Лицом к лицу

– Нет, я ничего не имею в виду, просто любопытно: отчего все считали, что внизу жили бывшие узники? А если туда спустились не узники? А бывшие нацисты? Или грабители?

"Надо искать в Лондоне, если, конечно, удастся, - подумал я.
– Когда узники "Виттекинд" были отпущены англичанами по домам? Были ли транспорты? Кем организованы?"

– Это действительно любопытно, - согласился доктор Йонсон.
– Нельзя отвергать и такое вероятие... Продолжайте, пожалуйста, господин фон дер Эее.

– Так вот, британские офицеры поспешно покинули штольни шахты "Виттекинд", сели на машины и отправились в Ганновер, а назавтра раздался взрыв. В результате этого первого взрыва все лифты шахты "Виттекинд" были выведены из строя; более того, первый взрыв парализовал и электрооборудование...

– Значит, если допустить, что внизу оставались люди, которые не только там жили, но и разбирали сокровища, спрятанные гитлеровцами, то они оказались оторванными от мира?

– спросил я.

– Исходя из такого рода допуска, - согласился доктор Йонсон, - ваше предположение вполне логично...

– А дальше начинается загадочное, - продолжил господин фон дер Эее. Взрывы следовали через равные промежутки времени: начались двадцать девятого; тридцатого - пауза; приехали англичане, и к шахте никого, кроме своих, не пускали; тридцать первого - новая серия взрывов, больших и малых; попытка одного из наших горных инженеров откачать воду встретила сопротивление; еще один день спокойствия, а потом, второго и третьего сентября, новая серия взрывов, но не только в "Виттекинд", но и на шахте "Хильдасглюк", которая соединена с "Витгекинд" подземными коммуникациями; оттуда хлынула вода в штольни. Таким образом, последняя серия взрывов вывела из строя те коммуникации, которые бы позволили подобраться к "Виттекинд" без особо дорогих затрат. Прошел год, и осенью сорок шестого британский офицер Этткинд, отвечавший за "подземную Германию", разрешил двум нашим ученым предпринять попытку откачать воду и спасти из штолен то, что не было эвакуировано вовремя. Согласие Этткинда могло быть вызвано тем, что открылся примечательный факт: оказывается, англичане в первые недели после прихода на "Виттекинд" подняли-таки из штолен два огромных ящика с янтарем. Эти таинственные ящики, судя по документам, были ими вывезены в Гослар и там депонированы в старинном замке Кайзерфальц. Те немцы, которых англичане д о п у с к а л и до себя, рассказывают, что в огромном зале этого замка хранились наиболее ценные вещи, собранные оккупантами в зоне. Говорят, что в сорок девятом году, когда начался "роман" с Конрадом Аденауэром, британцы передали университету Геттингена тысячу единиц янтаря из этих двух гигантских ящиков. Однако документы свидетельствуют лишь о том, что два ящика было поднято. А что же стало с остальными? Нам известно, что было опушено несколько гигантских ящиков. Какова судьба других?

– Говорите более определенно, - снова уточнил доктор Йонсон.
– Когда англичане в пятьдесят четвертом году решили вернуть нам наши шахты, документов - с 1938 года по 1954 год - они нам не передали: "утеряны, уничтожены, погибли при бомбежках". И все тут...

– Тем не менее, - продолжил фон дер Эее, выдержав паузу, - еще в сорок шестом году наши ученые, господин доктор Ферлинг и господин профессор доктор Франке, предприняли попытку частично откачать воду и спуститься в ту штольню, где хранились культурные ценности. Семь недель добровольцы пробивались туда и наконец пробились. Начали экспедицию. Ящиков с янтарем обнаружено не было. Впрочем, ученые смогли посмотреть далеко не все полки и даже отсеки. Штольня была разделена на отсеки, или, как мы говорим, "штреки". Так вот, в штреках с 1-го по 10-й от воды и размытой породы погибли все ценности. С 11-го по 14-й примерно шестьдесят процентов, и лишь в штольнях с 15-й по 19-ю погибла небольшая часть культурных ценностей. Но это были предварительные выводы ученых-горняков, они лишь разворачивали работу.

– Эх, - доктор Йонсон досадливо махнул рукою.
– Что значит "небольшая часть"?! Двести сорок тысяч томов уникальнейших книг было свезено в штольни "Виттекинд". А подняли сколько? Всего семь тысяч! Как мы просили у англичан разрешения убыстрить работы по подъему и рассортировке, как мы торопили их! Они никого не пустили вниз, ни одного нашего человека...

– Почему?

Йонсон пожал плечами, промолчал.

Фон дер Эее внимательно осмотрел свои аккуратно стриженные плоские ногти, откашлялся, предположил:

– Возможно, англичане были напуганы... Возле Ганновера была очень мощная шахта "Ридель". Рядом с ней, кстати, одно время помещался штаб Этткинда. "Ридель" взорвалась, взрыв был неимоверной силы. Погибло девяносто человек. Это случилось тоже в сорок пятом году... А спустя полтора года была взорвана мощная шахта "Дездемона"...

– Взорвалась?
– спросил я.
– Или была взорвана?

– Можно считать, что это одно и то же, - сказал фон дер Эее.

– Нет, нельзя, - не согласился я.
– "Взорвалась" - это несчастный случай. А если шахта была взорвана, значит, это было кому-то на пользу. Кому? Бывшим гитлеровцам, которые не могли допустить, чтобы ценности попали в руки победителей? Или грабителям, которые заметали следы? А что это были за грабители? Немцы? Оккупанты? Мафия? Почерк традиционен: забрать то, что представляло уникальную ценность, а потом устроить диверсию. Такое возможно?

– Ничего нельзя отрицать категорически в такого рода деле, - ответил доктор Йонсон.
– Все допустимо... Что в большей, что в меньшей мере, покажет история.

– Скажите, господа, а можно ли, пробурив породу, взять пробу из штолен, чтобы определить, остался ли под землею янтарь?

– Можно, - ответил фон дер Эее.

– Сколько будет стоить один такой бур?и

– Пять-шесть тысяч, - ответил доктор Йонсон.

– Только зачем брать буры, когда комиссия господина профессора доктора Франке дала заключение о том, что янтаря там нет?
– Удивился фон дер Эее.
– К сожалению, работа комиссии была очень краткой...

– А почему?

– Потому что снова хлынула вода из шахты "Хильдасглюк", - досадливо ответил доктор Йонсон.

– Значит, кто-то помешал комиссии профессора доктора Франке провести доскональные исследования?
– спросил я.

Господин фон дер Эее протянул мне старый, расплывшийся от мутных потеков документ.

– Можете приобщить к вашему делу, - сказал он, - это доклад профессора Франке.

– Словом, - заключил доктор Йонсон, - буров надо брать не меньше двадцати - сорока. Это уже двести тысяч марок. Это - деньги. Мы согласны с заключением федерального правительства: выкачать воду из шахты "Виттекинд" и, естественно, с "Хильдасглюк" будет стоить не менее двадцати миллионов марок. Кто в наше время уплатит такие деньги без векселя?

– Что значит в данном конкретном случае "вексель"?
– спросил я.

– Это значит, что ваши друзья, господин Штайн или кто другой, должны представить документы, из которых с неопровержимой ясностью будет следовать: такого-то и такого-то в такой-то штрек шахты "Внттекинд" опущены такие-то и такие-то ящики с такой-то нумерацией или же без нумерации вообще, прибыли оттуда-то, сопровождаемы тем-то или теми-то; эти ящики до взрыва изъяты не были. Тогда, ясно, мы будем готовы на продолжение делового диалога, господин Семенов.

2

Лицо Штайна как-то враз осунулось; глаза - даже за толстыми стеклами очков - сделались совсем детскими, беззащитными.

– Это ужасно, - сказал он.
– Я очень боялся услышать такой ответ, я так боялся этого... Удар нанесен "под ложечку", ибо эвакуацией и хранением такого рода "объекта", как Янтарная комната, занимались особые зондеркоманды. А их деятельность носила столь секретный характер, что даже в архивах толком не просматривается: нужен, видимо, какой-то особый код. А сколько такого рода кодов унес с собою в могилу Арно Шикеданц?! А сколько таких шикеданцев нам не известно до сих пор?! Но меня не оставляет идея, о которой я вам уже говорил: при нашей педантичности даже специальные зондеркоманды СС особого назначения обязаны были ставить в известность бургомистров о предстоящей транспортировке. А как же иначе?! Если не поставить в известность, то местная полиция может начать шум, не зная, что вопрос заранее согласован... Словом, пока вы путешествовали в Нижней Саксонии, я слетал в Западный Берлин и - с помощью графини Дёнхоф - получил возможность поработать в ряде тамошних архивов. Меня интересовало все, что только можно было найти о профессоре докторе Роде. И снова меня мучает вопрос: как, при каких обстоятельствах он умер и отчего накануне того именно дня, когда высказал согласие рассказать все, что знал, о Янтарной комнате? Умер? Или был отравлен? Кем? Проводилось ли вскрытие? Где заключение? Если я нашел все документы о Роде в Западном Берлине и они обрываются на 1944 годе, значит, архивы сорок пятого года могут храниться в Калининграде? Значит, там может быть фонд отделов культуры и транспорта Кенигсбергского бургомистрата? А именно в этом фонде надо искать с а н к ц и ю бургомистра на э в а к у а ц и ю Янтарной комнаты. И с этим может быть связано имя профессора Роде. Я готов, если мне предоставят такую возможность, поработать в Калининграде, я помогал отцу в архивах, у меня навык, а ведь в нашу эпоху отработанный н а в ы к работы - один из главных компонентов успеха.

Он замолчал, закурил, жадно затянулся. Лицо его было пепельным, глаза по-прежнему беззащитными, виноватыми, словно бы это его вина была в том, что доктор Йонсон поставил свои условия: в общем-то, увы, справедливые.

– Самое главное, - сказан я, - продолжать драку.

– Да, - кивнул он.
– Это важно. Только...

– Что?

– А...Ладно...

Пришла фрау Штайн, принесла кофе, открыла бутылку "Столичной":

– Надо выпить за то, чтобы не было хуже! Все остальное приложится! Он вам еще не рассказал о своих находках? Не вешай нос на квинту, Георг! Нельзя! Ну-ка принеси новые документы!