Лезвие сна
Шрифт:
— Она говорила что-то насчет занятий в библиотеке, — ответил он на вопрос Изабель. — А если ее там нет, попробуйте поискать в кафе Кэтрин — на Баттерсфилд-роуд. Там собираются многие наши студенты.
— Я знаю это место.
Некоторые вещи никогда не меняются. Кафе Кэтрин было местом встречи творческой молодежи и в то время, когда она сама посещала занятия в университете.
— Вот и хорошо. Тогда...
Его жест красноречивее всяких слов говорил о том, что парню не терпится вернуться к работе.
Изабель это поняла, но ей пришлось задать еще один вопрос:
— А как она выглядит? — Парень
— Короткие темные волосы, мелкие черты лица, очень выразительные глаза. Немного костлявая.
При этих словах Изабель не могла удержаться от улыбки; он и сам сильно не дотягивал до мистера Совершенство.
— Я видел ее сегодня днем в обрезанных джинсах и футболке с отпечатанной репродукцией лилий Моне.
— Спасибо за помощь.
— Всегда рад помочь.
Не успела Изабель повернуться, чтобы выйти из студии, как парень вновь обратился к мольберту. По дороге к выходу Изабель с легкой завистью размышляла о молодом художнике. Какая муза подгоняет его? Но еще больше ее мысли занимал другой вопрос: а что стало бы с ней, если бы не встреча с Рашкиным у лестницы собора Святого Павла? Если бы она ответила отказом на его приглашение или не пришла бы в его студию? Каким бы было ее творчество? Кем бы стала она сама?
Глупые вопросы. В некотором смысле у нее никогда не было выбора. Задолго до первой встречи она уже была очарована его работами. Именно благодаря его творчеству она взяла в руки кисть. А обучение под его руководством оказалось фатальной неизбежностью. Подарком судьбы. Зато потом, как в тех волшебных сказках, которые так любит Кэти, за подарок пришлось заплатить. И слишком дорогой ценой.
Благодаря указаниям паренька из университета отыскать Барбару Николс оказалось несложно. Девушка точно соответствовала его описанию, только вот определение «костлявая» ей не подходило. Скорее Изабель назвала бы ее изящной. А ее глаза по интенсивности голубого цвета могли соперничать с глазами Джилли. Изабель стало любопытно, заставлял ли Рашкин ее раздеваться на первом занятии в студии. Но вместе с тем она ощутила симпатию к молодой художнице.
Изабель поднималась по каменным ступеням библиотеки как раз в тот момент, когда Барбара выходила оттуда. От воспоминаний о давней встрече на этом самом месте Изабель пробрал озноб. Она дотронулась пальцами до плетеного браслета, с некоторых пор не покидавшего ее запястье, а потом окликнула Николс.
— О, прошу вас, зовите меня просто Барб, — взмолилась девушка. — А то «госпожа Николс» заставляет меня вспоминать о матери.
Изабель улыбнулась и назвала свое имя. Глаза Барбары наполнились сочувствием.
— Я слышала об ужасном пожаре, — сказала она. — Ты, должно быть, была страшно расстроена.
Изабель невольно посмотрела на то место за каменным львом, где когда-то стоял Джон. Она почти увидела его призрак, и его голос снова раздался в ушах. Пальцы безостановочно крутили и крутили браслет на руке.
— Я и сейчас еще не успокоилась, — призналась Изабель.
— Это так странно, — снова заговорила Барбара. — Вот так стоять и разговаривать с тобой. Ведь ты — один из моих самых любимых художников.
Щеки Изабель загорелись от этих слов.
— Мне так нравятся твои работы, — продолжала Барбара. — И когда я думаю о том, что с ними случилось, чувствую настоящую боль. — Она запнулась. —
Прости. Возможно, ты стараешься забыть, а я снова напоминаю о страшном несчастье.— Такое невозможно забыть, — сказала Изабель, а потом, подумав о судьбе ньюменов, добавила: — Думаю, мне лучше помнить об этом.
Барб изумленно подняла брови, но Изабель не стала объяснять свои слова. Она не знала, как можно объяснить такое.
— Я хотела поговорить о Рашкине, — сказала она. — Даже не знаю, с чего начать, но с тех пор, как я услышала, что ты берешь у него уроки, я поняла, что должна предупредить...
Уловив предостерегающее выражение на лице Барбары, Изабель замолчала.
— Рашкин, — горько произнесла Барбара. — Как я радовалась, когда он предложил работать под его руководством! — Она многозначительно взглянула на Изабель. — Вероятно, ты — единственный человек, который знает, какое волнение охватывает, когда идешь по тропинке к его студии, когда поднимаешься по ступеням узкой лесенки...
Изабель нетерпеливо кивнула:
— И что же произошло?
— Скорее всего то же самое, что и с тобой. Я с самого начала поняла, что он одержим властолюбием. Хорошо. Я была готова мириться с его отвратительным характером ради того, чтобы научиться писать, как он или как ты.
На этот раз Изабель пропустила комплимент мимо ушей. Она хотела спросить о ньюменах. Что Рашкин успел ей рассказать? Сколько несчастных созданий Барб уже вызвала в этот мир? Но прежде, чем она успела хотя бы мысленно сформулировать вопросы, Барб заговорила снова.
— Когда он впервые ударил меня, я стерпела. — Взгляд девушки устремился вдаль, куда-то за пределы университетского городка. — Мне это очень не понравилось, — добавила она гораздо тише. — Но он разыграл такой спектакль, был так расстроен, что я имела глупость поверить и остаться.
— До тех пор пока это не повторилось, — продолжила Изабель.
Барб кивнула:
— Я с трудом в это поверила. То есть я хочу сказать, что не могла поверить в то, что это повторилось. А потом я словно обезумела и тоже ударила его. Я просто схватила картину, над которой работала, и ударила его по голове. А пока он лежал на полу и ждал моего раскаяния и жалости, собрала свои вещи и ушла.
Изабель охватило чувство восхищения своей собеседницей. Где же был ее собственный гнев в то время, когда Рашкин избивал ее? Гнев побеждало страстное желание учиться. И ярость, и решительность, и чувство независимости — всё было подавлено жаждой знаний. А может, она частично унаследовала характер матери? Ведь та никогда не осмеливалась вступиться за дочь во время их ссор с отцом.
— Больше я туда не возвращалась, — закончила Барб. Она наконец-то взглянула в лицо Изабель и попыталась улыбнуться. — Ты об этом хотела меня предупредить?
Она ничего не знает о ньюменах.
— Я хотела встретиться с тобой с того самого дня, когда узнала, что ты работаешь под его руководством, — сказала Изабель.
Это было почти правдой. Конечно, основной ее заботой были ньюмены, но она должна была подумать и о Барб тоже. Она на самом деле хотела уберечь Барб от той боли, которую ей пришлось вынести самой.
— Я не знала, как к тебе подойти. Боялась, что ты примешь мои слова за злобные выдумки, за ревность, поскольку ты заняла мое место в его студии.