Лицей. Венценосный дуэт

— Я — Конти Альберт Францевич… — за ним представляются другие. Оп-па! Один из них Молчанов! Папашка Светофора? Тогда нам тут ловить нечего.

— Мы позже зайдём…

Уходим.

— Опять они нас сделали, — бурчат парни. Не поспоришь. Это не математики, а какие-то анархисты. Есть приказ и расписание, утверждённое директором. Выполняй! Нет, не будут. По детской причине: нам не нравится.

— Может, сходим с физкультурником поговорим? — предлагает кто-то сзади.

— Не пройдёт, — мотаю головой, оборачиваюсь, — ты что, Саш, не понял? Владимир Семёныч на их стороне.

Тот же день, время — 14:10

Лицей. Кабинет директора.

— Как вы понимаете, господа, я первый день за директора, — говорит Лев Семёныч, — так что многого от меня не ждите. Но поговорить могу, конечно. Что у вас?

— Во-первых, мы возмущены решением вашего предшественника на конкурсе «Осенний бал», — почти равнодушным, совсем не возмущённым, тоном заявляет Конти.

— С этим я ничего не могу поделать, — разводит руками бывший завуч, — решение принято, официальный победитель уже выступил на районном конкурсе. Если бы ваши девочки согласились выступить там, была бы возможность переиграть.

— Или вы нашли бы другую возможность протолкнуть вперёд своих юристов, — бурчит третий, Данилов Николай Васильевич. Лев Семёнович запоминает всех. Что тут запоминать? Конти и Молчанова и так на слуху всего Лицея.

— За предшественника ничего не могу сказать, — мягко возражает и.о. директора, — но насчёт «своих» вы не правы. Для нас — все свои.

— Но некоторые больше свои, чем другие, — не сдаётся Данилов.

— Николай Васильевич имеет основания так говорить, — вступает Конти, — ваш предшественник продолжил политику прессинга по отношению к нашим детям.

— Что вы имеете в виду?

— Они уже месяц занимаются спортом дополнительно к урокам физкультуры, — любезно объясняет Конти, — по понедельникам и четвергам. И вдруг директор издаёт приказ, где он фактически запрещает им это делать. На это время он ставит класс 10ЮП-2, с которым у наших конфликт, по понятным причинам.

— Я не совсем в курсе, — Лев Семёнович вызывает секретаршу. Затем изучает представленное расписание. Мужчины терпеливо ждут.

— Расписание вызывает вопросы, — вынужденно соглашается ио через несколько минут.

— Вот именно! — первым не выдерживает Молчанов, — во-первых, есть малый спортзал. Кто мешает юристам заниматься там, если им тоже приспичило именно в понедельник и четверг? Их всего семь-восемь человек против тридцати математиков. Во-вторых, кто мешает распределить три факультета по шести дням? Три секции человек по двадцать-тридцать можно организовать. Не верю я, что все полторы сотни старшеклассников начнут в спортзал бегать. Самые активные — наши математики, их тридцать человек из пятидесяти ходит.

— Есть что возразить, Лев Семёныч? — любезно закругляет спич Молчанова Конти.

Ио разводит руками.

— Вы хотите, чтобы ваши, как раньше, занимались после уроков в понедельник и четверг? — получив дружное согласие, продолжает. — На этом всё?

— Нет, — огорчает хозяина кабинета Конти, — хотелось бы всё-таки узнать, по какой причине прокатили наших детей на конкурсе?

— Увы. Мотивы Павла Петровича мне не известны.

— Зато вам известны ваши мотивы, — жёстко, в пику Конти, заявляет Молчанов. — Вы же тоже были членом жюри.

А вот это меня загнали в угол, — озабоченно размышляет Лев Семёнович. И как выкручиваться?

— Мои мотивы просты, — извиняющаяся улыбка, — я пошёл за авторитетом руководителя.

Пришлось признаться. А что тут скажешь?

— То есть, нарушили Положение о конкурсе, — не менее жёстко спрашивает Данилов и поясняет, — ведь подразумевается, что члены жюри должны иметь независимое мнение.

— Получается, что члены жюри — юристы поддержали участников конкурса — юристов. Явный протекционизм, — мягко улыбается Конти. — Так что вы разделяете ответственность за то решение.

— Разделяю, — вздыхает Лев Семёнович, — но моя ответственность вторична.

— Павел Петрович от неё увернулся, — почти ласково говорит Конти, — так что за всё придётся вам отвечать.

— Это понятно, что бывший директор продавил решение, — добавляет Данилов, — но вы тоже под ним подписались.

Избиение младенцев долго не продолжается. Мужчины уходят. Лев Семёнович задумчиво оглядывает кабинет и рабочий стол. Кажется, я здесь не надолго, — застревает и не хочет уходить унылая мысль.

24 декабря, понедельник, время 14:40.

Лицей. Спортзал.

— Ой, смотри, кто к нам пришёл! — вскрикивает Ледяная. Оборачиваюсь. В дверях спортзала теснятся наши папахены. И ещё кто-то третий. Заходят. Конечно, мы к ним.

— Папочка, вы чего тут?

Раскрыв от удивления рты, узнаём новости. Переглядываемся с Ледяной, мальчишки тоже рядом собрались. Директор уволился, надо же!

— Ты всё-таки съела его! — смеётся Ледяная. Парни сначала ошарашенно переглядываются, затем начинают обсуждать. Пашка откровенно ликует.

— Ладно, занимайтесь, — улыбается папахен, — мы с Владимиром Семёновичем пока поговорим.

Занятие визитом отцов немного скомкано, но обязательную программу мы отрабатываем. Только в ускоренном темпе. И парней чуточку огорчили. Эскорт отпустили, нас сегодня отцы охраняют.

Любимое кафе, время 15:12.

— И что теперь? — задаю вопрос сразу всем. Пусть кто хочет, тот и отвечает.

— А что теперь? — Альберт Францевич берётся за дело, — у вас контрольная неделя. Учитесь, занимайтесь.

— Комиссию из министерства когда ждать?

— А когда вам хочется? — Альберт Францевич неожиданно пародирует приказчика из лавки, «Чего изволите?».

— Разве от нас зависит? — недоумевает Ледяная и я вместе с ней.

— В какой-то мере да, — объясняет Конти, — мы можем надавить на них. Пригрозить широким вмешательством газет. Хотя без них в любом случае не обойдётся.

— Пап, а вы что-то со своей стороны будете делать? — обращаюсь к папахену.

— Мы уже делаем, дочь, не волнуйся. Вас это не очень касается, ты делай, что задумала. Наши действия согласовывать не надо, — от прямого ответа папахен уклоняется. Его дело, я могу и дома на него насесть. Только Альберт Францевич вмешивается.