Личное счастье
Шрифт:
Уезжала за город на дачу к Олечке. Но о чем было говорить с Олечкой, если нельзя говорить о Рогозине? При каждом упоминании этого имени Олечка поднимает на нее свои медлительные глаза, в которых так и чудится Тамаре тайная насмешка. Нет, подальше от Олечки.
Часто она бродила около переулка, где жил Рогозин, в надежде случайно встретить его. Но ничего не получалось. Встречи не было. Покоя не было. Пустые дни проходили один за другим.
Сегодня Тамаре приснился необыкновенный сон. Она плыла в лодке по тихой реке, и в воду с неба падали звезды. Они были маленькие и тяжелые, будто отлитые из серебра, они плюмкали, падая в воду, и сразу тонули
И сразу кончилось волшебство. В окно глядело будничное утро, из-за шторы пробивались назойливые солнечные лучи.
Тамара нехотя поднялась и подошла к окну.
«Каким ты будешь, сегодняшний день? Что ты принесешь мне? И принесешь ли хоть что-нибудь?»
И тут же подумала:
«Да, что-то должно случиться! Обязательно! Ведь я же поймала свою звездочку!..»
Полоска неба безмятежно сияла над крышами лазурью поздней весны. Во дворе уже играли ребятишки, спорили из-за чего-то, смеялись. Где-то пело радио. Всё как вчера, как позавчера.
Нет, сегодня не будет всё как вчера, как позавчера. Что-то должно случиться – ведь звездочка упала прямо к ней в лодку! Вдруг вот сейчас зазвонит телефон, она возьмет трубку, и его голос окликнет ее! Или выйдет она сейчас на улицу, а навстречу, по узенькому тротуару, мимо старых лип, идет он!
Тамара медленно подошла к зеркалу, побледневшая, с горячими глазами, с большим полуоткрытым ртом и яркими каштановыми кудрями вокруг белого матового лица. Она разглядывала себя, стараясь понять, хороша она или дурна. Глаза ее с широкими блестящими зрачками жестко, холодно и пристрастно спрашивали у зеркала, хороша ли она? По-честному. Без скидок…
– Тамара, что с тобой? – Антонина Андроновна неслышно подошла и остановилась в дверях. – Что такое ты увидела в зеркале – уж не Марию ли Стюарт и Риенци?
Тамара сразу отошла от зеркала и принялась поспешно одеваться.
– Я вижу, ты вчера читала Конан-Дойля, – неласково ответила она. – И что это, мама, у тебя за привычка появилась входить украдкой?
– И не думала входить украдкой. – Антонина Андроновна пожала широкими полными плечами. – Чего это вдруг мне вроде кошки украдкой ходить? Просто туфли у меня такие…
Тамара покосилась на ее большие, свободные на ноге мягкие зеленые туфли с бантиками, торчавшими вроде кошачьих ушей.
– Ты, мама, опускаешься. Старушечьи туфли какие-то надела, с ног того гляди свалятся.
– А зато ногам хорошо – тепло, просторно.
– Вот я и говорю, что опускаешься. И толстеешь с каждым днем. Ты подойди к зеркалу, ну на кого ты похожа, мама? Какой-то полинялый халат, под мышками дырки. Фу!
Антонина Андроновна приподняла свои круглые ровные брови и как-то устало покачала головой:
– А не все ли равно? Придут гости, тогда и наряжусь. А дома – к чему мне это? Кто меня видит? Одевайся, завтракать давай.
И она, переваливаясь, неслышной походкой пошла из комнаты. Тамара проводила ее угрюмым взглядом.
«Отец бросил ее, – подумала Тамара, – не говорит, а я-то вижу! Бросил, конечно бросил! Оттого и в отпуск не приехал. А она все обманывает зачем-то, скрывает. А я все равно вижу!»
Накинув халат, Тамара быстро вошла вслед за матерью в столовую. Ей надо было убедиться немедленно, сейчас же в том, что догадка ее справедлива. Мать достала
чайницу, чтобы засыпать чай, но Тамара взяла из ее рук чайницу, поставила на стол и спросила, глядя прямо в ее синие погасшие глаза:– Отец тебя бросил?
У Антонины Андроновны на лице мгновенно выступили яркие розовые пятна. Она гордо вздернула голову:
– Ты что это? Это кто тебе сказал? Что за новости?
Тамара опустила глаза. Она села к столу и принялась разводить по клеенке маленькую лужицу пролитого молока. Мать давно уже не стелит скатертей на стол – к чему лишняя стирка?
«Значит, да, – думала Тамара, – если бы нет, так она только усмехнулась бы… А то будто ножом по больному месту. Значит, да. Значит, мы с ней такие… которых не любят. Которых бросают… Но разве и я, и я такая же?»
Нет. С этим Тамара не могла и не хотела согласиться. Наскоро позавтракав, она достала свое лучшее платье, голубое с белым цветком на груди, узкое в талии и широкое в подоле. Она стояла перед зеркалом, как голубой цветок в блестящем венке своих крутых ярких кудрей, с блестящими потемневшими глазами. Нет, неправда, она не такая и ее не так просто забыть!
– Куда это наша красавица с утра разрядилась? – сказала вдруг Анна Борисовна, войдя в комнату со щеткой и тряпкой. – Нешто праздник какой?
– Какое тебе дело? – зашипела на нее Тамара, стараясь, чтобы мать не слышала их разговора. – Ну что ты все время лезешь ко мне?
Она глядела на старушку злыми глазами и, казалось, готова была ударить ее.
– Да какое мое дело, конечно! – согласилась Анна Борисовна. – Проживайте, донашивайте, а новое когда еще справите – неизвестно! Вон уж и мне за два месяца задолжали. Отец-то у вас, чай, не миллионы получает.
Она распахнула окно, принимаясь за уборку. Тамара, мелко постукивая каблуками босоножек, вышла в прихожую. Мать окликнула ее, но Тамара, будто не слыша, захлопнула дверь. Она спешила уйти из дома. Все равно куда, лишь бы поскорее уйти.
В последнее время в их красивой квартире поселилась какая-то душная тоска. Тамара задыхалась от этой тоски. На улице было легче. Нежная тень деревьев лежала на тротуаре. Из-под забора выглядывала свежая травка-мокрица. Откуда-то из открытого окна доносилась негромкая песня, красивая печальная песня о любви и разлуке, о разлуке и верности.
«Далеко, далеко…» – запевал мужской голос – и перед глазами вставали какие-то далекие равнины, повитые голубым туманом, леса и горы… А там, за лесами и горами, на далекой границе, – «он», тоскующий о той, которую любит. Тамара прислушивалась к словам любви, и ей казалось, что эти слова обращены именно к ней. Она шла еле касаясь асфальта, словно крылья несли ее. Это утро, такое взволнованное, совсем не похожее на те утра, которые были вчера и позавчера. Сегодня обязательно должно было что-то произойти. Ведь звездочка упала к ней в лодку!
«Если сейчас на углу будет зеленый свет, – загадала Тамара, – значит, я его встречу».
С замирающим сердцем подошла она к углу, из-за которого был виден светофор. Свет был зеленый. Но он тотчас сменился желтым.
«А все-таки, когда я взглянула, он был зеленый! Да, зеленый, зеленый! – настаивала Тамара, стараясь отогнать свои сомнения. – Я увижу его сегодня! Я должна его увидеть сегодня».
Тамара вышла на центральную улицу, в суету спешащей в ту и в другую сторону толпы, в шум автобусов и неясного говора идущих мимо людей. Она широко открытыми глазами жадно глядела вокруг, она чувствовала, она знала, что должна встретить Рогозина.