Лица
Шрифт:
Жени так и не знала, почему не спросила у Бернарда о своих иммиграционных документах. Разговор по телефону получился каким-то путаным. Ладно, когда они увидятся. Она не очень беспокоилась: он ведь сказал, что делает все, что в его силах. А кто в Америке имеет большее влияние, чем Бернард Мерритт? Какие бы ни встретились бюрократические осложнения, он их преодолеет. Самой ей ничего не оставалось, как не делать ничего, и это было не так уж плохо — времени перед дипломом не хватало.
Нужно было дописать связанную с ее опытами в лаборатории прошлым
Жени встречалась с ними порознь, большей частью в их кабинетах. Гинеколог с легким романским акцентом и прилизанными черными волосами ободрил ее, хотя задавал самые общие вопросы, будто они просто беседовали, и Жени заметила, что не делал никаких пометок. У нее сложилось впечатление, что он ей покровительствует.
Кардиолог, маленький лысый человек с изрезанными морщинами лбом и огромными ладонями, обрушил на нее град вопросов, большинство из которых требовали односложных ответов: «да» или «нет». Через пятнадцать минут он остановился и оперся щеками на раскрытые ладони:
— Нам требуется больше женщин-врачей. В любом случае я буду вас рекомендовать.
В следующий четверг она вошла в кабинет молодого ортопеда. Тот взглянул на нее и тут же обескуражил замечанием:
— Бесполезная трата времени. Симпатичные девушки не приживаются в медицинской школе.
Жени чуть не рассмеялась. Врач сам был черняв и красив, словно известный киноактер в роли хирурга.
Озадаченный, он спросил, чему она улыбается. Но Жени не решилась ответить ему такой же лестной обидой, какую нанес он ей. И вместо этого сказала:
— Может быть, это и так. Но я решила поступить в Гарвардскую медицинскую школу и буду в ней изучать медицину.
Несколько мгновений доктор не отрывал от нее глаз, потом сам расплылся в улыбке:
— Будь я проклят, но ничего подобного никогда от девушек не слышал. Я провел собеседования с десятками, и ни малейшей твердости характера. Вы чертовски уверены в себе, мисс… — он заглянул в папку на столе, — Сареева?
Она села. Целый час ортопед задавал ей детальные заковыристые вопросы, а потом сказал:
— Успехов. До финиша вы, может быть, и не дотянете, но в вас есть изюминка и материал вы знаете. Когда поступите сюда, приходите ко мне осенью.
Это было последнее собеседование, и Жени почувствовала себя увереннее. Но в следующий понедельник она получила уведомление, что ей необходимо встретиться с психиатром доктором Рут Фарнейл.
Позже тем же днем от студентки из своего класса по биохимии она узнала, что только женщин — претенденток на поступление в медицинскую школу просят пройти психиатрическое обследование.
— Но это же немыслимо! Разве это не дискриминация? — удивлялась Жени, когда они выходили из здания.
— Она самая. Но ничего не поделаешь, если собираешься здесь учиться. Меня-то это не трогает — я собираюсь проходить подготовку в Швейцарии.
Расстроенная таким неравноправным требованием, Жени все же готовилась к встрече с доктором Фарнейл.
Когда в среду настало время идти к ней, Жени выбрала наряд,
нарочито скрывающий ее женственность: шерстяную твидовую юбку, босоножки, сшитую на заказ рубашку. Пышность волос она скрыла, заплетя их в гладкую косу на затылке, коснулась тенями лишь кончиков ресниц, а губы мазнула бесцветной помадой.Ступив на широкие ступени Шаттака, она оказалась под сенью грациозных колонн из серого известняка со спиралевидными капителями, которые копировали греческую архитектуру времен Гиппократа — отца медицины. И все же, думала Жени, проходя под ними, Сашрута в Индии оперировал носы за несколько столетий до того, как родился Гиппократ.
— Хирургия. Пластическая хирургия, — ответила она на вопрос доктора Фарнейл. Жени сидела напротив той на кушетке, обитой блестящей тканью цвета зеленого перца. Из кресла доктор Фарнейл пристально смотрела на нее, будто собиралась заключить в пробирку для опытов. «Ее глаза были зелеными», — отметила про себя Жени. Но светлее, чем обивка кушетки, бензольно-зелеными, решила она.
— Оригинальный выбор, — проговорила доктор. — Не так уж много женщин заканчивают хирургическое отделение. Чтобы получить образование хирурга, потребуется не менее шести лет, и только после этого вы сможете специализироваться в пластической хирургии.
— Я знаю, — ответила Жени.
Доктор Фарнейл сложила вместе кончики пальцев, как бы сооружая клетку:
— Зачем же вы выбираете наиболее трудное? Не кажется ли вам, что, учитывая желание преуспеть, поражение будет тем больнее?
— Что вы имеете в виду? — Жени ухватилась за подушку, на которой сидела.
— Задачи, которые вы ставите перед собой, так сложны, что почти невыполнимы. Кроме того, ремесло хирурга требует физической силы…
— Я сильная! — выпалив это, она почувствовала, что ее слова прозвучали, как детское хвастовство.
— В самом деле? — брови доктора Фарнейл изогнулись, отчего зеленые глаза глядели уже с удивлением. — Ваш отец был… или работает врачом?
— Нет.
— А кто-нибудь еще в семье? Дядя? Двоюродный брат?
— Нет.
— У вас есть братья или сестры, Евгения?
Доктор назвала ее по имени, и это вызвало раздражение Жени. Другие врачи, проводившие собеседование, называли ее мисс Сареева.
— У меня есть брат.
— Хорошо, — доктор Фарнейл кивнула, как будто только сейчас услышала от Жени удовлетворительный ответ. — У вас с ним что-то вроде соревнования?
— С братом? Разве это возможно?
— Вы и сами можете не отдавать себе в этом отчета. Он старше или моложе?
— Старше.
— Понятно, — она разорвала пальцы, превращая клетку в очки или галстук-бабочку. — Он окончил колледж?
— Он физик.
Глаза доктора Фарнейл сузились, как у кошки перед прыжком:
— А как вы охарактеризуете свои отношения с матерью?
— Я… я не знаю, — призналась Жени.
— Вы бы назвали ее женщиной сильной?
— Не знаю, — повторила Жени. — Может быть, в некоторых отношениях.
— В глазах отца вам хочется выглядеть сильнее, — вопрос был задан так, что выглядел гипотезой.
— Боюсь, — пробормотала Жени, — что не смогу вам ответить. Я уже давно не видела родителей.