Лихо ветреное

— Нет, что ты. Он скромный. — Зоя сняла ноги со стены, перевернулась и улеглась на живот. — Проводил меня немножко, до первого ученика. Он, кажется, нормальный мужик. Не пьет.

— Ага, — саркастически фыркнула Томка. — Нормальный, как же… А вчера кто за тобой из «Фортуны» рванул? Нормальный за такой мочалкой не рванул бы.

— Это да, — согласилась Зоя и горестно вздохнула. — И почему это почти все мужики именно за такими мочалками таскаются?

— Загадка природы. — Томка тоже вздохнула. — Разгадка продолжения рода. Эффект доступности.

— Какая ты мудрая, Том, — с уважением сказала Зоя. — Я бы сама ни за что не догадалась.

Они обе захохотали одновременно, вскочили, встали друг перед другом и, не сговариваясь, начали танцевать: «Во французской стороне, та-ра-ра-ра-ра-ра…»

Дверь приоткрылась, Серый всунул курносый нос, удивился:

— Зой, неужели за день не наплясалась? Ну, Томка — ладно, у нее работа сидячая… А ты-то?! Во дает…

— У меня работа не только сидячая, — обиделась Томка. — У меня работа и стоячая, и ходячая… Ну, вы там уже поели-попили-поговорили? Давай-ка до дому, до хаты собираться. И детям давно спать пора. Зой, когда они у тебя ложатся?

— Откуда я знаю? — сказала Зоя. Помолчала, загоняя вглубь внезапную горечь, и со смешком добавила: — Наверное, рано ложатся. Потому что просыпаются ни свет — ни заря — и тут же меня будят.

— Ну да… — Томка минуту смотрела на нее, вздыхая и хмурясь, потом отвернулась и пошла из комнаты, ворча на мужа: — Так ты собрался или не собрался? Не собрался! И что теперь, я тебя ждать должна?

Серый сделал испуганное лицо и кинулся в прихожую обуваться. Томка на пороге комнаты обернулась и вроде бы между прочим спросила:

— Так как там его? Павел Браун, да?

— Том, ты опять что-то затеять хочешь? — затревожилась Зоя. — Я тебя очень прошу — не влезай. Глупости все это.

— Когда это я куда влезала? — знакомо ответила Томка и знакомо хихикнула. — Конечно, глупости. Неоткуда в нашем захолустье мулату взяться.

Обязательно влезет, поняла Зоя. Всенепременно. Томка всегда влезала в то, что представляло для нее интерес. А интерес представляло для нее все на свете. О-хо-хо-хо-хо… Зря она сказала Томке о Павле Брауне. Мужик-то он, похоже, и правда нормальный. Хоть и мулат.

И тут же сработал какой-то переключатель в голове, и вместо мулата Павла Брауна выскочил светлый образ мулата Эдика — очень светлый, белолицый и почти беловолосый, только глаза у него были темно-карие, почти черные. И этот чертов мулат Эдик прочно засел в мыслях, зараза, и ничем его оттуда не удавалось выковырнуть. Зоя читала девочкам на ночь книжку перед сном, но даже не запомнила какую — перед глазами качались длинные пряди блестящих белокурых волос — и чего он ими все время трясет? — а в ушах зудел проникновенный, убедительный голос: «У мулатов бывают красивые дети»…

— Вот на этих я не подписывался, — насмешливо и спокойно сказал Эдик. — С ума ты сошла, что ли? Целая толпа нахлебников. Да еще с такими проблемами.

Девочки уснули, и Зоя пошла к Сереже, почитать курсовую этой дебильной Старцевой. Вставляла нужные и выбрасывала лишние знаки препинания, вслух восхищалась тем, как Сережа строит схемы и графики, а сама видела на клавиатуре руку мулата Эдика, который умел нажимать четыре кнопки: влево, вправо, вперед, огонь.

— И компьютер я заберу, — решил Эдик. — Все-таки я больше всех на нем работал, так что он фактически мой. Да и не нужен он тут никому — эти еще маленькие, что они понимают?.. А Федька — вообще неизвестно, встанет или нет.

Зоя обсуждала с Федором, чего бы приготовить к завтраку заранее, чтобы утречком время не тратить, а сама вспоминала искреннее возмущение мулата Эдика: почему это приготовили вечером? Завтрак надо готовить утром.

— А ложки — серебряные? Нет? И вилки тоже мельхиоровые? — Эдик обиделся. — И зачем вы всякую дешевку собирали? Ну, ладно, это я тебе оставлю.

Зоя гладила перестиранное сегодня Федором постельное белье, а перед глазами стояла дикая картина: мулат Эдик копается в бельевом шкафу, перекладывает стопки простыней с места на место, что-то вытаскивает, придирчиво рассматривает, выкладывает на диван…

— Я на половину всего имею право, — сказал он, заметив ее неподвижный взгляд. — Я помню, вот этот комплект нам на свадьбу дарили. Это совместно нажитое имущество, любой суд подтвердит. А где деньги? Ты что, успела уже все деньги скоммуниздить? Никогда не поверю, что в таком доме живых денег не было. Старики твои богатенькие были… Ну, где деньги? В подушке где-нибудь, да? В чулке прятали? Ты лучше добровольно, добровольно… Придут имущество описывать — больше потеряешь, это я тебе конкретно обещаю.

Тогда она стояла с трехмесячной Манькой на руках, смотрела на старые часы на стене, ждала, когда за ней зайдет Тамара, чтобы вместе идти в больницу к Аленке и к Федору. Тогда она почти ничего не слышала и ничего не понимала — деньги, имущество, ложки ему почему-то не нравятся… Неужели он не видит, что ей просто не до того сейчас? Она тогда была почти невменяемая, даже странно, что, оказывается, запомнила так много и так подробно. И еще очень четко запомнила, что Тамара пришла не одна, а вместе с Серым, и тот молчком перевернул мулата Эдика вниз головой, потряс за ноги и не отпускал, пока Тамара, пошарив в кучке барахла, которое вывалилось из мулатовых карманов, не сказала удовлетворенно:

— Во, нашла. Зой, глянь, это ведь от твоей хаты ключи? Ну, вот и славненько. Выноси мусор, Серый, он нам больше не нужен.

И Серый вынес замершего от ужаса Эдика во двор, как мешок, прихватив за ремень и за шиворот, и на глазах дюжины соседей донес его до помойки, бросил в ржавый вонючий контейнер, отряхнул руки и пошел обратно в подъезд. И никто даже не ахнул. Елена Васильевна решительно засеменила наперерез, протянула руку, звонко сказала:

— Елена Васильевна Колонная!

— Сергей Анатольевич Серый, — серьезно представился Серый, осторожно пожимая игрушечную ручку в кольцах. — Только я тут руками гадость всякую брал… Это ничего?

— Хрен с ним! — так же звонко ответила Елена Васильевна. — Горжусь знакомством!

С тех пор они очень дружили.

В тот же день Елена Васильевна впервые осталась с Манькой, просто вынула ее из рук Зои — с трудом, правда, — и недовольно сказала:

— Что же это вы, мамочка, в ребеночка вцепились? Это вам не спасательный круг. Идите по своим делам, нечего кроху такую туда-сюда таскать. Придете — тогда и покормите. А и опоздаете — ничего страшного, вон щечки какие, как у хомячка, поживет лишний часок на собственном жиру.