Лица

— До обеда не поднимайся с постели. Я вызову доктора, — распорядился Бернард.

— Вы слишком добры ко мне, — улыбнулась Жени и подала американцу руку.

Он схватил ее, грубо поцеловал и, выпустив, позволил упасть на одеяло. Жени смотрела ему вслед и размышляла, можно ли ему хоть в чем-нибудь верить.

Она снова улеглась, а через несколько минут постучала и вошла Соня с завтраком на подносе. Подождав, пока Жени сядет в кровати, она поставила еду ей на колени.

— Твой молодой человек снова звонил сегодня утром, — сообщила она и взяла тост. Молодой человек — означало Пел.

— И что ты ему сказала?

— Что ты спишь. Какой смысл говорить, что тебя здесь нет, если еще в четверг, во время первого звонка, он заставил меня признаться, что ты приехала. Он сказал, что позвонит позже.

Соня срезала верхушку яйца всмятку и обмакнула тост в желток.

— Поешь, мое сокровище. Только попробуй. Если ты сейчас же чего-нибудь не съешь, от тебя вовсе ничего не останется.

Наверное, это было бы лучшим выходом, мрачно подумала Жени. Ей казалась нестерпимой мысль, что ее станет осматривать врач. Выяснится, что она — симулянтка. И еще ей не хотелось, чтобы вновь приходил Бернард, пока она в постели.

Сделав над собой усилие, Жени откусила кусочек тоста, чуть не подавилась, но проглотила и запила чаем. Медленно доела скудный завтрак.

Потом встала и неторопливо оделась, борясь со слабостью. Голубая юбка на ней висела. То, что она увидела в зеркале, заставило ее тут же отвернуться. Оттуда глядел другой человек, а не та молодая женщина, которая несколько дней назад смотрелась в отражение в озере.

Жени расчесала волосы, провела помадой по нижней губе и, не поворачиваясь к зеркалу, пожевала ее верхней. Потом направилась к двери, спустилась по лестнице, вышла из дома направо, на восток, а через два квартала свернула на север.

Консульство охранялось единственным полицейским. Оно располагалось в красивом здании, не похожем на другие дома на Парк-авеню. Внутри за столом работал Оленков, а может быть, стоял у окна и, разинув рот, с удовольствием глядел на нее — Жени представилась, как поблескивает его золотой зуб.

Она повторила в уме слова. По-английски, наверное, будет лучше: «Доброе утро. Я Жени Сареева. Я пришла просить…» Или по-русски? «Добрый день. Я Евгения Георгиевна. Я хочу…»

Полицейский уже давно наблюдал за ней. Симпатичная девушка стояла перед советским консульством. Может быть, она не знает, что располагается в этом красивом здании. Он подошел к ней:

— Могу я вам чем-нибудь помочь, мисс?

Жени посмотрела в его голубые американские глаза, окинула взглядом квадратный американский подбородок и волосы цвета американского пшеничного поля.

— Я жду… — она догадывалась, что внутри здания хранилось досье на нее, на ее отца, Дмитрия, копия просьбы матери о выезде из страны.

— Не лучшее вы выбрали место, чтобы поджидать кого-то, — мягко произнес полицейский. — Почему бы вам не пройти вон на тот угол. Уверен, приятель вас не проглядит. Вас трудно не заметить, — он подмигнул Жени.

На нем была голубая форма. С одной стороны у пояса висела дубинка, с другой — кобура с пистолетом. Ей представилось лицо матери на суде, послышались тяжелые шаги отца, когда он спускался в последний раз по лестнице.

— Благодарю вас, — она повернулась и пошла назад, а полицейский провожал ее взглядом.

В Редклиффе Жени окунулась с головой в работу. Ежедневно сорок пять минут плавала и по часу тренировалась в гимнастическом зале. Вечера проводила в библиотеке. А когда возвращалась в общежитие, находила телефонные послания. Но не могла ответить ни на одно из них. Заявить Пелу: «Я понимаю — ты берешь назад свое предложение и не собираешься жениться на мне из-за моих лесбийских похождений с твоей сестрой и попытки ее убить?» Или сказать Мег: «Извините, но ваша дочь, которая чуть не погибла и, наверное, на всю жизнь осталась калекой, говорит неправду?»

Звонил даже Филлип. Уж не просила ли его Мег употребить свое влияние на девушку? И были три звонка от Эли Брандта.

Неважно, что каждый из них хотел ей сказать, она ни с кем не хотела говорить и обнаружила, что почти желает Лекс смерти.

Звонки становились реже и к концу сентября прекратились. В начале октября ей сообщили, что звонил Дэнни. Она решила тут же ему перезвонить.

Было уже близко к полуночи, но прежде чем Жени успела извиниться, молодой человек прогудел:

— Жива, старушка Россия! А я в поисках тебя проглядел всю карту.

Она почувствовала удивительное облегчение.

— Россия вошла в состав Советского Союза, — напомнила она. — Это случилось сорок пять лет назад.

— Как-то выпало из головы. Значит, я не там искал. Но теперь я нашел тебя, Россия. И нам нужно немедленно отпраздновать наш возрожденный Союз Социалистических Беженцев!

— Прямо сейчас? — Жени рассмеялась.

— Сегодня же! Ах да, уже ночь! Буду у тебя через пятнадцать минут. А может быть, и раньше, если тройка запряжена.

— Невозможно.

— Конечно, невозможно, — согласился Дэнни. — Спускайся к красному клену и жди меня там.

— А ты знаешь, сколько сейчас времени? — но он уже повесил трубку.

И Жени, ярая зубрилка, образцовая студентка, чьи академические успехи вывели ее на первое место в списке деканата, прокралась в конец коридора, тайком вылезла из окна и стала перебегать от одной тени к другой на залитом лунным светом дворе, пока не оказалась под краснеющим кленом.

Она все еще улыбалась своему порыву, испытывая радостное чувство свободы, когда Дэнни подошел и взял ее за руку.

В час Жени через открытое окно влезла назад в общежитие и неслышно прикрыла его за собой. На губах она ощущала вкус вина, внутри все дрожало. И то, и другое она не испытывала уже давно. Там, в кафе, свободная женщина, она пила вино с блестящим юношей и наслаждалась минутой. Ни один из них не вспомнил, что произошло между ними, не упомянул, что делал со времени последней их встречи.

— Ты очень красива, — заявил он. — Под вуалью страданий. Истинная русская героиня.

И вместо того, чтобы почувствовать раздражение или растеряться при упоминании о «страданиях», Жени рассмеялась.

— А ты похож на настоящего сумасшедшего венгерского поэта.

Они выпили друг за друга и улыбнулись. Ложась в постель, она почувствовала прежнее возбуждение. Но безусловно, уговаривала она себя, нельзя снова попадать под очарование Дэнни.

В октябре они виделись три раза. В ноябре он пригласил ее на Праздник первых колонистов [6] в Янгстаун в штате Огайо.

— К матери, — он почтительно положил обратно на тарелку кусочек пиццы. — К моей бедной матери.

6

Официальный праздник в честь первых колонистов Массачусетса — последний четверг ноября (прим. пер.).