Лифт в преисподнюю
Шрифт:
— Он и по матери не холоп. Мать моего внука — правнучка князя Оболенского. Того самого, что не покинул Россию. Это он не дал оборванцам разграбить Эрмитаж.
— Мать честная! Неужто правнучка лейб-гвардии полковника Оболенского?
— По материнской линии. И воспитание получила надлежащее. Читает Бодлера и Элюара в подлинниках.
— Так сам Бог велел! Власти с моим клубом считаются. Привези семью, мы их в обиду не дадим.
— Уже думаю об этом. Как только привезу внука, мы его здесь окрестим, дадим ему имя Михаил Ростопчин-Пуартье. Для начала. Чтобы власти не кочевряжились. А потом, с годами, Пуартье отвалится, как сухая ветка от дерева. И к зрелому возрасту он уже будет по всем документам Михаилом
— Молодец, крестник! Светлая у тебя голова. Есть в тебе патриотизм и русская смекалка. Так тому и быть. Наизнанку вывернусь, а добьюсь справедливости. Ты не смотри на меня, как на гнилое корыто. Я еще на свадьбе у его сиятельства Михаила Ростопчина «Яблочко» отплясывать буду.
— Рад бы увидеть, если доживу, но в долгий ящик это дело убирать нельзя. Начинайте уже теперь клинья подбивать, где надо. Вы ведь как танк, настырный. Помню я, как меня с Дейкиным от французов отбили. Таким море по колено, а Альпы лишь пригорочки, как для графа Суворова.
Старик расплылся в улыбке. Ласка, она ведь и кошке приятна.
На следующее утро Чаров возложил цветы на могилу жены, взял билет на вечерний поезд до Ниццы, а днем зашел пообедать в «Максим», где без пухлого кошелька делать нечего. Геннадий Устинович, бывая в Париже, всегда посещал знаменитый ресторан. Это стало своего рода ритуалом.
Сегодня он пришел сюда не только из-за расстегаев и кислых щей. За столиком его ждали двое молодых людей, которые во Франции бывали не меньше его за последние год-полтора. Юра и Влад встали, когда появился Чаров.
— Рады приветствовать тебя живым и здоровым, Устиныч.
— Садитесь. И запомните раз и навсегда, что нет здесь ни Устиныча, ни шефа, ни босса, а есть месье Пуартье. Свои собственные имена вы приобретете от жен-француженок.
— Жен? — удивился Влад. — Зачем нам жены?
— А ну-ка, мальчики, давайте мне ваши паспорта. Только не заграничные, а российские.
Растерянные парни достали паспорта, Чаров их взял и демонстративно положил в свой карман.
— Выдавать я их вам буду, когда возникнет необходимость поехать в Россию по делам. А ближайшая ваша задача — найти себе местных шлюх и жениться, пока у вас не кончилась виза. Обживайтесь. Привыкайте быть французами.
У Юры глаза выкатились из орбит.
— Послушай, Усти…, месье Пуартье. Мы, что же, не закрываем нашу контору? Ты же теперь один из богатейших людей в Европе. Чего тебе не хватает?
— Адреналина в крови. Мы были и остаемся искателями сокровищ. У меня уже новый клиент наклевывается, Любопытнейшая работенка нас ждет! Через полгодика приступим к разработке плана, а пока начинайте привыкать к новым условиям.
— Так вот почему ты всегда настаивал, чтобы мы все свои барыши во французские банки откладывали? — протянул Влад.
— Конечно. Олег изначально был обречен. Слишком болтлив, суетлив, любил сорить деньгами. Поэтому ему и было позволено иметь рестораны, сауны бани. Он был привязан к России, ему это нравилось Накопительство, вещизм приковывают человека и делают его слабым. Этим еще пользовались американские рэкетиры в тридцатых годах, устраивая поборы с бензоколонок и придорожных забегаловок. Ну куда владельцу деваться, если он обзавелся рестораном, семьей и домом, пусть даже на крохотном пятачке. Рэкетиры живут в машинах. Приехал уехал. Ищи ветра в поле. А бензоколонку и дом в багажник не положишь. Не будешь платить, все на воздух взлетит. Hа этом Олег и погорел. Разве можно оставлять в живых человека, привязанного к доходам с пятачка, да еще с таким запасом информации в голове?
— Значит, ты уже два года назад знал его участь, когда он первый трактир открыл? — тихо спросил Влад.
— Нет, не знал. Условия всем были поставлены одинаковые. Никаких привязок к местности.
Он не послушался, а я не настаивал. Бесполезно. Не в Питере, так в Париже открыл бы винный погреб. Жила у него не наша. А вы скумекали, потому остаетесь в деле. Или кого-то это смущает?— Все правильно, шеф, — вздохнул Юрий. — Мы прирожденные бродяги. А шлюх-жен мы уже сегодня найдем. Ноу проблем!
— Я знал, что мы правильно друг друга поймем. А теперь пора выпить и хорошенько поесть.
Чаров не сомневался, что первым, кто захочет с ним встретиться в Ницце, будет представитель страховой компании. И, конечно же, не обычный агент, а начальник отдела претензий и исков месье Мердок. На сей раз Чаров пригласил его посетить виллу. Пора ставить все на свои места. Овес к лошади не ходит.
— Я хорошо помню о наших договоренностях, месье Мердок, — начал разговор Чаров, когда они расположились в кабинете покойной Катрин. — Вы обязались охранять мою жену от злодеев, а я обещал не предъявлять вашей компании исков.
— Вы не очень точны в формулировках. Гарантировать жизнь человеку сегодня не может никто, особенно, если на него готовят покушение профессионалы. Наша договоренность ограничивалась тем, что я не дам преступнику уйти и он будет задержан.
— И наказан.
— Роль карательного органа у нас выполняет суд, а не страховая компания. Я выделил достаточное количество первоклассных профессионалов, и им удалось схватить преступника. Если бы не мои люди, то смерть вашей жены сочли бы несчастным случаем…
— Что же вы замолкли? Продолжайте. Я жду вашего отчета, месье. Или я должен дожидаться конца следствия, когда, в конце концов, комиссар мне сообщит, что виновных нет, а подозреваемые отпущены?
— Я готов отчитаться. Но должен оговориться. Решение комиссариата и следствия мне не подвластно. Я поймал злоумышленника на месте преступления, сдал его полиции вместе со свидетельскими показаниями и признаниями убийцы.
— Продолжайте.
— Шесть моих парней дежурили на территории усадьбы днем до шести вечера. На ночь они уходили, но только после того, как мадам запиралась в своей комнате и ложилась спать. В доме бодрствовала прислуга по очереди, а с внешней стороны забора выставлялась частная охрана. Мы к ней никакого отношения не имели. Случилось это в девять часов вечера. Один из моих сыщиков увидел силуэт человека на фоне огней оранжереи. Его тут же взяли в кольцо. В какой-то момент он поднял вверх руку, в ней находился непонятный предмет. И тут в оранжерее раздался странный хлопок, поползла крыша, а потом посыпались стекла, и купол превратился в блин. Ребята на мгновенье оторопели. Такое зрелище любого поставит в тупик. Но они быстро пришли в себя и заметили, как тот тип бежит к каменной лестнице, ведущей к пляжу. Нагнать его удалось в тот момент, когда он запрыгнул на катер. Похоже, он не заметил погони, так как вместо того чтобы заводить мотор, спустился в трюм. Его накрыли в тот момент, когда он доставал деревянный ящик из-под кресла. Слава богу, открыть он его не успел. Парня скрутили. Зажгли свет. Убийцей оказался алжирец. Ему быстро вправили мозги. От испуга он в преступлении сознался, но кто его нанял, не говорил.
Мои люди опытные и тренированные. Они догадались, что в ящике может быть мина: логика сработала, когда придурок сказал, что в ящике лежат деньги. И даже назвал сумму — полторы тысячи евро.
Алжирцу за убийство и двух сотен хватит. Они никогда не видели больших денег. Вызвали саперов. Те обнаружили в ящике гранату на растяжке. Стоило вскрыть крышку и прогремел бы взрыв. Под трюмом был топливный бак. Катер разнесло бы в щепки. Когда араб увидел гранату, он понял, как с ним хотели рассчитаться. После этого и заговорил.