Личный демон. Книга 1

Оказывается, Маме Лу не хотелось обладать камнем. И даже наоборот: черная богиня безумия намеревалась избавиться от неудобного соседства. Камень ее стеснял, мешал ей контролировать территорию, как мешает опытному крестному отцу молодой, но энергичный конкурент. Без всякой помощи человека или демона он изменял реальность, портил живое и неживое, разрушая в том числе и планы Ма. Мама Лу решила отправить «выскочку» за море, а лучше — за океан, дабы волны порчи не докатились до благоустроенного логова богини безумия, где все должно было разрушаться и портиться по ее воле, а не по воле назойливых древних амулетов.

А теперь вспомни день, когда ты вернулась на свой остров. Вспомни, Кэт, как переодевалась в капитанской каюте в отличный камзол щеголеватого испанца, убитого в абордажной схватке, как подвязывала лентой по-мужски свои недлинные волосы, как вертелась перед мятым медным зеркалом и скашивала глаза, чтобы понять — сойдешь ты за молодого пирата, посетившего злачное место в поисках развлечений? Сошла. Еще как сошла. Солдаты губернатора не признали в тебе женщину, даже когда вязали у дома Мамы Лу «именем закона». Шла очередная антипиратская кампания, знающие люди покидали Нью-Провиденс — и только ты, с твоим адским везением, полезла в самое пекло, да не одна, а со всей командой. Вас судили «за преступления, совершенные ниже линии отлива» и приговорили к повешению у чертовой линии отлива, дабы ваши мертвые тела омыло море — море, до того омывавшее кровью ваши души.

С наступлением ночи ветер принес аромат тубероз из городских особняков. Пронзительный запах цветов, точно по воле гениального парфюмера, смешался с соленым бризом. В серебристой дорожке, ведущей к луне, потонули тела казненных. Глаз бога-ягуара достался тюремщику, за отдельную камеру для Шлюхи с Нью-Провиденса. Иначе она не дожила бы до утра — по-глупому попавшиеся пираты были очень злы на «прОклятую». Возможно, за бриллиант ты бы выторговала себе ключи от двери и жизнь, Кэт. Но тюремщики редко разбираются в драгоценных камнях. Им кажется, что бриллианты прозрачны, как вода, а не желты, как моча.

Так Глаз Питао-Шоо разрушил твою жизнь и душу. Он разрушил даже твою мечту о мести, доставшись не подлой интриганке Маме Лу, а какому-то слепому олуху, неспособному отличить алмаз от янтаря. Через три дня вместе с перекупщиком камень порчи отправился на Карибы, где и осел надолго в сундуках хитрой мулатки, неплохо разбиравшейся и в мужчинах, и в драгоценностях.

А через полвека на Гаити случилось восстание рабов, совпавшее с эпидемией желтой лихорадки, и вдвоем они унесли треть миллиона жизней. Волны революции докатились и до Багам, они преодолели даже Саргассово море, гнусную лужу, лишенную берегов — и двинулись на север. Но тебя, Мама Лу, к тому моменту уже не было на Нью-Провиденсе. Черная богиня взяла себе новое тело.

* * *

Катерина вдохнула знакомый чарующий аромат. Туберозы… Однажды ей подарили духи с запахом тубероз — и пока флакончик не опустел, Кате снились таинственные сны о ночных садах, где она бродила по щиколотку в черной грязи и любовалась белоснежными благоуханными соцветиями. Потом Катерина узнала: тубероза — символ опасной страсти, вредит законным женам, женщинам, ждущим ребенка, тихим обывательницам, к которым до недавнего времени относилась и сама Катя.

Лицо Апрель белело в темноте, словно цветок, вырезанный из слоновой кости. Мама Лу исчезла. А вместе с ней исчезла и надежда: новая знакомая не причинит Катерине вреда, лишь черная богиня безумия пожирает разум своих жертв, в то время как светлая Апрель…

Катя отвернулась от богини, понимая: еще немного лунного безумия — и остаток дней Катерина проведет, складывая паззл жизни и смерти пиратки-неудачницы, ища ответы на вопросы, мучившие Кэт и вовсе не интересовавшие Катю. Наверняка многие, хлебнув колдовства Апрель без меры, сочли себя нынешних слишком скучными в сравнении с собой тогдашними. То-то по лунному лесу Бельтейна разгуливает толпа гостей в старинных нарядах, разгадывая старинные загадки, твердя старинные истории, отыскивая старинных друзей и врагов. Живые люди, по доброй воле превратившиеся в неупокоенных духов. Нетушки. Не надо нам вашего отравного счастья, ваша божественность. Мы, трусливые обыватели, и нехитрой современностью довольны.

— Ну как хочешь… — растаял в темноте вздох Мамы Лу.

Никак не хочу! — воскликнула про себя Катерина. Не хочу ни к себе прежней возвращаться, ни идти дальше по той дороге, на которую меня вывели. Потому что не сама я ее выбирала, не своей волей делала первые шаги, обманом меня сюда затянули, дверцу за мной захлопнули, ни назад выбраться, ни пожаловаться кому следует.

Наверное, ангелы правы, твердя: демоны портят человеческие души. Тем, что показывают целиком картину мироздания, предназначенную к показу по частям. Тем, что наносят человеческой душе сквозную рану, после которой уцелевшему только и остается, что играть. Играть в посвященного, в избранного, в пастыря, в бога, в черта, в того человека, каким бы он стал, не займись демон его душой вплотную.

Катя вспомнила, как в детстве ее пугал аттракцион «Комната страха» в Луна-парке: вагонетка, ползущая сквозь темный тоннельчик, озарявшийся красными вспышками и оглашавшийся взрывами хохота. Что-то, долженствующее изображать паутину, но на ощупь трикотажное, ползло по лицу, неприлично бойкий скелет вываливался из гроба, пахнущие пивом руки касались шеи… А однажды аттракцион вздумали ремонтировать и одну из стен сняли, обнажив перед прохожими все ржавые пружины и некрашеные потроха детский фобий. На поверку ужасы детства оказались не страшнее витрин магазина «Польская мода» (да что там, мода оказалась не в пример ужаснее). Но прозрение отчего-то не радовало. Напротив, хотелось вернуть чувство таинственной жути, вжимавшее маленькую Катю в неудобное кресло вагонетки.

После этого Катерина взяла за правило рассказывать себе на ночь жуткие истории, чтобы немного подлатать собственную веру в чудеса. Увы, то была всего лишь игра. Повзрослевшая Катя понимала: что-то ушло и уже не вернется. Наверное, в те годы Наама и вся ее честная компания были бы приняты с восторгом.

Ни ангелы, ни демоны не ведают, что для людей лучше, а что хуже, где грань между игрой совершенствующей и игрой разрушающей. А мы, люди, со своей стороны, надеемся на того, кто разделит мир перед нашими глазами на черное и белое, запретит запретное, разрешит разрешенное и в обмен на послушание пообещает нам лучший мир, по которому мы будем тосковать всю оставшуюся жизнь.

Вот и сейчас, думала Катя, я мечтаю выбраться из вашего заколдованного леса и сбежать с вашего ведьмовского Бельтейна, вернуться к Витьке, покормить его ужином, посмотреть телик перед сном, прожить двадцать-тридцать лет в нормальном мире без ангелов и демонов, без разрушающих амулетов и проводящих зеркал. А исполнись мое желание — и я в вовек себе не прощу, что испугалась ступить за пределы обыденного. Я захочу вернуться в вашу комнату страха, чтобы развеяться от страхов рутинных, скучных, мучительных. Легче бояться вселенской войны небес и преисподней, чем витькиной неудачной женитьбы. Каприза богов, а не беспросветной нищеты. Тьмы, накрывшей проклятый город, а не соседкиного ворчания.

Тут до Катерины наконец дошло, что она вышла из лесу и потерянно стоит на краю ночного луга. Десятки черных котов и кошек в лунном свете охотились за майскими жуками, подпрыгивая и хватая лапами воздух, будто танцуя древний магический танец. А вдалеке темной громадой высился тщательно сложенный костер для майской ведьмы. У костра, такой же огромный, как груда бревен, сидел Беленус. Причем не просто так сидел — бог Бельтейна поджидал ее, Катю.

— И чего им всем приспичило со мной разговоры разговаривать? — пробурчала Катерина, направляясь к костру. — Сперва Апрель, потом он… Хорошо хоть эта… Теанна занята, ей не до меня.