Лицо

Становилось все прохладнее, я захлопнула окно, потом поправила занавески. И наконец уселась за стол перед чистым, нетронутым альбомом.

Я перевернула обложку, потом стала рыться в куче карандашей, пока не нашла достаточно тонкий.

Каждый раз, начиная новый альбом, я испытываю некоторый трепет. Подумать только — передо мной чистые листы, ожидающие, что их заполнят чем-то невиданным прежде.

Без лишней скромности скажу, что обладаю талантом к живописи. У меня наметанный глаз, а рука выводит линию совершенно четко.

Я беру уроки рисования в Уэйнсбриджском колледже, и все педагоги думают, что мой талант необходимо развивать. Видимо, буду заниматься летом по специальной программе.

Я стараюсь держать все свои рисунки вместе. Более всего мне удаются портреты.

Сейчас я отодвинула стул от стола и прислонилась к стене. Люблю рисовать стоя.

Я закрыла глаза и постаралась сосредоточиться. Забыть про Ивана и Адриану, вообще про все на свете.

Потом снова посмотрела на стол и чистый лист. Подняла карандаш. И начала рисовать.

«Лицо, — подумала я. — Нарисую свое лицо».

Карандаш мягко заскрипел по бумаге. Я начинала с глаз. Всегда так поступаю.

Ой! Глаза оказались не моими.

Они были овальными, а мои — круглые.

Привалившись к столу, я стала внимательно разглядывать их. Казалось, будто они смотрят на меня. Я затемнила зрачки. Они оказались серьезными. Стала набрасывать овал лица. Нет, это явно была не моя голова.

Молчаливое лицо. С темными серьезными глазами.

— Что происходит? — произнесла я вслух. — Кто ты?

Моя рука двигалась все быстрее, прорисовывая детали.

Постойте-ка. Нет.

Что же это твориться?

Карандаш все скрипел по бумаге. И казалось, будто он движется самостоятельно.

Не подчиняясь моей воле.

Моя рука кружилась по листу, поднимаясь и опускаясь.

Как будто я ею совсем не управляла.

Как будто ею двигала другая, призрачная рука. Я смотрела на нее с изумлением и страхом.

Я понимала, что не могу остановить ее.

Глава 5

Когда портрет был закончен, я тяжело дышала. Рука вспотела, пальцы заныли.

Не знаю, сколько времени все это продолжалось. Но только я еще ни разу в жизни не рисовала так быстро.

Положив руки на стол, я стала разглядывать появившееся на бумаге лицо.

Лицо парня.

Совершенно незнакомого.

У него были темные вьющиеся, и одна прядь спадала на узкий лоб.

Темные глаза оказались глубокими и печальными.

Нос как-то не вязался с ними — маленький и слегка вздернутый. Потом я поняла, что парень улыбается. И эта приятная улыбка тоже не вязалась с печальными глазами. Губы — тонкие, а на подбородке виднелась ямочка.

— Ух ты, — пробормотала я.

Неужели я его все же никогда не видела?

Нет, он не был похож ни на кого из моих знакомых.

Может быть, я просто придумала это лицо? И оно — лишь плод моего воображения?

Я внимательно изучала его, затаив дыхание. И по-прежнему ощущала присутствие невидимой силы, водившей моей рукой.

Портрет оказался таким детальным, что лицо выглядело совершенно живым. И каким-то особенным.

Я внимательно рассмотрела черную прядь волос, спадавших на лоб. Потом опустила взгляд чуть пониже. На скуле оказалась небольшая темная родинка.

Родинка?

Я еще никогда не рисовала родинок даже на вымышленных портретах.

Никогда.

— Что это? — спросила я себя.

И тут мой взгляд остановился на левой брови.

Ее делил надвое белый шрам.

Я невольно вскрикнула. Он был таким реальным. Неужели я могла придумать шрам?

Возможно. Но почему же тогда я раньше не рисовала так?

— Кто ты? — спросила я, склонившись над портретом.

Темные глаза пристально смотрели на меня. Но улыбка ничего не говорила. Ровным счетом ничего.

Я негромко вскрикнула и вырвала лист из альбома. Потом скомкала и бросила в корзину для бумаг.

Руки все еще гудели и дрожали. По спине бегали мурашки.

А горло перехватило. Неужели от страха?

Мне не хотелось смотреть на этот рисунок. Не хотелось оставаться наедине с незнакомым лицом.

Тогда я решила нарисовать свой собственный портрет.

Я вытерла руки о штанины. Потом порылась в груде карандашей, ища более толстый.

Я взяла с туалетного столика маленькое зеркальце и поставила его напротив альбома. Внимательно оглядела себя, покрутила свои светлые волосы. И потрогала щеку кончиком карандаша.

— Веснушки рисовать не буду, — решила я, — представлю, что их нет. Буду считать, что у меня такая же чистая и гладкая кожа, как у Лауры.

У Лауры…

При воспоминании о ней мне захотелось нарисовать ее. Я уже делала это раньше. У меня прекрасно получались высокие скулы подруги.

Вот только она была очень капризной, и ей совсем не нравились мои рисунки. Она говорила, что я изображаю ее совершенной пустышкой.

— Марта, почему ты рисуешь меня так, будто у меня ветер в голове? — спросила Лаура после одного сеанса.

— Рисую, как вижу, — ответила я.

Но Лаура даже не улыбнулась в ответ. Она всегда оставалась серьезной.

Будь я такой красавицей, наверное, тоже все время держалась бы совершенно серьезной.

Лаура заставляла меня перерисовывать ее улыбку. Но у меня ни разу не получалось, так как ей хотелось.

Сейчас я снова посмотрела на свое отражение и сказала вслух:

— Я сделаю тебя такой же загадочной, как Лаура.

Потом снова склонилась над альбомом и стала рисовать.

Начала с глаз.

Нет. Постойте-ка.

Это не те глаза.

Моя рука задвигалась быстро, помимо воли.

Помимо воли.

И снова начало появляться лицо.

Темные глаза. Волнистые волосы. Вздернутый нос.

— Стой! Нет!

Я снова рисовала того же парня. То же самое лицо.

По коже опять пробежал мороз. На шее выступил холодный пот.

— Ни за что! — воскликнула я и вырвала страницу, не закончив портрет. Но на этот раз не скомкала, а просто швырнула на пол.