Лицо для Сумасшедшей принцессы
Шрифт:
Дверной проем охраняли две фигуры высотой в три человеческих роста. Как я ни старалась, но так и не смогла постигнуть скрытого символизма каменных статуй, потому что примитивно очерченные силуэты полудетей-полувзрослых с угловато-недоразвитыми телами не имели лиц. Лишь два схематично намеченных овала на их месте. Вместо оружия на плече каждой фигуры висело по небольшому походному барабану, а руки замерли в жесте неоконченного музыкального удара, сжимая тонкие палочки. Я с огромным интересом рассматривала загадочные скульптуры, смутно грезя об упомянутых призраком Привратниках. Было в этих неподвижных истуканах что-то притягательное, одухотворенное… А вдруг они меня видят, несмотря на отсутствие глаз? Я на всякий случай вынула из ножен Нурилон и вежливо отсалютовала неподвижной охране. Привратники никак не отреагировали, видимо, желая презрительным затянувшимся молчанием довести до моего сведения, что им абсолютно нет дела до какой-то едва живой букашки,
Крохотный внешне, изнутри Храм оказался несоразмерно огромным и невероятно величественным. Я потрясение таращилась на уходящую вдаль анфиладу просторных помещений, пытаясь понять, как удалось втиснуть подобные поистине сверхмасштабные размахи в столь незначительное снаружи здание. Оптический обман? Вряд ли. Видимо, здесь присутствовала какая-то особенная, недоступная моему разумению древняя и мощная магия. Вереница смежных помещений, щедро изукрашенных фресками и барельефами, явно имевших ритуальное значение, простиралась настолько, что даже мое острое зрение оказалось неспособно оценить настоящие размеры святилища неведомого бога. Чувствуя, что совершенно запуталась и утратила ощущение реальности, я тем не менее целеустремленно перешагнула через порог. За моей спиной шумно захлопнулись деревянные створки. Над настороженным ухом издевательски прозвучало негромкое ехидное хихиканье. Вот именно это и задело меня больше всего. Любуйтесь мол, люди, перед вами глупая, но чрезмерно и даже во вред себе настырная девица, которая сумела-таки добраться до скрытого от всех Храма. А теперь пусть она в полной мере и по справедливости расплатится за свою самоуверенность. Мы же посмотрим, глумливо похихикаем…
– Ах, так, значит? – грозно рявкнула я, стараясь не выказывать овладевшей мной растерянности. – Для вас это все просто шуточки? Ну мы еще посмотрим, кто кого! – С этими словами я извлекла из-за пояса две волшебные даги и, сжимая их в руках, бестрепетно шагнула вперед…
Богатый зал пропал. Меня немедленно закружил завывающий на разные голоса песчаный ураган. Затылок опалило жгучее южное солнце, горло пересохло от жажды, мышцы словно истончились и превратились в хрупкий пергамент, грозивший рассыпаться прахом. Дикая усталость сковала мои члены. Но самым страшным было то, что я неожиданно перестала осознавать себя самой собой – Сумасшедшей принцессой. Я стала изнеженным полуэльфом, красавцем Лансанариэлем. Это не я, а именно он брел сейчас по пустыне далекой неведомой страны, но каким-то странным образом мой разум слился с его телом, полноценно переживая все выпавшие на его долю страдания и мучения. И меня до самой глубины души потрясла несгибаемая сила воли прекрасного полукровки, которого я до этих пор считала совершенно неспособным на подобные подвиги. Лансом двигала идея, затмившая и усталость, и страх. И более того, им двигала уверенность в том, что, проходя через воистину немыслимые испытания, он тем самым помогает мне. Меня переполняли благодарность и теплое дружеское участие. Выставив вперед волшебные клинки и рассекая ими ветер, до крови закусив губы, я упрямо шла вперед, стараясь непоколебимо принять на себя значительную часть гнева пустынной стихии, дабы по возможности облегчить тяжелую участь преданного друга. Изнемогающая от жары, обливающаяся соленым потом, я весело смеялась в лицо беспощадной судьбе – видя, что и у Ланса все получается. И когда мне начало казаться, что я уже не смогу сделать больше ни одного шага, картина изменилась разительно…
Я осознала себя Генрихом, вступившим в поединок с могущественным демоном, вселившимся в мертвую оболочку мой названной сестры Луизы. Бой оказался изматывающим, стоившим мне и сил и нервов, но я как умела помогала отважному сильфу одержать безрадостную победу и горько оплакала печальную долю несчастной Луизы.
А затем я стала могучим Огвуром, вышедшим на битву с чернокожим воином из земли Канагер, призом за которую оказался подаренный мне артефакт, носивший название Пожиратель пространства. И я искренне удивилась, осознав, как, оказывается, неразрывно связаны между собой различные события, параллельно происходящие каждое в своем времени и месте – со мной и с моими верными друзьями.
Моя выносливость и мой запас прочности давно уже иссякли, исчерпавшись до дна, но я продолжала идти из зала в зал, последовательно становясь вершащим странную волшбу Марвином – превращающимся в муху, драконом Эткином – пролетающим сквозь полыхающие смертоносной черной магией столбы энергетической защитной решетки над Краем Тьмы, и даже самим Астором – отчаянно расправляющим черные крылья над ареной Геферта. Но самым страшным испытанием стало соединение с разумом погибающего в пропасти любимого, посылавшего мне последнее «люблю и прощай». Я также увидела отца, высаживающегося
на берег Поющего Острова и спешащего на долгожданную встречу с моей матерью. Я совместилась с разумом преисполненного горем Ланса, лицом к лицу столкнувшегося со своим зловещим отцом и этим поступком наконец-то раскрывшего ужасающую тайну своего появления на свет… Я узнала все, я поняла, что значит участвовать в великом замысле провидения, значительно исправленном моими походами в Лабиринт судьбы и неразрывно соединившим наши судьбы ради чего-то конечного, от чего зависело будущее всего мира. Я не понимала главного: чем в итоге должна завершиться непрерывная цепь событий – и, к сожалению, не увидела еще одного незримого участника происходящих событий, чье аккордное присутствие я тем не менее ощущала всем своим существом. А ведь ему и предназначалось стать тем, кого Астор назвал «тот, кто придет после меня». Но я безрезультатно задавалась вопросом, кто же он такой на самом деле, теряясь в догадках и неопределенных предчувствиях.Все закончилось как-то совершенно неожиданно. Мокрая от испарины, окровавленная, обожженная и замерзшая, густо припорошенная песком и снегом, я чуть ли не на четвереньках вползла в следующий зал, ожидая неминуемого продолжения изматывающего аттракциона. Но в этом зале не обнаружилось ничего. Почти ничего.
Я увидела голые белые стены без каких-либо рисунков или фресок. Однотонный пол из светлого известняка, полнейшее отсутствие окон, но зато огромный просвет в потолке, через который в помещение вливался скупой свет ночных звезд. Упоительная прохлада и до звона в ушах пронзительная тишина, нарушаемая лишь хрипом моего запаленного дыхания. Спокойствие и умиротворение. А в самом центре комнаты – два больших мягких кресла, кем-то предусмотрительно поставленные друг напротив друга. И – ни души…
«Какого гоблина!» – устало подумала я. Наплевав на правила хорошего тона, подошла к одному из кресел, уронила на пол звякнувшие клинки и с ногами забралась на уютно прогибающиеся под моим весом подушки.
Кажется, я уснула раньше, чем моя исцарапанная щека успела угнездиться на призывно откинутой спинке. Закрывая глаза, я мысленно посмеялась над своей неосторожностью и доверчивостью, но даже и не пыталась бороться с естественной потребностью вконец измотанного организма. Может, я и богиня, но явно не железная. Вот! И пусть весь мир подождет…
– Дорогая Морра, ты не напомнишь ли, к случаю, свою знаменитую фразу, буквально впечатанную в дорожную пыль? – просительно прозвучал спокойный приятный голос, вырывая меня из сладостных объятий глубокого сна без сновидений. – Как же она выглядела? Что-то я запамятовал. Ах, да, кажется, вот так: кто рано встает – тому весь день спать хочется? Очень точно сказано! – Голос довольно рассмеялся.
Я мгновенно открыла глаза, чувствуя себя отдохнувшей и посвежевшей, опустила на пол ноги, не совсем прилично заброшенные на бархатный подлокотник кресла, взглянула на своего собеседника и… оторопела.
В кресле напротив удобно расположился крупный белоснежный… Единорог, насмешливо обнажавший в широкой ухмылке безупречные ухоженные зубы. «Не иначе толченым мелом чистит на хорошей щеточке! – не к месту отметила я. – Да еще полощет хвойным отваром по три раза в день. Вон какие у него десны розовые, так и пышущие здоровьем, без малейшего намека на гингивит…» – И только тут до меня дошла вся несуразность ситуации, в которую я попала… Здоровенный коняга, пропорциями ничуть не уступающий впечатляющему экстерьеру моего Беса, совершенно по-человечески сидит себе посиживает в мягком креслице, скромно прикрывая роскошным серебристым хвостом полагающиеся жеребцу причиндалы. Шерсть белоснежная, лощеная, серый храп раздвинут в вежливой улыбке, ноги передние – две штуки – элегантно покоятся на подлокотниках, глаза синие – две штуки – устремлены на меня, на лбу красуется витой рог – одна штука…
Я обалдело помотала головой. Нет, быть такого не может! Либо я все еще сплю, либо у меня от недоедания ядреные глюки прорезались, либо Сумасшедшая принцесса окончательно сошла с ума!
– Я сошла с ума, я сошла я ума! – иронично пропел Единорог хорошо поставленным баритоном. – Кстати, дорогая Морра, королева Смерть заблаговременно предупредила меня, что ее отважная внучка часто подвержена приступам спонтанной мнительности и к тому же страдает повышенной самокритичностью…
– Значит, вы и с бабушкой моей знакомы? – удивленно перебила я увлеченный монолог загадочного существа. – А вы сами-то, простите, кем будете?
Единорог заржал наигранно-драматично:
– Всем без исключения нравятся прекрасные лошади, но вот почему-то совершенно не наблюдается хоть малого числа желающих стать ими по жизни!
– Выспренние жалобы на тяжелую долю? Фи, какая сопливая лирика! – презрительно отмахнулась я. – А нельзя ли перейти ближе к делу?
Единорог желчно усмехнулся:
– Ну, опасаясь за здоровье твоей психики, не стану сразу набиваться в близкие родственники, но уж поверь мне на слово: я тоже тебе не чужой!