Лезвие сна
Шрифт:
Я чувствую себя как никогда превосходно. Иззи не раз предлагала мне поселиться вместе с ней на острове, и, если бы мне всегда было так хорошо, как сейчас, я бы не раздумывала. Но с каждым часом становится всё труднее находиться рядом с ней и не сметь признаться в своей любви. Признаться в том, что я хочу близости между нами. Не могу сказать, что она ханжа, но совершенно точно знаю, что мысль об однополой любви вряд ли ее обрадует.
Я вспоминаю один случай, когда мы с Иззи проходили мимо кафе на Ли-стрит и увидели за столиком в тени дерева двух обнимающихся женщин.
— Господи, — воскликнула Иззи. — Почему они занимаются этим на публике?
— Мужчины и женщины часто
— Да, но между мужчиной и женщиной это нормально. Я даже не могу себе представить, как можно целовать другую женщину с такой страстью.
Я тогда промолчала. По правде говоря, я даже не уверена в том, что сама склонна к лесбийской любви. Меня не привлекают мужчины, но и женщины тоже. Я люблю только Иззи.
Мне нравятся работы, созданные Иззи за последние несколько лет, но я всё равно скучаю по ее прежней манере. А может, я просто скучаю по ньюменам.
Иззи говорила, что они появляются из такого места, где раньше у них были другие истории, так они сами говорили ей, и это всё, что они помнят. Но все мы живем в своих историях — я, вы, каждый из нас. Некоторые истории проходят у всех на виду, другие — скрытно, как моя любовь к Иззи. Когда мы в конце концов уходим под землю, истории продолжаются. Не вечно, но некоторое время. Это, по-моему, своего рода бессмертие, но имеющее свой предел, как и всё на свете.
Хотя в случае с ее ньюменами это утверждение неверно. Несмотря на то что они появляются в мире благодаря картинам Иззи, они живут в своих, тайных историях. Иззи может их отыскать — или скорее они могут найти ее. Я могу их увидеть, потому что знаю, куда смотреть. Думаю, и другие люди время от времени их замечают, но вряд ли воспринимают как нечто реальное. Раньше я считала, что всё будет иначе. Я надеялась, что их появление изменит наш мир, но ошиблась, как бывало не раз в моей жизни, и наверняка будет еще. Просто раньше мои ошибки расстраивали меня не так сильно. Никогда их цена не казалась столь высокой.
После пожара ньюмены погибли, и их истории умерли вместе с ними. Только Иззи их помнит, да еще я.
И, мне кажется, Рашкин, где бы он ни находился.
Ангелы и чудовища
Мой милый, если я умру и мел превратится в глину,
Слепи из этой глины чашу
И выпей из нее, коль вспомнишь обо мне.
Как только губы прикоснутся к чаше,
Я подарю тебе свой сладкий поцелуй.
Разворачивая картину с изображением Пэддиджека, Иззи представила себя персонажем волшебной сказки, где запросто может заговорить ворона на заборе или чайная ложка в руке, и их необычные советы помогут найти выход и восстановить справедливость. В волшебном мире сказок нельзя не доверять самым странным предсказаниям и герои часто полагаются на помощь нищей старухи, голодной птицы или благодарной лисы.
Изабель совершенно серьезно ожидала, что фигура на холсте заговорит с ней или ее ньюмен появится на дорожке, поднимется по пожарной лесенке и застучит в окно деревянным пальцем, требуя впустить его. Она вспомнила зимнюю ночь, металлические перила, украшенные разноцветными лентами, тип-таппа-тап-па-тип сучковатых пальцев по деревянному предплечью, три браслета, сплетенные из полосок ткани, один из них, теперь уже выгоревший и потрепанный, до сих пор лежал на дне сумки, два других остались только в памяти или в сновидении. Но стук возник
наяву, и Изабель наконец поняла, что это стук в дверь ее студии.Еще несколько секунд она недоуменно прислушивалась, потом тряхнула головой, отгоняя воспоминания, положила картину на подоконник и открыла дверь. На пороге стояла Джилли, ее обычно веселое лицо выглядело озадаченным.
— Я чуть было не ушла, — сказала Джилли. — Ты не открывала целую вечность.
— Извини... Я размышляла.
И вспоминала. Хотела исправить свои ошибки. Сожалела, что не может снова прикоснуться к магии. Может, теперь, занявшись иллюстрациями к книге Кэти, ей удастся разрушить барьер между миром ньюменов и ее собственным...
— Изабель?
Она поморгала, стараясь сосредоточиться на своей гостье.
— Ты кажешься очень рассеянной, — заметила Джилли. — С тобой всё в порядке?
Изабель кивнула и отступила назад, приглашая подругу войти.
— Всё в порядке. Я просто немного отвлеклась.
— Ну ладно, — вздохнула Джилли. — Зато со мной произошло нечто очень странное.
Она остановилась посреди комнаты и оглядела студию. Всё осталось в том же виде, что и накануне, — груды нераспакованных ящиков, коробок и чемоданов.
— Я только что вернулась, надо было заняться кое-какими мелкими делами.
— Вот почему я никогда не соглашусь на переезд, — сказала Джилли. — Это слишком тяжелая работа. Не понимаю, как Кристоф умудряется менять квартиру чуть ли не каждый год, да еще притом, что у него тьма неподъемных книг.
— Вообрази, что было бы, если бы я собралась переехать навсегда, а не на несколько месяцев.
— Нет уж, благодарю. Теперь послушай, что со мной произошло. — Джилли протиснулась в угол, где находились раковина и кухонная плита. Она запрыгнула на объединявшую их стойку и поболтала ногами. — Сегодня утром в мою квартиру заходил Джон Свитграсс, он разыскивал тебя.
— Джон, — повторила Изабель.
Внутри у нее всё словно застыло. Изабель покачнулась от неожиданности и оперлась рукой о стену. Всего несколько минут назад она жаждала вернуть прошлое, и вот теперь оно уже здесь и поджидает ее, но как ей поступить? Что она может сказать Джону теперь, когда прошло столько лет?
— Вот только, — продолжала Джилли, — он сказал мне, что его зовут не Джон. И вел себя довольно грубо. Но внешне он выглядит совершенно как Джон, хотя в остальном они абсолютно разные. — Джилли пересказала утреннее происшествие и напоследок спросила: — Разве это не странно? Мы никогда не были большими друзьями с Джоном, и, кроме тебя, думаю, его никто не знал достаточно хорошо.
«А разве я его знала?» — мысленно спросила себя Изабель.
— И еще, — добавила Джилли. — Я ведь видела его всего несколько дней назад, и он вел себя вполне нормально — достаточно дружелюбно, хотя несколько отстраненно. А у этого парня в глазах было что-то подлое. У Джона нет брата? Вернее, брата-близнеца?
— Не имею ни малейшего представления, — покачала головой Изабель. — Он никогда не распространялся о своей семье или о прошлом. Я только знала, что в городе он жил у тетки, и это всё.
— Забавно, как можно столько лет общаться с людьми и ничего о них не знать, — посетовала Джилли. — Я годами знакома со многими, но до сих пор не знаю их фамилий.
— Ну, если учесть, сколько у тебя знакомых, можно только удивляться, что ты еще помнишь их имена.
— Да, верно, — улыбнулась Джилли. — У меня весьма своеобразная память, и это всем известно. Я никогда не забываю то, что видела, но, когда дело касается слов, а тем более имен, моя память становится избирательной и работает по своим законам, а не так, как мне хотелось бы.