Лица
Шрифт:
— Да, — слово застыло у нее на губах, и вслед за этим она умоляюще вымолвила: — Нет.
Она давно уже не помнила ощущения пронзающего электричества, пронизывающих потоков солнечного света, смеха, чувства, будто прямо сейчас родилась заново.
Дэнни обнял ее за талию. Она вся обмякла.
— Я не могу, Дэнни. Я обручена…
Его рука упала с талии, и на тусклой улице Жени почувствовала себя одинокой и беззащитной.
— Обручена? — повторил он подавленно. — Чтобы выйти замуж?
Она кивнула.
— С кем?
— С Пелом. Пелом Вандергриффом.
Дэнни молчал. На его глазах показались слезы. Жени
— Это точно? — наконец выговорил он. — Ты выйдешь замуж за этого… человека?
— Да.
— Так, может, совершим это напоследок в память о прежних временах? — его голос сделался грубым. — Покувыркаемся в последний раз на сене, пока ты не стала замужней женщиной?
В тусклом свете фонаря Жени увидела, каким суровым стало его лицо. Он смотрел на нее почти с ненавистью. Вместе с любовью она разбила его поэтическую мечту.
Она покачала головой, и по ее щекам потекли слезы.
— Хорошо. Я провожу тебя до такси.
На стоянке она повернулась, чтобы попрощаться, но Дэнни уже быстро шел прочь, держа спину очень прямо — чтобы продемонстрировать свою гордость.
Через три дня, на выходных в Нью-Йорке, Жени пожелала спокойной ночи Вандергриффам и вышла из гостиной. Она извинилась за ранний уход, сказав хозяевам и гостям, что последние дни ее сильно вымотали.
— Ничего, дорогая, — Мег подставила щеку для поцелуя. — Мы понимаем, как тяжело учиться в медицинской школе.
Жени пропустила мимо ушей скрытое в голосе Мег раздражение. Пел проводил ее до спальни, но у дверей она быстро поцеловала его:
— Прошу тебя, не сегодня, Пел, — и повернула ручку. — Я и в самом деле устала.
«Даже разговаривать с ним будет тяжело», — подумала она.
— Понимаю. Увидимся завтра. Спокойной ночи.
Но Жени не заснула до рассвета, а встала, почувствовав себя более выжатой, чем накануне.
— Нервы, — успокоила ее Мег за завтраком. — Так бывает со всеми невестами.
— Наверное, — мрачно согласилась Жени.
— Хорошо, что праздничный обед будет не у нас. Я бы просто рухнула: ведь я тоже волнуюсь.
— Невероятно, — улыбнулся Пел. — У тебя, как у «Роллс-Ройса», вечная гарантия.
Мег рассмеялась и повернулась к мужу:
— Ты не возражаешь, Филлип? Насчет Дня Благодарения?
— Напротив, — ответил он. — Ты меня знаешь, Мег. Я из тех, кто всегда портит настроение другим. Была бы моя воля, наложил бы запрет на все эти празднества.
— Запретил бы даже свадьбу?
— Свадебную шумиху — да, — он задумчиво посмотрел на Жени. — Хотя против самой церемонии ничего не имею против.
— Ну, спасибо, — кисло хмыкнул Пел.
— Ты никогда так не говорил, — расстроилась Мег. — И всегда любил то, что сейчас называешь шумихой. Любил, когда вокруг тебя много людей.
— Ради тебя. Мне нравилось смотреть, как ты суетишься, чтобы успеть все организовать, Бог знает, сколько, и при этом всегда такая счастливая, словно устрица, создающая себе жемчужину.
Представив себе эту картину, Мег не смогла не рассмеяться:
— А теперь?
— Времена меняются. Мы стареем.
— Ты — может быть. А кое-кто здесь — не хочет.
— Как твоя мать, например, — кивнул Филлип. — Ты всегда будешь молодой, Мег. И когда-нибудь станешь молодой вдовой.
— Не
говори так! — резко оборвала мужа Мег.Жени заметила, что Филлип выглядел усталым. С тех пор как она впервые его увидела, он постарел, лицо потеряло прежнюю живость. «Вина Лекс», — подумала Жени. Любимая дочь, младшая из детей — он переживал вместе с дочерью, проникался ее болью и ощущал бессилие, глядя, как ненавидит себя его ребенок.
Жени хотела бы дать Филлипу знать, что она его понимает.
Понимает что?
Что мы все бессильны, ответила она себе самой. Что нами управляют чувства, над которыми мы не властны. Что любовь может причинить боль.
Телефонный звонок заставил ее очнуться. Мег пошла ответить и возвратилась с удивленным выражением лица:
— Это Лекс. Она едет домой.
Жени вскочила и, пробормотав извинения, бросилась к себе в комнату. Ей хотелось бежать без оглядки, только чтобы не оставаться здесь, когда в свойдом на День Благодарения приедет Лекс. Жени ворвалась сюда,и ей была невыносима мысль снова предстать перед подругой. Во всяком случае — не здесь.
Но потом, после того как она проспала несколько часов и пришел Пел — они разговаривали и он массировал ей плечи и спину — Жени почувствовала себя настолько окрепшей, что смогла провести с хозяевами остаток дня.
В День Благодарения сначала все хотели пойти в ресторан, но захочет ли Лекс показаться на людях?
— Привет, Жени, — голос Лекс казался девчоночьим и почти безжизненным.
Они встретились в коридоре, ведущем на кухню.
— Привет, Лекс, — ни одна из них не улыбнулась. Они стояли в трех футах напротив друг друга, и лицо Лекс частично скрывала тень — Жени подумала о недодержанной фотографии. Расчесанные волосы прикрывали уши и падали на лоб мягкой челкой — каштановые, безжизненные, будто парик. В школе волосы Лекс обычно блестели, она каждое утро мыла голову, чтобы они не выглядели жирными, «как спагетти». Вспомнив выражение подруги, Жени улыбнулась.
— Что-нибудь находишь забавным? — подозрительно насторожилась Лекс.
— Мне понравились твои волосы, и я вспомнила о спагетти.
Лекс вымученно улыбнулась, скорее поморщилась:
— Теперь все наоборот. «От жирных к сухим». В рекламных роликах все эти модели хоть и жалуются на волосы, имеют прекрасные прически.
— Да, — согласилась Жени и подумала, сколько часов Лекс провела одна перед телевизором.
— Как у тебя?
— У меня… — Жени не знала, что ответить. Она оказалась в ловушке: не подойти ближе, не повернуть назад.
— Хочешь поговорить? — приглашение Лекс прозвучало, как вызов.
— Конечно, — она постаралась сказать это естественным тоном.
— Хорошо. Пошли, — Лекс провела ее в маленькую гостиную, где семья, если не было гостей, собиралась перед обедом. В Последнее время комнату превратили в склад для подарков новобрачным — коробкам и ящикам не хватало места в шкафах, музыкальной и швейной комнатах. Из чувства природного такта Мег не помещала подарков в пустующую комнату Лекс.
Следуя за подругой, Жени заметила, что та по-прежнему сохраняет избыточный вес, идет, как всегда, грациозно, слаженными шагами спортсменки. Свободные брюки и длинные рукава позволяли видеть кожу лишь на кончиках пальцев рук.