Либеральный Апокалипсис

Ванек присел на корточки.

— Чернь! — Разъяренный Борис подхватил с земли книгу и бросился к дорожке. — Мерзавец! Гадина! Чернь!!

Надежда, как свойственно женщинам и девушкам, слегка опоздала, но сегодня Ивана это обстоятельство порадовало. Он боялся, что она столкнется с креативником, однако все обошлось: девушка пришла к условленному месту через пятнадцать минут после исчезновения неожиданного «френда». Улыбнулась, увидев Ивана, стянула берет-балаклаву и поинтересовалась:

— Сегодня?

Она еще не до конца справилась с насаждаемой Sym краткостью, а потому часто использовала простейшие конструкции.

«Чем займемся сегодня?»

— Ты прочитала? — спросил Иван.

— Да.

— А мне почитаешь?

Надежда на мгновение нахмурилась — читать вслух у нее пока получалось не очень хорошо, но потом упрямо кивнула и достала из рюкзака потрепанный томик Лермонтова.

Белеет парус одинокий В тумане неба голубом!.. Что ищет он в стране далекой? Что кинул он в краю родном?

Строка за строкой, слово за словом. Короткое стихотворение Надежда прочитала медленно, довольно монотонно и даже один раз запнулась, но Иван все равно остался доволен. Она читала вслух. Она слышала то, что говорит.

И потому когда прозвучало финальное:

А он, мятежный, просит бури, Как будто в бурях есть покой, —

Иван вздохнул и тихо произнес:

— Спасибо.

Девушка улыбнулась и быстро вернула книгу в рюкзак: даже здесь, в свободной от сети зоне, следовало быть осторожными. Комиссия не дремлет.

— Понравилось?

— Лайк.

— Нет, этого недостаточно. — Теперь нахмурился Иван. — Расскажи, как ты услышала стихотворение? Что почувствовала? Что увидела?

— Увидела? — растерялась Надежда.

Сложный вопрос и был темой их сегодняшнего занятия.

— Ты когда-нибудь видела море? Ты видела закат на море?

— Да.

— О чем ты думала в тот момент?

— Тогда?

— Да.

— Я думала: лайк. — Девушка криво улыбнулась. — Именно так.

ГИПЕР: Больше жизни — больше лайк!

— Тот закат никогда не повторится, — медленно произнес Иван. — Будет другой, но не тот же. В другом море или для другой тебя. Тот закат, который ты видела, уже не вернуть. Тот закат — часть твоей жизни, может, маленькая часть, но очень важная, потому что никогда не повторится. Тот закат уникален, а потому вспомни, что ты чувствовала? О чем думала?

— Я все рассказала, — вздохнула Надежда. — Тогда я была такой.

— Тогда придумай мне мысли, что прятались под лайком.

— Придумать?

— Расскажи, о чем бы ты хотела подумать в тот миг? — Иван вскочил на ноги. — Представь себя тогда! — И вновь уселся рядом с Надеждой, взял ее за руку. — Вспомни: море тихое, словно нарисовано под постепенно чернеющим небом. Шум прибоя едва различим, потому что волны не накатывают, а едва доползают до берега… Скажи, какой был пляж?

— Песок. — Девушка улыбнулась. — Белый-белый песок.

— Еще.

— Очень мягкий на ощупь. Словно пыль.

— Еще.

— Я не знаю! — Она почти разозлилась.

— Еще!

Несколько мгновений Надежда яростно смотрела на Ивана. Он подумал — взорвется. Уйдет. Но девушка справилась.

— Он оставался белым даже ночью!

И полукрик прозвучал песней.

— Очень хорошо, — прошептал Иван.

— Небо становилось черным, горизонт еще был красным, а песок оставался белым. — Надежда провела рукой по волосам. — Я видела эту красоту. Я могу рассказать о ней. — Секундная пауза. — И я хотела, чтобы в море появилась большая лодка. Олдовая.

— Старинная, — поправил ее Иван.

— Да, старинная, — согласилась девушка. — С такими…

Неуверенный жест рукой.

— Парусами? — подсказал Иван.

— Цвета заката.

— Какого цвета?

— Красными.

— Может, алыми?

— Это какими?

— Удивительными.

Несколько мгновений Надежда недоуменно смотрела на Ивана, а затем, поняв, кивнула:

— Тогда, да — алыми.

И подавила желание добраться до «общаться» и отыскать в архиве фотографию старинного корабля под парусами удивительного цвета — она представила его во всей красе.

— Лайк, — тихо-тихо сказал Иван, и они улыбнулись дурацкой шутке.

Игорь Вереснев Здравствуй, МИR!

«Файрик» закончился у всех одновременно. Я понял это, когда Сейлор вырвала у меня из рук банку, приложилась к ней жадно и тут же взвыла от досады. Повернулась к Марьяше, но та, запрокинув голову, тоже вытряхивала на язык последние капли.

— Вот жопа!

Сейлор размахнулась так, что едва не задела меня по зубам, швырнула банку в стоявшую неподалеку урну. Не попала. Банка стукнулась о край урны, звякнула, отлетела на газон.

— Зачем соришь? — поинтересовалась Марьяша.

— Достало!

Марьяша неодобрительно покачала головой.

— Сорить нехоро…

— А я говорю — достало!

Сейлор зло сжала губы и запулила вторую банку. И опять не попала. Теперь на газоне валялись два «файрика». По мне, так пусть бы и лежали. Даже красиво — черно-алое на ярко-зеленом. Завтра утром джумши все равно уберут.

Но Марьяше такой натюрморт не понравился — подвинутая она на биологии, экологии и прочей фигне. Встала, неторопливо продефилировала к урне, опустила в нее свою баночку. Затем шагнула на газон, наклонилась. Юбка — то, что Марьяша носит в качестве юбки — вздернулась, демонстрируя округлую, успевшую загореть в солярии попу и сверкающе-белую полоску трусиков. Сейлор хихикнула, а я ощутил, как становится тесно в ширинке.

Марьяша выпрямилась, сделала еще шаг, наклонилась за последней банкой. Хе, оказывается, не одни мы любуемся представлением. Проходивший по аллее дядька, воровато косясь в нашу сторону, ловил попку Марьяши экраном айфона.

— Эй, педак, ты что там вытворяешь? — окликнул я его.

Дядя сунул айфон в карман, заспешил прочь. Успел сделать пару снимков или нет? Догонять, проверять мне было лениво.

Мне, но не Сейлор. Девушку как ветром с лавки сдуло.

— Ах ты, педофил долбаный! Ты какого хрена на мою подругу зырил?