Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Лифт в разведку. «Король нелегалов» Александр Коротков
Шрифт:

В руководстве продолжала иметь место явная недооценка таких новейших достижений, как радиолокация и реактивное оружие (хотя бы потому, что их, как и другую военную технику, активно продвигал еще в начале тридцатых годов маршал Тухачевский). Этого было достаточно, чтобы изобретателей отправили если не на смерть, то в тюремные конструкторские бюро НКВД, названные, вернее, прозванные «шарашками». Достаточно напомнить имени Туполева, Ощепкова, Бартини, Королева…

Высшие чины по-прежнему активно сопротивлялись массовому внедрению в войска тех же автоматов: при низкой дальности и прицельности огня они, мол, расходуют прорву патронов…

Недостаточно готовой оказалась к грядущим событиям и внешняя разведка. В годы массовых репрессий из-за рубежа были отозваны несколько десятков опытных резидентов, в том числе и нелегалов. Многие из них, якобы завербованные

спецслужбами тех стран, в которых они работали, были расстреляны. Остальные либо оказались в тюрьме, либо, в лучшем случае, уволены. Случалось, что такой бывший разведчик устраивался на работу в какое-либо издательство, или на радио (выручало владение иностранными языками), а потом его все-таки арестовывали. Так произошло с уникальным разведчиком, свободно владевшим двумя десятками языков, обладавшим к тому же поразительными артистическими способностями, Дмитрием Быстролетовым, отпрыском одной из ветвей графов Толстых, давших России двух знаменитых и одного великого писателя. Быстролетов с одинаковым успехом мог выдавать себя, к примеру, в одной стране за родовитого венгерского графа, а в другой за международного гангстера. Разнообразие и блестящие способности позволяли ему одинаково уверенно чувствовать себя и работать в любом географическом районе.

Беспощадные и необоснованные репрессии не только обескровили кадры оперативных сотрудников, но самым печальным образом сказались на местной агентуре, особенно в Европе. Многие агенты, сотрудничавшие с советской разведкой на сугубо идейной основе (а именно на их высокой мотивации и зиждилась сила создаваемой десятилетиями агентурной сети) прервали связи с Москвой из-за вполне объяснимого разочарования.

Особенно тяжело все это сказалось на разведывательной работе в нацистской Германии. И без того трудное положение усугубило указание директивных органов свернуть ее до минимума после заключения «Пакта Молотова — Риббентропа». Была утрачена связь с самыми ценными агентами, располагающими уникальными разведывательными возможностями.

К середине 1940 года послепактовая эйфория в высших инстанциях стала постепенно ослабевать, а затем и вовсе улетучилась [43] . Уже и сам Сталин понимал, что войны с Германией не миновать, и в этом был прав, однако, к сожалению, словно убеждая себя, укреплялся во мнении, что ему удастся оттянуть ее года на два, а то и на три, а за это время он завершит перевооружение Красной Армии и вообще подготовит страну к неизбежным испытаниям военного времени.

Когда германский военный атташе ночью 22 июня 1941 года разбудил дуче телефонным звонком и сообщил, что Германия объявила войну СССР, Муссолини, повесив трубку, сказав жене: «Это безумие. Это будет нашим крахом. Я думаю, что Россия сама никогда не напала бы на нас».

43

Поразительное дело, но самое точное, даже провидческое определение августовского (1939 года) Пакта сделал… Бенито Муссолини, которого едва ли не до последнего времени в нашей стране обрисовывали исключительно в карикатурных тонах. Дуче Италии сказал тогда жене Ракеле (а та записала в дневнике): «Окончательно все стремления к миру свелись на нет с заключением договора о ненападении между Германией и Россией… Этот договор только гигантский шаг к войне».

Как видим, ближайший союзник Гитлера даже не помышлял о том, что Германия якобы вынуждена была нанести превентивный удар…

Напряженно и много работая, Коротков наслаждался жизнью в Москве, словно наверстывая все то, что упустил за годы пребывания за рубежом. Весной и летом ходил с женой в театр парка «Эрмитаж» на концерты тогдашних кумиров эстрады Леонида Утесова, Вадима Козина, Изабеллы Юрьевой, в Колонный зал Дома союзов на «гвоздь сезона» — концерт джаза Эдди Рознера. Сходил с дочкой в зоопарк на Пресне и в Измайловский парк, где вдоволь покатал ее на всяких качелях-каруселях. Посмотрел, наконец, несколько фильмов в «Повторном» у Никитских ворот, что вышли на экраны за время его отсутствия.

Вдоволь наигрался в теннис и с Борисом Новиковым, и с другими партнерами. Однажды Борис указал ему на худенького парнишку, светловолосого и голубоглазого.

— Восходящая звезда, в семнадцать лет выиграл в прошлом году первенство СССР. К сожалению, спартаковец. Запомни его, далеко пойдет. Зовут Коля Озеров…

Ну и, конечно, не пропускал ни одного матча с

участием московского «Динамо». Весной 1936 года динамовцы стали первыми чемпионами СССР по футболу. В следующем, 1937 году, «Динамо» повторило этот успех, более того, впервые в истории отечественного футбола сделано «дубль», завоевав не только чемпионское знамя (медали — золотые, серебряные и бронзовые были учреждены только после войны), но и Кубок СССР.

В сезоне 1939 года Павел Коротков в футбол уже не играл — лишь в хоккей [44] .

На Северную трибуну Коротков тогда ходить не любил — очень уж чинная там собиралась публика. Вполне уютно чувствовал себя на Западной, а то и на Восточной, в дни больших матчей битком набитых самыми яростными болельщиками. По окончании игры многие из них устремлялись к ближайшей пивной, расположенной сразу за выходом с Северной трибуны, этаком островке, уцелевшем от Петровского парка в ходе строительства спортивного комплекса. Тут порой до темноты продолжались споры поклонников разных команд. От знатоков со стажем можно было услышать интереснейшие футбольные байки, сомнительные по степени достоверности («А вот у англичан в одной команде вратарем играла обезьяна, шампанзе, ей никто забить не мог»), но все равно захватывающие. В этой толчее Коротков отходил душой, отвлекался от размышлений о своем ближайшем и более отдаленном будущем.

44

Заслуженный мастер спорта СССР полковник П. Коротков был пятикратным чемпионом СССР и трехкратным обладателем Кубка СССР по хоккею. Одним из первых в стране стал осваивать новый вид спорта — канадский хоккей (в злосчастный период «борьбы с космополитизмом» стыдливо переименованным в «хоккей с шайбой»), будучи играющим тренером команд ЦДКА и ВВС. Именно он привел в «шайбу» легендарного Всеволода Боброва. Много лет возглавлял Федерацию хоккея СССР.

Московское «Динамо» в том сезоне уверенно, тур за туром, шло к чемпионскому званию. По-прежнему блистали Михаил Семичастный и Михаил Якушин. Новую силу нападению придал переведенный из Ленинграда неудержимый в рывке к штрафной, азартный, с сильнейшим ударом Сергей Соловьев, чем-то похожий на Григория Мелехова в исполнении популярного киноактера Андрея Абрикосова. Понравился москвичам и пришедший вместе с Соловьевым стройный, худощавый, техничный и умный на поле Николай Дементьев, очень похожий на своего знаменитого старшего брата Петра — легендарного «Пеку», только ростом повыше.

С приходом нового старшего тренера Бориса Аркадьева московское «Динамо» перешло на принципиально новый рисунок игры: нападающие (тогда их в каждой команде насчитывалось пятеро!) непрерывно менялись местами, чем смешивали все карты защитникам соперника, в то же время полузащитники стали активно подключаться к атаке. Это было новым словом в тактике футбола. В результате динамовцы не только стали чемпионами, но и установили своеобразный рекорд, одержав по ходу сезона одиннадцать побед подряд!

В «Спартаке» все так же выделялась знаменитая троица братьев Старостиных, не ведавших, что это их последний сезон, и лучший, возможно, вратарь тех лет Анатолий Акимов. В ЦДКА в полную силу заиграл форвард, ставший годы спустя легендой советского футбола — Григорий Федотов. Да и у иногородних гостей было на кого посмотреть, кем полюбоваться, чего стоил один техничный и сдержанный — не по темпераменту остальных партнеров — тонкий тактик Борис Пайчадзе в тбилисском «Динамо».

Зрительские радости помогали Короткову отвлечься от тягостных размышлений в те недели и месяцы, что он ждал ответа на свое письмо. Прекрасно понимал, что вместо ответа за ним могут однажды ночью приехать. Но никто не приехал. Просто однажды раздался телефонный звонок, ближе к вечеру, и чей-то незнакомый голос (фамилию звонивший назвал, но как-то невнятно) предложил товарищу Короткову завтра в семнадцать-ноль-ноль явиться в наркомат к товарищу Фитину. Вот и все.

Назначение Короткова с повышением в должности после периода явной опалы стало для многих полной неожиданностью. Почему это произошло, в НКВД знал лишь один человек — сам нарком Берия.

Берия быстро понял, что этот строптивый парень в доверенные опричники, вроде Богдана Кобулова или Сергея Гоглидзе, не годится, но на своей — разведывательной стезе будет работать добросовестно. Что же, его, Берию, это вполне устраивает. А то, что провел этот самый Коротков несколько месяцев в «отстойнике», вовсе неплохо. Больше стараться будет…

Поделиться с друзьями: