Возьмите ее за задницу. Посадите в исправительно-трудовой лагерь.
Не очень-то вы, сексты, сказал себе Бакман, преданы друг другу. Он уже не раз с этим сталкивался, но это всякий раз его поражало. Элитная группа, выведенная из высших аристократических кругов с тем, чтобы определять и поддерживать сильных мира сего, на практике обратилась в ничто, раз ее члены терпеть не могли общество друг друга. Про себя Бакман расхохотался, но на лице у него выразилась лишь слабая улыбка.
— Что, вам смешно? — спросил Ясон. — Вы мне не верите?
— Это неважно. — Вынув из ящичка в столе коробку сигар «Куэста-рей», Бакман маленьким ножичком отрезал кончик одной из них. Стальным ножичком, изготовленным исключительно для такой цели.
По ту сторону стола за ним завороженно наблюдал Ясон Тавернер.
— Не желаете? — осведомился Бакман, протягивая коробку Ясону.
— Никогда не курил хороших сигар, — сказал Ясон. — Если выяснится, что я…
— Выяснится? — переспросил Бакман. — Для кого? Для полиции?
Ясон не ответил. Он сжал кулаки, с трудом сдерживая дыхание.
— Есть какая-нибудь сфера, где вы хорошо известны? — спросил Бакман. — К примеру, среди интеллектуалов, сидящих в исправительно-трудовых лагерях. Знаете, тех, что распространяют мимеографированные рукописи.
— Нет, — сказал Ясон.
— Значит, в музыкальной сфере?
— Уже нет, — напряженно ответил Ясон.
— А записи вы хоть какие-то выпускали?
— Не здесь.
Бакман по-прежнему не спускал с него немигающих глаз; за долгие годы он развил в себе эту способность.
— Тогда где? — тихонько поинтересовался он, едва выходя за порог слышимости. Именно такой голос теперь ему и требовался — этот тон убаюкивал, мешал распознавать значение слов.
Но Ясон Тавернер не попался на удочку; он просто не сумел откликнуться. Черт бы побрал этих ублюдочных секстов, с гневом подумал Бакман. Причем с гневом в основном на себя. «Не могу я играть во всякие вонючие игры с секстами. Ни черта не выходит. Теперь он в любой момент может отменить у себя в голове мою претензию на высшее генетическое наследство».
Бакман
нажал кнопку интеркома.— Пусть сюда доставят Катарину Нельсон, — проинструктировал он Герба Майма. — Полицейского информатора из округа Уотте, из этого в прошлом черного района. Пожалуй, мне следует с ней переговорить.
— Есть. Будет через полчаса.
— Спасибо.
— Ее-то зачем в это втягивать? — хрипло спросил Ясон Тавернер.
— Она подделала ваши документы.
— Она знает про меня только то, что я велел ей занести в мои УДы.
— И это была сплошная ложь?
После краткой паузы Ясон отрицательно помотал головой.
— Стало быть, вы все-таки существуете.
— Да, но… не здесь.
— А где?
— Не знаю.
— Тогда расскажите мне, как вам удалось изъять те данные из всех банков.
— Я никогда этого не делал.
Услышав эти слова, Бакман ощутил, как его переполнило чудовищное предчувствие — словно бы сжало стальными лапами.
— Вы не изымали данные из банков. Вы пытались туда их вложить. Там с самого начала не было никаких данных.
Наконец Ясон Тавернер кивнул.
— Хорошо, — сказал Бакман, чувствуя, как у него внутри затеплилась радость открытия. — Вы ничего не вынимали. Но ведь есть причина, по которой там с самого начала не было данных. Почему их там не было? Вы знаете?
— Знаю, — отозвался Ясон Тавернер, глядя прямо перед собой; лицо его напоминало кривое зеркало. — Потому что я не существую.
— Но ведь когда-то вы существовали.
— Да, — с болью и неохотой подтвердил Тавернер.
— Где?
— Не знаю!
Вот так всегда, подумал Бакман. Не знаю. Впрочем, возможно, он на самом деле не знает. Но ведь пробрался же он из Лос-Анджелеса в Вегас; подцепил ту тощую и морщинистую шлюху, которую вегасские полы загрузили вместе с ним в фургон. Как знать, подумал он, может, я у нее что-то выясню. Хотя интуиция подсказывала ему обратное.
— Вы уже пообедали? — поинтересовался Бакман.
— Да, — ответил Ясон Тавернер.
— Тогда хотя бы составьте мне компанию. Сейчас я распоряжусь, чтобы нам что-нибудь принесли. — Он снова нажал кнопку интеркома. — Пегги, уже так поздно. но вы все-таки доставьте нам два завтрака из того нового местечка дальше по улице. Не из того, куда мы обычно ходили, а из недавно открывшегося где на вывеске собака с головой девушки. «У Барфи» называется.
— Слушаюсь, мистер Бакман, — сказала Пегги и повесила трубку.
— Почему вас здесь не зовут генералом? — спросил Ясон Тавернер.
— Когда меня зовут генералом, — объяснил Бакман, — я чувствую, что мне следовало бы написать книгу о том, как вторгнуться во Францию, в то же время оставаясь в стороне от войны на два фронта.
— Значит, вы просто «мистер».
— Именно.
— И начальство вам позволило?
— Для меня, — сказал Бакман, — не существует такой вещи, как «начальство». Если не считать нескольких полицейских маршалов, разбросанных по всему миру. А они также предпочитают, чтобы их звали мистерами. — И как бы им хотелось еще понизить меня в должности. За все, что я сделал.