Лезвие страха
Шрифт:
Горбун приблизился к основанию пирамиды и остановился. Алан услышал шаги. С вершины пирамиды спускался человек в блестящих одеждах. Алан, не спуская глаз с горбуна, подался в сторону, и скрючившись, замер. Человек в блестящих одеждах прошел мимо него, встал прямо напротив горбуна и произнес:
– Ну вот и закончились наши страдания, братья. – Он обвел руками зал, и все монахи повернули к ним свои бледные лица, – Вот он перед нами, тот самый последний из священного Списка, тот, кто подарит нашему Пророку очистительную влагу и вернет его в этот мир, и тогда мы услышим истинную волю господа нашего Иллара!
Горбун покрутил головой, звякнул цепями и хрипло рассмеялся.
– О… Епископ Коррада? Вас не узнать в этой хламиде, Ваше Святейшество… Но я
Алан вдруг понял, что горбун ни капельки не напуган, более того этот человек держался с вызовом. В его голосе чувствовались нотки, свойственные прожженным и бесстрашным авантюристам, из тех, кто наплевав на все человеческие и божественные законы, мог позволить себе делать только то, что было угодно их собственному понятию об окружающем мире.
Епископ сделал шаг назад и проговорил:
– Это Хаос внутри тебя позволяет говорить бездумное! Твое тело и твой разум, изувеченные Хаосом не способны понять все величие грядущего. Но твоя смерть освободит твое плененное сознание и ты поймешь, в чем заключается истина.
Горбун презрительно фыркнул в ответ.
– Истина, епископ, заключается в том, что я так долго прожил наедине с собственной смертью, что на все остальное мне просто плевать. И на вас, и на вашу сумасшедшую веру в том числе. Другое дело, что мне не совсем понятно, что именно я делаю в Дрире в окружении обожравшихся драконьей травы фанатиков? Неужели старый Гларум настолько ценен для церкви, что вы, рискуя очень многим, выкрали меня из собственного дома прямо в Вивлене?
– Ты презренный потомок Первых Царей, тех самых, что позволили Хаосу проникнуть людские тела, навеки поселившись в них. Ты первый в Священном Списке Желанных!
– Я презренный потомок купцов второй гильдии, из пригорода Термбура, а моя бабка по матери была шлюхой. Что касается списков, очевидно вы по ошибке прихватили список должников из мясной лавки Олафа Бароя, в этом списке я и по правде первый, уже как год… Все времени не хватало занести долг…
Горбун закончил и гордо поднял голову. Монахи вокруг тревожно зашептались. Епископ сделал жест, словно отгоняя некое видение, и прорычал:
– Ты можешь говорить все что угодно, твоя участь решена задолго до твоего рождения. В борьбе между Порядком и Хаосом, тебе отведена лишь жалкая роль жертвы, которую мы принесем для пробуждения нового Пророка. Ты носитель черной крови Проклятых, твоя кровь должна быть очищена в теле Пророка, и тогда более не останется препятствий для возвышения истинной веры!
Горбун задумчиво покивал и проговорил:
– Ну вот, теперь все сходится. А я то пытался разрешить эту загадку совсем с другой стороны. Значит, вам нужна моя кровь? Ай да Виктория! Вот это я называю по настоящему правильным подходом в решении проблем. Спланировать столь многоходовую комбинацию… Умница, девочка. Ну что же… Когда-нибудь я все равно бы умер, не сегодня, так завтра, а быть может через год. Умереть более пафосно у меня уже вряд ли получиться, а потому я готов принести себя в жертву. Ну, со ссылкой на то, что другого выхода у меня все равно не остается! Может дадите исповедаться, епископ? Я могу рассказать многое, некоторые моменты моей бурной жизни вас обязательно бы заинтересовали, а кроме этого я знаю массу замечательных анекдотов из жизни священников, а также замечательные эротические истории…
Епископ взмахнул рукой, и монах стоявший позади с силой ударил горбуна по ногам тяжелой дубинкой. Горбун рухнул на залитый кровью пол, но тут же поднял голову и прохрипел:
– Я ведь еще не закончил…
Алан заметил, как к епископу приблизились те самые монахи, что обсуждали его судьбу. Один из них подал епископу деревянную чашу, а другой – короткий острый кинжал.
Коррада медленно приблизился к горбуну и произнес нараспев:
– Пусть твоя черная кровь очистится от Хаоса, ибо так велел нам Господь!
Стоявшие кругом монахи хором повторили:
– Так велел нам Господь!
– Его
слова пришили к нам через истинного пророка, и мы внемлем этим словам и повинуемся! Ужасный лик Джайллара отступит на шаг, а потом еще на шаг, когда кровь твоя очистится, ибо так сказал нам Господь!– Ибо так сказал нам Господь!
Он наклонился и быстро провел лезвием по шее горбуна и тут же подставил чашу. Когда чаша наполнилась темной кровью, епископ поднял на головой лезвие клинка и произнес:
– Наш Пророк близок к нам, братья. Он говорит со мной! Мы все изопьем из этой чаши и очистим проклятую кровь. Отдайте этого носителя вечного зла телу нашего Пророка!
Он сделал глоток из чаши, передал ее стоящему рядом монаху, и повернулся к Алану. Несколько мгновений епископ смотрел на него выпученными немигающими глазами, и наконец прохрипел:
– Этого пока прикуйте к стене. Кровь наследника проклятых сделает нас сильнее, но возможно, Пророку понадобится еще кровь. А пока – мы должны укрепится духом и изгнать носителей зла из священного города!
Глава 62
Осознание того, что его цель исчезла, обрушилось на Аттона неожиданно. Он поднимался по грязным ступеням постоялого двора к себе в комнату, как вдруг ощутил странную пустоту где-то внутри, словно все что было в прошлом, и все что должно произойти в будущем, отгородилось от его сознания черной стеной, оставив ему крошечный светлый пятачок. Он понял, что не может думать о своей цели и не может думать о чем-то другом, голоса, долгое время наперебой твердившие о его предназначении исчезли, пропали за той самой стеной. В голове билась одна единственная тревожная мысль:
"Вот и все…"
Он медленно опустил ногу на ступеньку, привалился спиной к стене и обхватил голову руками. Он не видел ничего кроме черной стены прямо перед собою, стены, отгораживающей его от всего остального мира. Вдруг исчезли все воспоминания, все мучительные переживания и тщательно разработанные планы, ни осталось ничего – только белое пятнышко, в котором его сознание оказалось запертым, и непроницаемая стена вокруг. Он мысленно коснулся этой стены и почувствовал холодную равнодушную безысходность, и страх, страх того что он может навсегда остаться на этом маленьком пятачке вместе со своими самыми простыми желаниями. Ранее, закрыв глаза, он видел яркие краски теснящихся в его голове мысленных образов, мог сосредоточившись выбрать любой из них, изучить, проникнуться, разделить сложный на простые или создать новый, более яркий и понятный. В этих образах было все – его воспоминания, его ощущения, его чувства, его представления и действия. Теперь же он видел лишь голубоватое мутное свечение, исходящее от стены. Он принялся судорожно искать хоть какую-либо зацепку, он мысленно бился об эту стену, ощущая, как его внутренний мир сжимается все сильнее, стена напирает на него, давит своей массой, отбирает последние крохи разума.
И тут все изменилось. Стена вдруг исчезла, и он вдруг рухнул куда-то вниз, словно сорвавшись в пропасть, в необъятные серо-зеленые дали.
Он пришел в себя и открыл глаза.
– Эй, приятель! С тобой все в порядке?
Рядом с ним стоял толстый усатый купец в потертом камзоле древнего покроя. Аттон встряхнул головой и пробормотал:
– Да уж… Лучше не бывает…
Купец, подозрительно щуря маленькие глазки, поводил из стороны в сторону внушительным красным носом и просипел:
– Пойди проспись, приятель… Ты выглядишь более чем дерьмово.
Аттон молча кивнул и поднялся по лестнице в свою комнату. Перед тем как войти, он оглянулся. Купец по прежнему стоял и прищурившись смотрел ему вслед. Аттон отпер тяжелый замок, чуть приоткрыл дверь и осторожно заглянул внутрь. В полумраке комнаты блеснули красным глаза.
Аттон еще раз оглянулся на лестницу, затем быстро вошел в комнату и прикрыл за собою дверь. В темноте раздался едва слышный смешок, а затем приятный голос негромко произнес:
– Ты не удивлен и не испуган?
Аттон устало зевнул и покачал головой: