Личное дело опера Иванова

Андрей усмехнулся. Предложение – «просто космос!», как сказала бы его бывшая жена. Она вообще любила, чтобы непыльно и денег побольше.

Мотнув головой, сморгнув неприятные воспоминания: ангельское личико, пшеничные локоны и вечно надутые капризные губы: «Ну за-а-а-ай… Ну ты же говорил, что со следующей зарплаты точно купишь!» Причём, не важно, что купить, главное, чтобы у Машки, Дашки, Сашки и какой-нибудь там Промокашки не оказалось такого же, или не дай бог лучше…

Забрав со стола объяснительную, Андрей аккуратно уложил её в папку, защёлкнул замки.

– Предложение, конечно, лестное, но нет. Я мент. И, может, служба моя и собачья, но это, как вы говорите, моя битва, и она ещё точно не окончена. И я, если честно, даже не представляю, что может случиться, чтобы я её оставил.

– Верность своему делу, это достойно уважения, – кивнул Машков. – Но не душно ли тебе в участковых, майор? Издалека же видно, что ты давно уже свой потолок башкой подпираешь.

– Душно, да. Но в прошлом я опер УГРО, а опер бывшим не бывает. Просто временные обстоятельства. Так что насчёт участкового – это мы ещё посмотрим.

До дома добрался только вначале девятого.

– То есть как – спит? – не поверил своим ушам, даже заглянул в комнату, где действительно мирно сопёл Тёмка. Озадаченно вышел в коридор. – Он обычно до полуночи не унимается.

– Просто ему нужно чаще гулять, – скованно, словно не зная, как себя вести и куда девать руки, улыбнулась Краснова. – Хотя бы во дворе, но лучше ходить куда-то вроде парка или даже просто по людным улицам, чтобы было больше раздражителей. Для него это, конечно, стресс, но он необходим ему для развития. Ну и сон нагуливает, конечно. Тут главное – не переборщить с эмоциями.

Пока она говорила, Андрей отметил, что она снова надела свой пиджак, и даже застегнулась на все пуговицы. Хорошо, хватило ума. Ещё бы умылась, вообще бы замечательно было! Не говоря уже о нормальной одежде… Перед глазами отчётливо встал вчерашний игриво прикрывающий коленки подол зелёного платья. Вот это действительно было красиво!

– Разогреть вам суп? – вырвала его из задумчивости Краснова. – Марина отказалась есть, думаю, потому что его варила Нина Тимофеевна, но, возможно, с вами за компанию и захочет.

После сумасшедшего дня, обстановка дома была настолько непривычно умиротворённой, что Андрей лишь благодушно махнул рукой и решился:

– А давайте! Но только и вы с нами, да? Тоже за компанию. А потом обсудим условия вашей работы у нас.

Краснова на ужин с радостью согласилась, а вот Марина снова заупрямилась. И хотя она послушно села со всеми за стол, но есть не спешила, только ковырялась ложкой в тарелке и вздыхала.

– Ешь! – нарезая хлеб, велел Андрей. – Хватит вымудряться!

А уже в следующее мгновение Краснова, отправившая в рот первую ложку, замерла… И вдруг аккуратно прикрывшись куском хлеба, выплюнула суп обратно в тарелку. Смутилась.

– Извините, он… С ним что-то не то.

По тому, как Маринка втянула голову в плечи, Андрей сразу всё понял, но всё-таки тоже попробовал. Суп был жутко пересоленный, и в то же время сладкий, и вместе с тем кислый – один бог знает, чего эта неуправляемая вредина туда насыпала! Нахмурившись, отложил ложку, и дочка, посидев ещё пару мгновений, без лишних слов встала и пошла в коридор.

– Марина, постой… – начала было Краснова, но Андрей вскинул руку:

– Пусть идёт!

Наверное, получилось резковато, потому что Краснова вздрогнула и испуганно сжалась.

– Вы неправы, Андрей Иванович. Этот конфликт уже исчерпан. Понятно же, что она испортила суп до того, как заперлась в туалете! У неё и без того такой безумный день сегодня, что всё, что сейчас действительно нужно, это просто спокойно поговорить!

Андрей усмехнулся. Началось. Какие там неделя – две! Шести часов хватило.

– Спасибо за совет, Оксана Васильевна, но я сам разберусь, что нужно.

Краснова помолчала, но надолго её не хватило.

– Ну неужели вам самому не интересно узнать, что ею движет? Она ведь абсолютно адекватная, умная девочка! И вот это всё, – указала на суп, – может быть не вредительством, а попыткой привлечь ваше внимание, которого ей не хватает! Не задумывались об этом?

– Я вам очень благодарен за помощь, сегодня мне это действительно было необходимо, – с досадой глядя на отпечатавшийся под её нижним веком след от ресниц, кивнул Андрей. – Но в остальном… Боюсь, если так пойдёт дальше, то мы с вами всё-таки не сработаемся. И поверьте, мне будет очень жаль! Поэтому, пожалуйста, давайте сведём к минимуму все возможные недоразумения? Ваша задача – просто приглядывать за детьми в моё отсутствие. А когда я дома, я занимаюсь ими сам. Это понятно?

Краснова как-то обмякла и прикусила губу, но при этом Андрей буквально чувствовал, как её раздирает.

– Хорошо. Но… Можно хотя бы сейчас я пойду к ней? Мне правда кажется, что ей очень плохо.

– Нет, нельзя. Так вы только покажете ей, что можно творить что угодно, а потом жалостью выпрашивать прощения. Я же хочу, чтобы она училась ответственности за свои поступки. К тому же, она всё равно не будет сейчас разговаривать. Уж поверьте. А когда будет готова – она сама придёт.

И в этот момент случилось то, чего Андрей не слышал уже пару-тройку лет – из коридора донеслись всхлипы. Краснова вскочила, но Андрей схватил её за руку.

– Нет! Вы прекрасно видели, что я её в этот угол не ставил. Она сама себя туда поставила, как и в туалете саму себя заперла. И она прекрасно знает, что ничто не мешает ей прийти сюда прямо сейчас и поговорить, но всё равно не идёт. А значит, она не готова к серьёзному разговору.

Лицо Красновой исказилось, словно на месте Андрея она увидела вдруг таракана и собирается прибить его тапком:

– В угол? Саму себя?! Браво, Андрей Иванович! У вас прекрасный дрессированный ребёнок! – и выдернув руку из его пальцев, всё-таки поспешила к Марине.

Андрей не собирался следить за временем, само как-то получилось: Красновой не было ровно двадцать четыре минуты. И всё это время он боролся с собой, чтобы тоже не пойти туда, где звучал её спокойный тихий голос и, хотя и значительно реже, но всё-таки, раздавался в ответ голосок дочери.

Злился. Очень злился!

Да, в детстве он и сам был тот ещё шпана, вся деревня стонала от его выходок. Но у него был отец, который драл с него три шкуры за каждую провинность – строго и последовательно, не поддаваясь жалости, так, что к юности Андрей уже точно знал, что такое хорошо и что такое плохо, мог прогнозировать последствия своих действий и нести за них ответственность. И хотя по детству ему частенько казалось, что отец его не любит, с возрастом стало понятно, что всё с точностью до наоборот – отец очень его любил. Просто родительская любовь, это, прежде всего, ответственность за своего ребёнка. И во многом именно благодаря отцу Андрей пошёл не по наклонной, а в МВД, благодаря ему имел теперь внутренний стержень и чёткую систему ценностей. А ещё – это всё стало возможно благодаря маме, которая не вмешивалась в воспитание отца. Она очень любила Андрея, заботилась, жалела, иногда тайком пыталась покрывать его выходки – но никогда, НИКОГДА не лезла отцу под руку, ни на секунду не давая повода усомниться в нём сыну.