Лиходеи с Мертвых болот

— Да ладно, это я так… Сделаю все, как скажешь. Если только вот…

— Что еще?

— Если еще пятьдесят рублёв к обещанным прибавишь.

— Еще пятьдесят? — хмыкнул атаман. — Ну и фрукт ты, Хромой! Ну и жадюга… Двадцать пять тебе за глаза хватит…

* * *

Гришка понимал, что теперь его ничто не спасет.

Убивец неторопливо, предвкушая знатное развлечение, вытащил топор и шагнул к нему. Гришка попятился, лихорадочно думая, как бы ему улизнуть, но тут Косорукий Герасим обеими ладонями со всей силы толкнул его в спину. Мальчишка пролетел несколько шагов и упал на землю. Убивец подошел, лицо его перекосила злобная ухмылка, он занес топор. Гришка ясно увидел каждую зазубрину, каждое ржавое пятнышко на черном металле топора и зажмурил глаза, приготовившись к смерти. Прошла секунда, другая, а страшного удара все не было. Гришка приоткрыл глаза и увидел, что Мефодий Пузо перехватил руку Убивца и вырвал топор.

— Нет, Евлампий, — сказал он. — Так не годится.

— Уйди, — прошипел Убивец и обжег Пузо таким жутким холодным взором, что тот невольно отпрянул.

— Пузан дело говорит, — выступил вперед татарин. — Что это ты топором размахался? Если каждый без суда начнет брата кромсать — никакого закона тогда в ватаге не станет. Вмиг друг друга поубиваем.

— Верно, — донеслось из собравшейся толпы.

— Хоть скажи, за что его?

— Неча топором без толку размахивать.

Убивец огляделся и громко прошипел:

— Дурачины вы, простофили!

Он резко вырвал у Мефодия свой топор, но все-таки спрятал его за пояс.

— Я же того выловил, — заявил он, — кто все наши планы воеводе выдавал. Сколько по его милости нашего народа угробили. Вот он, иуда, — он ткнул пальцем в направлении бледного, сидящего на земле Гришки.

— Неправда! — в отчаянии закричал он и поднялся с земли. — Как такая чушь несусветная в твою голову влезла? Никого я никогда не продавал! С чего ты взял?

Парень прекрасно понимал — единственное, что может его выручить сейчас, это хорошо подвешенный язык. Нужно затеять спор. В этом деле Убивец — не особый мастак.

— Правда, с чего ты взял, что он нас продавал? — донеслось из толпы.

— Кто ж тебе это сказал? — поддакнул татарин.

— Так все же ясно, дурило! — прохрипел Евлампий.

— Кому ясно? — не унимался татарин, по привычке улыбаясь во весь беззубый рот. — Неплохо б доказать слова эти. Что у петуха хвост — и в то поверить трудно, пока своими глазами петуха не разглядишь. Так люди разумные делают.

— Да чего тут доказывать? — нетерпеливо, с какой-то жадностью, заорал Косорукий Герасим. — Пришибить его — и все дела. Никогда этот Гришка мне не нравился. Тоже мне — грамотный. А от грамоты все беды!.. Всех бы грамотных зараз к ногтю — насколько б жисть легче сделалась…

— Нет, братья родные, суд должен быть, — махнул рукой татарин. — Чтобы все по правилам было. Говори перед всем народом честным, что против Гришки имеешь.

— Рассказать? Ну что ж… Кто знает доподлинно, откуда он, такой умный, на нашу голову свалился? Никто его раньше не видел. Может, сам воевода эту свинью нам на зимнюю дорогу и подложил, — начал Убивец.

— Надо б там его было в снегу и оставить, — поддакнул Косорукий.

— И все он куда-то ходил, все незнамо где бывал — и как уйдет, так дело шальное проваливается. И где с нами пойдет — тоже все наперекосяк. С починком Старостиным кто все сглазил, кто загодя обо всем воеводе донес? Он и донес. А последнее дело кто сорвал? Он и сорвал! Притом столь обнаглел, что уже и не таился. Так свистнул — весь город переполошил. Как живыми выбрались — не ведаю. Говорит, стрельцов увидал, вот и поднял тревогу. А кто стрельцов тех видел? Кто? Может ты, Герасим?

— Не-а, — замотал с готовностью головой Косорукий. — Не было никаких стрельцов. Убить его, язву, быстрее.

— Но не то главное, — продолжил Убивец. — Грешным делом и меня сомнения брали, пока вот эту щуку не увидел!

Он схватил за руку Варвару и рывком поставил перед собой. Она пыталась вырваться, щеки ее побледнели — больше от ярости, чем от испуга.

— Помните, братцы, эту щучкину дочку? Когда в починке в засаду угодили, так ты же сам, татарин, в нее впился. А как отпустил, так я ее, эту заразу вредную, прихватил с собой. Но до логова не довел. Почему? Меня по голове кто-то дубиной сзади огрел. Хотел жизни лишить, да просчитался, поскольку голова у меня крепко посажена. Я все думал, кто ж меня так приголубил? А как увидел тварь эту, как она с Гришкой милуется, то сразу смекнул — он!

Дрожащий от возбуждения толстый палец уперся в Гришкину грудь. Над толпой пронесся вздох удивления, и Евлампий-Убивец, довольный произведенным эффектом, с воодушевлением продолжил:

— Чуть брата не угробил! Через ведьмину дочь он воеводе все тайны наши передавал, хотел всех нас к погибели привести! — Убивец вновь взялся за топор.

— Не гони лошадей! — крикнул татарин. — Дай теперь Гришке слово молвить.

— Пущай говорит! — заорала толпа.

— Убить всегда успеем.

— Говори, Гришка.

Гришка попытался унять дрожь. Сейчас, главное, молвить здраво, понятно, одержать победу. Он должен взять верх, ибо не только его судьба, а и Варина жизнь зависит от этого. Ведь растерзают их обоих.

— Неправильно Евлампий говорит, — начал Гришка, собравшись с духом. — Вы только послушайте, что он сочинил. Воевода меня, своего верного холопа, положил на дорогу, чтобы я хитростью в ватагу затесался! Но вы же помните, что я сам чуть не замерз — еле отходили. Да и откуда воеводе было знать, что разбойники по этой дороге поедут? И как он мог надеяться, что они подберут замерзающего?..

— Умно молвит, — кивнул татарин.

— А о том, что я о наших планах докладывал старосте, так подумайте, зачем мне в починок было соваться, ежели я знал, что там стрельцы с винтовыми пищалями поджидают? Наоборот, я должен был бы за версту от этого места держаться. Разве не так?

— Умно.

— Свист в городе поднял. Так ведь там отряд городовых стрельцов был. Если Косорукий их не видел, так это не значит, что их не было. Так ведь, Хан?

— Правильно говорит, могли стрельцы быть, — подтвердил татарин.

— Что девку спас — истинная, правда. Убивец ее снасильничать хотел, а потом удушить. А мне жалко стало, что молодая и красивая девка за так погибнет. Ну а после полюбили мы друг друга, встречались… К ней я и ходил все время. А что секреты она наши воеводе выдавала… Ее староста пытать хотел, чтобы она меня предала и в ловушку заманила, да ничего не добился. Вот как было на самом деле.

Мнения у ватаги разделились.

— Похоже, Гришка прав. Разумны его слова, — говорил один.

— А я говорю — Убивец прав, — твердил другой.

— И тот красиво говорит, и ентот. Поди, разберись, — разводил руками третий.

Убивец же выпучил глаза, взгляд его, как обычно в припадке бешенства, заметался где-то поверх голов, не задерживаясь ни на ком.

— А я говорю — он нас воеводе продавал! — заорал Евлампий, сжав до боли пальцы на рукоятке топора.

— А я говорю — Гришка правду молвит, — громко прозвучал голос Беспалого.

Никто не заметил его появления. Лицо Силы было в ссадинах, он хромал на правую ногу, был сильно потрепан — то были следы недавней схватки.