Лицо для Сумасшедшей принцессы

Гельда строптиво фыркнула:

– Мне ведомо немного. Я знаю, что учительница пробудила тварей ото сна, желая обратить их против тебя, Сумасшедшая принцесса. Но тварям оказалось совершенно безразлично, чью кровь пить. Они жаждут одного – напитать силой своего омерзительного даже для нас Ледяного бога и подчинить ему весь мир. Сейчас учительница ищет средство обуздать их аппетит, потому что твари вышли за пределы своей страны и двинулись в земли людей.

– И что нам делать? – обеспокоенно спросила я.

– Не знаю. Храм их бога находится в проклятом городе Геферте, в самом центре Края Тьмы.

– Значит, мне следует проникнуть в Геферт, – не колеблясь, решила я. – Мы не убьем тебя, Гельда, и даже возьмем с собой, если ты пообещаешь не злоумышлять против нас.

– Клянусь именем Ринецеи! – нехотя дала слово зарока некромантка.

Я освободила ее от веревок и повела вниз, вознамерившись накормить ведьму обедом. На повороте лестницы Ланс придержал меня за рукав, на его смазливом лице явственно читалось жгучее любопытство.

– Рыжая, – спросил он заговорщицким шепотом, – скажи, ты и вправду смогла бы пытками вытянуть из Гельды признание?

Я посмотрела на полукровку как на ненормального. Издеваться над пленными врагами? Извините, но на подобные мерзости я не способна.

Вечером, наедине с темнотой, я в одиночестве сидела на берегу Роны, любуясь зажигающимися на небосклоне звездами. Меня терзали тысячи противоречивых и непонятных мне самой переживаний. Часть из них касалась тварей стужи. Сможем ли мы противостоять этим сверхъестественным существам, которых, кажется, опасались даже сами всесильные демиурги? Ох, Ринецея, Ринецея! Ты родилась неудачницей, а из самых отъявленных неудачников со временем получаются великие завистники. Я просто не ожидала, что твоя зависть к Аоле, твоя жажда власти приведут весь мир на грань катастрофы, причем столь ужасной и неотвратимой. А может, и это тоже стало всего лишь частью жестокой игры, задуманной скучающими демиургами? Есть ли у меня выбор? Играть по правилам демиургов или же в пику им выработать свою непредсказуемую стратегию и тактику? Ну и надоели, однако, мне эти демиурги, не поймешь, чего они хотят на самом деле. Непонятные они какие-то, мутные, настоящие серые лошадки. Впрочем, как любит говорить красавец Ланс, даже у самой серой личности есть своя заветная голубая мечта!

Вторая часть невысказанных мыслей касалась загадочного белокурого принца. Я сжала кулаки, до крови впиваясь ногтями в ладони, пытаясь удержать мучительный стон, так и рвущийся с искусанных от отчаяния губ. Я сознательно обманула Гельду! В моем отношении к медальону с портретом изумительного мужчины, которым я восхищенно любовалась не далее как минуту назад, на самом деле оказалось много, слишком много личного. Я… я, кажется, и взаправду до самозабвения, до настоящего сумасшествия люблю этого невероятного красавца, жить без которого не могу и не хочу! И еще: я, похоже, до безумия ревную его к прекрасной некромантке. Новые для меня чувства разрывали неопытное сердце, наполняя его волнением и страданием. А неожиданно родившаяся песня, напоенная овладевшей мною ревностью, взвилась к ночному небу, выплескиваясь прямо из глубин непокорной, сумасбродной души:

Каждый вечер на дорогуЛичный мой выходит враг —То, покинувши берлогу,В ночь крадется вурдалак.Щурит красные глазенки,А в душе таит корысть —Чтоб до самой селезенкиЕстество мое прогрызть.Кровь мою, за каплей каплю,Будет пить, не торопясь,Шелк волос сваляет в паклю,Честь и гордость втопчет в грязь.Доведет до безрассудства.Врать научит и хитритьИ двуличные паскудстваПодобьет меня творить.Сам, хихикая довольно,Убежит в ночную тьму,Я же буду добровольноИзводить себя саму.Ведь сдалась почти без драки:Зря поверила ему.А любви, послушав враки,Объявила я войну…В этой битве правил нету:Чувства здесь спекают в шлак.Бьет под дых, бродя по свету,Ревность – злобный вурдалак.Лишь взмахнет костлявой дланью —Вмиг пустеет целый край.Каждый день спешит за данью,Жнет обильный урожай.Кто сомненьям смутным дверцуПриоткрыл хоть на кулак,К тем тайком вползает в сердцеРевность – злобный вурдалак.И покуда в селезенкеНе иссякнет ваша кровь,Будет он, прикрыв глазенки,Выгрызать из вас любовь.

Красивые женщины редко рождаются умными. Лилуилла была прекрасна. Он могла часами любоваться своими золотистыми, спускающимися до самой земли волосами, лилейно-белыми маленькими ручками, бездонными серебристо-серыми очами и крохотным алым ротиком, отраженными в зеркале с алмазной оправой. Оправу венчал родовой герб – нераскрывшийся бутон синей розы, зажатой в лапке у соловья. И неважно, что прелестная княжна принадлежала всего лишь ко второстепенной, побочной королевской ветви благородного клана эль-Реанон, зато в образе самовлюбленной кокетки безупречно воплотились оба родовых символа: и королева всех цветов роза, и сладкозвучный соловей, подаривший Лилуилле свой чарующий голос. Самые завидные женихи склонялись к ногам высокомерной красавицы, униженно вымаливая хоть каплю ее внимания. Но княжна отлично знала свою истинную цену! Меньше чем на принца она не согласна! И заветная мечта Лилуиллы сбылась: оба высокородных отпрыска правящего дома попали в умело расставленные сети. Сам Аберон Холодный, наводивший ужас одним своим именем, попросил княжну стать его женой. Но альбинос оказался столь безобразен…

Лилуилла зябко повела плечами, плотнее кутаясь в меховую пелерину, встала с кресла и подошла к окну. Так и есть: нерадивая служанка, тупая деревенская девка, не до конца прикрыла тяжелую деревянную раму с цветными стеклами, оставив щель, через которую в комнату княжны и проникал морозный наружный воздух. Девушка протянула пальчики и сердито повернула ручку оконной створки. Сразу же стало значительно теплее. Лилуилла старательно хмурила узкий лобик, на котором и от столь значительного умственного усилия все равно не появилось ни одной, даже самой крохотной, морщинки, и усердно занялась непривычным и тяжелым делом – она размышляла. За окном вольготно раскинулась безжизненная заснеженная равнина, простиравшаяся во все стороны и, казалось, не имевшая ни конца ни края. От такого невероятного количества снега девушке снова сделалось холодно – на этот раз на сердце.

– Какая страшная страна! – вслух посетовала княжна, торопливо отступая в глубь комнаты, поближе к источавшему тепло камину. – Здесь нет ничего, кроме льда и унылого ночного воя белых волков. Пресветлые боги, неужели меня хотят выдать замуж за короля волков? – Красавица нервно рассмеялась. – Может, я зря отказала Аберону?

Память услужливо перенесла Лилуиллу на несколько недель назад, оживив пред глазами картину недалекого прошлого. Она действительно отказала Холодному, небрежно отослав прочь знатных сватов, прибывших с богатыми брачными подарками. Принц-альбинос внушал ей ужас и отвращение уже одним видом своей бесцветной кожи, взором кровавых немигающих глаз и длинными, тощими пальцами, сильно смахивающими на омерзительных могильных червей. То ли дело его младший брат Лионель. Этот принц, к огромному сожалению княжны, не являющийся наследником трона Поющего Острова, вполне соответствовал ее утонченному вкусу относительно мужчин. Лионель отличался редкостной красотой, галантными манерами и умел непринужденно болтать на любую тему, что, по меркам Лилуиллы, являлось высшим шиком светского аристократического воспитания. И глупышка уже почти ответила согласием… Но тут случилось непредвиденное: их добрый король Шеарран скоропостижно скончался, Аберон по праву наследника воздел на свою безобразную голову монарший венец, увенчанный геральдическими сапфировыми розами, а младший принц внезапно исчез… Немало горьких слез пролила прелестная покинутая невеста, с раскаянием сожалея о своей незавидной девичьей доле. А ведь она могла бы уже восседать на королевском троне, рядом с мужем-выродком… «Нет!» – Лилуилла испуганно вскрикнула. Никогда не смогла бы она добровольно возлечь на свадебное ложе ненавистного урода! Но король почему-то совсем не докучал ей насильственными ухаживаниями. Он прибыл в замок клана эль-Реанон поздним вечером, одним недовольным взмахом руки отмел слабые возражения старого князя и приказал Лилуилле спешно собираться. «Куда?» – всполошилась девушка. Король, странно улыбаясь, вежливо разъяснил, что княжна удостоена величайшей чести: она отбудет в чуждые эльфам земли, где вскоре станет супругой всесильного владыки, могущество которого почти не уступает власти Пресветлых богов. Лилуилла растерялась, горделиво возрадовалась, зачванилась и в итоге позволила увезти себя из отчего дома. Само путешествие она помнила смутно. Невесту все время везли в закрытой карете, да к тому же на нее внезапно навалился длительный, непреодолимый сон. Разум вернулся лишь в пределах огромного мрачного города. «Геферт!» – донеслось до Лилуиллы. Это название было ей незнакомо. И вот уже несколько дней она безвыходно жила в покоях огромного холодного замка. Почти одна, окруженная скромным количеством нелюдимых, безмолвных, плохо вымуштрованных слуг. А неведомый обещанный королем Абероном жених все не показывался…

Лилуилла опустилась в высокое кресло, взяла в руки надоевшую вышивку и запела. Глубокий, богатый интонациями переливчатый голос девушки трепетно выводил слова грустной баллады о безответной любви, авторство которой приписывали самой Сумасшедшей принцессе:

Влюбился в розу соловей…И вот хорей и ямбыСреди березовых ветвейСлагает в дифирамбы.Лишь только солнце к вечеркуНе так паляще жарит —Он розе новую строкуВновь вдохновенно дарит.И песня громкая звучитНад восхищенным лесом,Но роза вежливо молчитС безликим интересом.Она бела и холодна,А он звенящим тономГотов любовь излить до днаНад трепетным бутоном.В полете крылья распластал,Он вдруг не удержался,К шипам убийственным припалИ грудью к ним прижался.Душа истерзанно кричитЛюбовными словами,Но сердце больше не стучит,Пронзенное шипами.Алеет розовый бутон,Налитый свежей кровью,А соловей под смертный стонПрощается с любовью.И умер маленький певец…А в тот же миг случилось,Что эта роза наконецПроснулась и раскрылась.Но не увидит соловей,Как, напитавшись кровью,Сияет роза средь ветвей —Живет его любовью…

Княжна много слышала о легендарной принцессе, доводящейся ей дальней родственницей. Но каждая новая история неизменно повергала Лилуиллу во все большее и большее недоумение. Женщина, забыв о своем истинном предназначении – околдовывать мужчин, носится с мечом и кинжалами, а вместо пышного платья одевается в вульгарные мужские штаны и потертую шляпу. Женщина ли это вообще? Отказывается от власти и почестей, отвергает богатого и именитого жениха – подобное у княжны просто не укладывалось в голове. Да негодная рыжая принцесса позорит не только себя, но и весь женский род! Нет, Лилуилла не такая! Она, в отличие от Сумасшедшей принцессы, станет терпеливо ждать неведомого нареченного, петь и искусно вышивать шелковые платки, предназначенные тому, о ком она так жадно грезит в ночной темноте своей уютной девичьей спаленки: о прекрасном принце, который конечно же должен непременно оказаться высоким, смуглым и черноволосым. И он, несомненно, придет уже скоро, совсем скоро…

Первые лучи восходящего солнца застали меня во дворе тщательно разглядывающей лезвие бесценного Нурилона. Я опасалась: вдруг ледяные клинки тварей стужи причинили какой-нибудь вред волшебному мечу? К счастью, мои опасения не подтвердились. Нурилон, как и всегда, спокойно сиял мерцающим синим цветом, тихонько напевая привычную, лишь одной мне слышную песенку. Я ласково погладила черную рукоять и прижалась губами к обнаженному мечу, даря верному другу нежный поцелуй. Нурилон даже мурлыкнул от удовольствия и ответного теплого чувства…