Лихорадка грез

Я сжимаю голову руками и неистово мотаю ею из стороны в сторону.

Нет, нет, нет. Я не хочу знать!

Меня атакуют образы: кричащая и обезумевшая толпа. Блестящие, скользкие от дождя темные улицы. Тени, жадно снующие в темноте. Красный Феррари. Бьющееся стекло. Пылающие костры. Люди, которых загоняют, как стадо баранов, в ад.

Какое-то здание, наполненное книгами и светом, захваченное врагом. Это место имело для меня значение. Я многое потеряла, но у меня, по крайней мере, оставалось это убежище.

Отвратительная на вкус еда. Оружие, в котором я нуждаюсь и которого одновременно боюсь. Буйствующие люди. Топчущие друг друга. Горящий город. Колокольня. Чулан. Темнота и страх. И, наконец, рассвет.

Брызги святой воды, шипящие при соприкосновении со сталью.

Церковь.

Я замираю. Створки в моем сердце и разуме с грохотом закрываются. Нет, я туда больше не вернусь. В моей жизни не было, нет и никогда не будет никакой церкви.

Я поднимаю на него глаза.

Я знаю его. Я не доверяю ему. Или это я себе не доверяю?

– Ты мой любовник, – говорю я.

Он вздыхает и потирает подбородок.

– Мак, мы должны выйти из этой комнаты. Снаружи дела плохи. И так уже не один месяц. Мне нужно, чтобы ты вернулась.

– Я уже здесь.

– Что произошло в… – он замолкает, его ноздри раздуваются, а на скулах ходят желваки, – …церкви?

Кажется, ему не больше хочется слышать о том, что произошло в церкви, чем мне – знать об этом. Если наши желания совпадают, почему он продолжает давить на меня?

– Я не знаю этого слова, – говорю я холодно.

– Церковь, Мак. Принцы Невидимых. Помнишь?

– Мне не знакомы эти слова.

– Они изнасиловали тебя.

– Я непонимаю, что означает это слово! – я сжимаю руки в кулаки, ногти впиваются в кожу до крови.

– Они овладели твоей волей. Они лишили тебя силы. Они заставили тебя чувствовать себя беспомощной. Потерянной. Одинокой. Безжизненной внутри.

– Ты должен был быть там! – со злостью рычу я и сама не понимаю, почему. Ведь я никогда не была ни в какой церкви. Меня сильно трясет. Я чувствую себя так, словно вот-вот взорвусь.

Он падает передо мной на колени и хватает меня за плечи.

– Я знаю, что должен был, – рычит он в ответ. – Черт возьми, сколько раз, по-твоему, я прокручивал в голове события той ночи?

Я с яростью набрасываюсь на него с кулаками. Я бью его снова и снова.

– Тогда почему тебя там не было? – кричу я.

Он не уклоняется от моих ударов.

– Это сложно объяснить.

– «Сложно» – это всего лишь еще один синоним к выражению: «Я здорово облажался и сейчас ищу себе оправдания!» – воплю я.

– Прекрасно. Я облажался! – выкрикивает он. – Но застрял я в Шотландии только потому, что ты попросила меня поехать помочь этим чертовым МакКелтарам!

– И ты поехал туда, чтобы было потом, чем оправдаться! – Я смотрю на него в упор, чувствуя себя взбешенной, всеми преданной, даже не зная, почему.

– Откуда мне было знать? Неужели я похож на ясновидящего?

– Да!

– И все-таки я не всеведущ! Предполагалось, что ты будешь в аббатстве. Или снова в Эшфорде. Я пытался отправить тебя домой. Я настаивал, чтобы ты поехала в Шотландию. Но ты никогда не делаешь того, что я тебе говорю. И где же, черт возьми, был твой маленький эльфийский принц? Почему он не спас тебя?

– Я не знаю этих слов – эльф, принц.

Они обжигают мой язык. Я ненавижу их.

– О нет, ты знаешь! В’лейн. Помнишь В’лейна? Он был там, Мак? Был он в церкви? Был? – он трясет меня. – Отвечай мне!

Когда я ничего не произношу в ответ, он повторяет вопрос этим странным вибрирующим голосом, который иногда использует:

– В’лейн был там, когда тебя насиловали?

В’лейн тоже подвел меня. Я в нем нуждалась, а он не появился. Я качаю головой.

Он отпускает мои плечи.

– Ты можешь сделать это, Мак. Я здесь. Ты сейчас в безопасности. Можно все вспомнить. Они никогда не смогут снова причинить тебе боль.

О нет, они смогут. Я не буду вспоминать, и я никогда не выйду из этой комнаты.

Здесь есть то, что заставляет тех чудовищ держаться подальше.

И мне это нужно. Прямо сейчас.

Его тело. Его страсть. Стирающая все воспоминания.

Обезумев от желания, я толкаю его на пол. Он отзывается на мой призыв со свирепостью дикаря. Мы набрасываемся друг на друга, хватая за волосы, целуясь, сплетая наши тела воедино. Катаемся по полу. Я хочу быть сверху, но он опрокидывает меня и, раздвинув мои ноги, устремляется вперед. Он лижет и пробует меня на вкус, пока я не кончаю снова и снова, и только потом переносит меня на кровать и накрывает своим телом. Когда он входит в меня, в гневе я изо всех сил проталкиваюсь в него с помощью той магической силы внутри моей головы. Потому что я устала от его копаний в моем мозгу. Теперь моя очередь покопаться в нем, и…

…мы оба в его теле, он и я, и мы безжалостно убиваем , и наш член стоит, пока мы это делаем. Раньше не было так хорошо убивать. Впрочем, не было и плохо , но сейчас это воодушевляло. Сейчас это придавало силы, наполняло желанием и позволяло жить дальше. Мертвые дети, остывшее женское тело, умирающий мужчина. Хрустят кости, брызжет кровь…

Он знает, что я там. Он выталкивает меня с такой силой, что от моих необыкновенных способностей не остается и следа. Я благоговею перед его мощью. Это возбуждает меня.

Наш секс примитивен.

Он изнуряет меня. Я сплю. Я больше не знаю, кто я.

Я думала, что я животное.

Теперь я уже не так уверена в этом.

Трудно сказать, что собирает разрозненные фрагменты памяти в единое целое. Это как внезапная вспышка молнии.

С некоторых пор мое мнение о человеческой душе изменилось в гораздо лучшую сторону. Подобно телу, она сражается за свое восстановление. Как клетки изгоняют инфекцию и побеждают болезнь, так и душа имеет замечательную способность восстанавливать свое прежнее состояние. Она знает, когда ей причинен вред, и осознает, когда урон слишком велик, чтобы его преодолеть. Если она полагает, что повреждение чересчур серьезное, душа изолирует рану (так же, как тело формирует защитную оболочку вокруг инфекции), пока не придет время, когда она сможет с ней справиться. Для некоторых людей этот момент никогда не наступает. Они так и остаются надломленными, навсегда сокрушенными. Вы видите их на улицах, толкающих впереди себя тележки. Их можно легко отыскать среди завсегдатаев любого бара.

Моей защитной оболочкой была эта комната.

После того, как Бэрронс ушел – позже я поняла, что он всегда уходил, пока я спала, – мне приснился сон.

Кое-кто говорит, что сновидения – это иной мир, в котором мы время от времени бываем. Фактически мы не представляем, что это такое, потому что они не относятся к знакомому нам материальному миру. Они существуют в другом измерении, которое человечество еще не открыло и к которому относится с недоверием.

Во сне я прокрутила свою жизнь назад.