Личный досмотр. Последний бизнес

— Из-за меня?!

— Да.

Аня коротко рассказала о том, что произошло две недели назад в красном уголке.

— Я только потом все узнала. К нам в райком один паренек заходил из их бригады. Они его зовут Коля Маленький, Аня улыбнулась, — чтобы с Николаем не путать. Знаешь, у них замечательная бригада. Это настоящие друзья…

— Я их никого не знаю, — грустно сказала Maшa.

— Вот возьму и познакомлю тебя с ними. Хочешь?

— Неудобно как-то.

— Удобно! Ну что это за привычка — людей бояться! Не понимаю.

Маша улыбнулась.

— Где тебе понять! Ты же всех воспитываешь. Вот и того парня, которого под суд чести отдают, тоже, наверное, воспитываешь. Анечка, а ты его хорошо знаешь?

— Еще бы!

— А по-моему, — Маша лукаво взглянула на подругу, — он тебе все-таки нравится. Ну признайся!

— Кто? Этот несчастный Дон-Жуан? Нисколько даже.

— Он вовсе не такой плохой.

— Ты-то откуда знаешь?

— Иначе он бы тебе не понравился.

— Очень странная логика.

Аня невольно засмеялась. Ей почему-то было приятно, что Маша завела этот разговор о Василии.

И, тряхнув головой, она нарочито бесшабашным тоном объявила:

— Вот пусть станет человеком, тогда я его, может быть, и полюблю. Не раньше. И потом, он слишком красивый.

— Полюблю, — тихо повторила Маша. — Как это у тебя просто получается! А ведь это… это же все вдруг по-другому начинается, все другим светом кругом тебя светится. И счастье приходит такое, что задохнуться можно. И мученье приходит…

Аня прижалась разгоряченной щекой к холодной щеке Маши и негромко спросила:

— Машенька, а кто этот человек, с которым ты познакомилась?

— Ах, этот, — Маша точно проснулась и равнодушно ответила: — Он студент. С филфака. Фамилия его Гельтищев.

— Гельтищев? Валерий?

— Да. Ты его знаешь?

— Слышала. У нас в райкоме был секретарь их комитета комсомола. Они завтра интересный диспут проводят. И вот этот самый Гельтищев…

Аня на секунду задумалась, потом вскочила со своего места и возбужденно объявила:

— Знаешь, что я решила? Завтра мы с тобой идем на этот диспут. И без всяких разговоров! Ох, какая там драка ожидается!.. Между прочим, — она лукаво взглянула на Машу, — там будут и с инструментального завода.

Маша удивленно взглянула на подругу.

— Кто будет?

— Увидишь.

— Все-то вы знаете, — улыбнулась Маша.

Аня ответила с нескрываемой гордостью:

— А как же? Райком должен все знать. И не только знать. Так решено: идем завтра?

В тот же самый вечер напротив входа в городскую библиотеку стояли Валерий Гельтищев и Анатолий Титаренко. Укрывшись от дождя под деревом, они, как видно, чего-то ждали.

Высокий худой Валерий в пестрой шелковой рубахе навыпуск небрежно перекинул через плечо плащ и нервно курил одну сигарету за другой. Толстый, в черном костюме Анатолий, с неизменным галстукомбабочкой, выглядел спокойным, даже веселым. Аккуратно сложенный плащ он перекинул через руку, другой рукой картинно опирался о дерево.

Свет уличного фонаря еле пробивался сквозь густую листву, и приятелей почти не было видно. Но сами они зорко наблюдали за ярко освещенным подъездом библиотеки.

— Она должна выйти с минуты на минуту, — заметил Валерий. — Главное, не проворонить.

— Но она, кажется, не мечтает, чтобы ты ее встретил, Анатолий лениво усмехнулся. — А жаль, девочка — люкс. У тебя есть вкус. — И уже другим, озабоченным тоном добавил: — Не очень только задерживайся, надо еще отшлифовать тот документ.

Валерий самодовольно кивнул головой.

— Будь спок! Бравые тарасовцы со всего факультета будут в восторге. Или я их не знаю, думаешь?

Удивленно подняв брови, Анатолий спросил:

— Какие тарасовцы, ты что?

— Ха! Забыл? А прошлой осенью мы в какой деревне трудодни зарабатывали?

— А-а! Тарасовка!

— Именно. Вечерние зори, соловьи, плачущие ивы над рекой, тихий шепот и лобзанья…

— Цыплята-табака пищат на дворе и роются в навозе, — в тон ему продолжал Анатолий, — белое столовое висит кислыми, пыльными гроздьями на кустах…

Приятели рассмеялись. Потом Валерий мечтательно произнес:

— Но Рогов будет у нас завтра нокаутирован в первом же раунде. Спасибо Мариночке…

— Она твоей благодарности не примет.

— Это меня мало волнует. А потом… потом мы дадим бой по существу. «О цели жизни», — передразнил Валерий. — «Зачем ты живешь на земле?» Демагогия! Софистика!

— А ты докажи!

— И докажу! — запальчиво ответил Валерий. — Прежде всего вопрос поставлен неверно. «Зачем живешь?» Или ставить его надо не перед нами, а перед природой: зачем она создала человека? А мы живем потому, что созданы ею. Вопрос надо ставить так: как жить? Они утверждают, что можно жить для себя, и это эгоизм, можно жить для других, и это хорошо.

Но все это тоже софистика и демагогия! Каждый живет для себя! Да, да, каждый делает то, что ему нравится. Даже они, считая, что надо приносить пользу и творить добро другим, делают это для себя, ибо им так нравится. Ну, а мне нравится творить добро для самого себя! Логично?

— Вполне. Один-ноль в твою пользу, — важно кивнул головой Анатолий.

— Теперь второй вопрос: «Цель в жизни». Что это по-ихнему означает? Очень просто! Всю жизнь надрываться, нести тяготы и жертвы, чтобы потом, под конец жизни, не было стыдно за бесцельно прожитые годы. Хорошенькая перспектива! Ведь это, в лучшем случае, только один миг радости. Мне, например, этого мало! Я не хочу надрываться ради какой-то там цели! Я хочу каждый день получать радость. Какое мне в конце концов дело до других? Это, надеюсь, тоже логично?

— Пожалуй, — без прежней уверенности согласился Анатолий, поправляя свой галстук-бабочку. — Но крика будет…

— И все-таки это уже два-ноль! — азартно объявил Валерий.

Внезапно Анатолий сделал предостерегающий жест рукой и негромко сказал, кивнув на освещенный подъезд библиотеки:

— А теперь попробуй, чтобы было три-ноль.

Валерий поспешно обернулся и увидел Машу.

— Через час я тебе звоню, — тихо сказал он. — Больше мне на этот раз не потребуется.