Личная помощница для мажора

Я вспомнила наше прощание с родителями Олега. Дмитрий Филиппович извинился, пожал руку, пожелал скорейшего выздоровления, а Елена Борисовна чуть ли не в слезах так тепло обняла меня и улыбнулась, говоря столько добрых пожеланий, что я сама чуть не расплакалась. Конечно же, они пригласили меня приехать ещё раз.

Кристина фыркнула мне что-то типа «пока». Она была дико раздражена тем, что из-за меня у всех были испорчены выходные, особенно у неё.

Но сейчас мне было плевать. Пусть думает, что хочет. Мне было так плохо, что я могла только растерянно наблюдать за проносящимися за окном пейзажами под какую-то неизвестную мне мелодичную песню.

– Мы сейчас ко мне поедем, - заявил Олег, когда мы приблизились к Москве.

Сон как рукой сняло.

– Зачем?

– Я уже написал Льву Николаевичу. Он подъедет, посмотрит тебя.

– О, Боже, Маковецкий! – выдохнула я возмущенно. – Я просто простудилась! И меня просто треснули по челюсти, ничего сверхопасного не произошло!

Олег кинул на меня скептический взгляд.

– Сама себя слышишь со стороны?

Я нахмурилась – ну да, звучит не очень, но… Боже, бедный Лев Николаевич. Он, наверное, подумает, что я самая бедовая девица, которая только бывает у Олега в гостях. И то, бывает только ради того, чтобы показаться врачу после очередного влипания в историю.

Небо затянуло темно-серой пеленой туч. Мы выехали на МКАД, тогда и посыпал снег. Я всё смотрела то на гаснущие, то на снова вспыхивающие огни задних габаритов многочисленных машин, что толкались перед нами, и витала мыслями непонятно где. Уже вскоре мы неслись по знакомой дороге. Теперь я видела крайние высотки московских районов. Дома казались серыми башнями, окна горели, где-то серебрились под смогом заснеженные ветки деревьев, проблесками горела яркая реклама на магазинах и щитах.

Олег периодически спрашивал про моё самочувствие. Он уже созвонился со Львом Николаевичем, и тот обещался быть через полчаса, так как сегодня находился в районе Юго-Западной.

А мне так хотелось спать...

«И колы холодной», - несмотря на неприятную боль в горле, подумала я.

– С ума сошла? Какая холодная кола? У тебя же горло болит, - изумленно посмотрел на меня Олег.

– Я сказала вслух? – растерянно пробормотала я.

Олег улыбнулся.

– Вслух. Так что твой план раскрыт.

Теперь уже улыбнулась я. Улыбнулась и посмотрела на Маковецкого. Он в свою очередь смотрел на меня, и его ответная улыбка была такой теплой, ободряющей. Он переживал за меня. Чисто по-человечески, по-дружески. А я всё думала о том, как бы это было, если бы он был влюблен в меня.

Дура я. Вот и всё.

Хорошо, что он мой друг. Могла бы я мечтать хотя бы об этом?

* * *

Мы поднялись в квартиру спустя сорок минут. Как только вошли – позвонил Лев Николаевич. Я успела раздеться, помыть руки, и он как раз пришел.

Я смущенно поздоровалась, и Лев Николаевич приветственно улыбнулся мне, затем с поддержкой поспрашивал о моем самочувствии и планах на неделю.

Минут через пятнадцать мы сидели на кухне, заканчивая разговор.

– В общем, ничего серьезного, но пролечиться надо, - сказал Лев Николаевич. – Все лекарства я выписал, список здесь. Олег, курьера попросишь?

– Да ну, - отмахнулся Маковецкий. – Сам дойду, не развалюсь. Аптека в соседнем доме.

– Ну, тогда держи список. Как и что принимать я написал. При правильном лечении ко вторнику, Катерина, будешь полностью здорова.

– Ко вторнику было бы неплохо…

Олег нахмурился, глядя на меня.

– А что во вторник?

– Как это что? – буркнула я. – Кольца.

– А, чёрт, и правда.

Лев Николаевич улыбнулся мне и потрепал за локоть.

– Катя, по поводу ссадин не переживай – мазь уже завтра даст прекрасные результаты. Вот увидишь. А сейчас – выпьешь чаю с малиной и мятой, потом ложись отдыхать. Тебе сейчас надо побольше спать.

– Вот-вот, - покивал Олег, указав на меня пальцем. – Давай-ка иди на боковую, а я пойду в аптеку.

Мы попрощались со Львом Николаевичем. Пока Олег разговаривал с ним в прихожей, я быстро застелила себе диван и отправилась в душ. Когда вышла оттуда, Олега уже не было в квартире. Видимо, ушел в аптеку. Я выключила свет в гостиной. Ох, какой вид на город!

Я бы полюбовалась подольше, но спать хотелось просто неимоверно. Поэтому, выпив чаю, я сняла очки, положила их на тумбу и забралась под одеяло. Заснула уже через минуту.

* * *

Я проснулась через часа полтора. Голова трещала так, что я не сразу поняла, где нахожусь, и что вообще со мной происходит. Мало того, разболелась челюсть от удара, который достался мне сегодня днём. В общем, единственное, чего мне сейчас хотелось – это выпить обезболивающего.

Я нашарила очки на тумбе, надела их и огляделась. Свет был выключен, и город светился сквозь шторы прекрасной панорамой. В прихожей теплилась маленькая лампочка, Олега при этом я не видела и не слышала, зато хорошо различала в тишине клацанье по клавиатуре.

«Занят, наверное. Не буду отвлекать, - подумала я.- Итак со мной носится все выходные».

Кристина, конечно же, не знала, что я у Олега дома. Я вдруг подумала, а что будет, если она сюда заявится завтра утром или тем паче сегодня ночью? Приятного будет мало…

Я вздохнула и встала с постели. От жара меня так и вело куда-то в сторону. В прихожей заштормило совсем сильно, и я бы упала, если бы Олег не подхватил меня.

– Эй-эй, ты куда собралась, Соколова? Тебе лежать надо.
– Олег тихо выругался: – Черт, да ты вся горишь! Идем на кухню. Там лекарства.

Я выпила жаропонижающее, иммуностимулирующее, оросила горло ментоловым спреем и натерлась «Звёздочкой». И мазь от ушибов – обязательно. Теперь, укутанная в плед Маковецким, я сидела на кухне, и наблюдала за тем, как Олег нахлобучивает себе вина в пузатый бокал на тонкой ножке.

– Я тоже хочу, - прохрипела я.

– Не сегодня.

Маковецкий сел за стол напротив меня. Я вдруг вспомнила про Елену Борисовну.

– Слушай, Олег, - шепнула я и опустила глаза, уставившись в одну точку на столе. – А… Я… Я вчера видела, как Елена Борисовна плачет… И… Хотела узнать… Может быть, что-то случилось?

Маковецкий мгновенно помрачнел. Взгляд его стал холоден, на скулах заходили желваки.

– Это всё из-за отца, - сказал он.

– Что-то серьёзное?

Олег посмотрел на меня – взгляд его был пронзительным, как никогда.