Лик Марса

От вокзала они поехали на метро, а затем пешком прогулялись до отеля, где должна была остановиться Кэтлин. В отеле она сразу же завоевала расположение портье, поклонившись и обратившись к нему на правильном и уважительном нихон-го. Сам Юкио никогда не останавливался в таких местах, но мог догадаться, что немногие приезжавшие сюда американцы были способны — или хотя бы имели желание — говорить с хозяином на его родном языке.

— Я пойду переодеться, — сказала она. — Минут на пять, не больше. Подождешь? Или, может, примешь душ?

— Нет, не стоит. Спасибо.

Озадаченно взглянув на него, Кэтлин поднялась в свой номер. Юкио мысленно дал себе пинка. С момента посадки в Кансаи он ведет себя с Кэтлин все официальнее и официальнее. Конечно же, она это чувствует и недоумевает… Однако он и сам находился в недоумении. Казалось бы, отлично знал, насколько американские обычаи отличаются от японских. Прекрасно понимал, что поведение, недопустимое в Киото, для Питтсбурга вполне нормально… И еще считал себя новым японцем, способным преодолеть свое воспитание и стать гражданином мира… А вот оказалось, что привязанность к традициям — гораздо сильнее, чем он мог вообразить.

Он пересек холл и подошел к переговорному пункту — старому, без видеофона и доступа в Сеть, но для его целей вполне пригодному — и позвонил домой, секретарю отца, Исору Набуко, чтобы тот прислал за ними машину.

— Дома ли отец, Хисе-сан? — спросил Юкио.

— О да, Исивара-сан, — отвечал секретарь. — Дайдзин Исивара вернулся из Токио два часа назад. Он с нетерпением ждет прибытия вас и вашей почтенной гостьи. — Набуко хмыкнул. — В такой радости я не видел господина с того дня, когда вы получили заслуженное повышение в звании и стали тю-и.

Попросив Набуко передать отцу заверения в искреннем к нему почтении, Юкио повесил трубку. Интересно, знает ли Набуко, что «почтенная гостья» на самом деле гайдзин? Сам он этого факта от родителей не скрывал, однако не знал, сочли ли они уместным распространять эту информацию далее. Хотя — почему бы нет? Быть может, все его тревоги — напрасны. Вполне вероятно, что лишь он один…

— Что-то не так? — спросила вернувшаяся Кэтлин.

— О… нет, конечно же, нет. Я просто задумался.

— Вот как.

С облегчением Юкио отметил, что Кэтлин переоделась во вполне консервативный костюм. В руках она держала большую продолговатую коробку.

— Ты звонил домой?

Юкио кивнул.

— Машина придет за нами через… — Он бросил взгляд на «манжету» — Примерно через полчаса. Вероятно, мы найдем неподалеку место, где сможем посидеть и немного выпить.

— Вначале нужно завернуть это, — сказала Кэтлин, слегка приподняв коробку. — Портье сказал, что здесь, за углом, есть сувенирный магазин. Все эти лавки в аэропорту, думаю, устроены на потребу туристам, а я хочу быть уверенной, что завернут как надо.

Ее дальновидность просто поражала. Вручение и упаковка подарка в Японии — высочайшее искусство, ритуализованное не меньше, чем знаменитая чайная церемония. Да, лицом Кэтлин — женщина Запада, но сердцем она — нихондзин!

Если только отец сможет увидеть ее в том же свете…

08:50 по времени гринвичского меридиана.

Поместье Исивара, пригород Киото;

17:50 по токийскому времени.

Лимузин подкатил к воротам дома Юкио. Охранник в форме заглянул в машину и распахнул ворота, сделав приглашающий жест. Оглянувшись, Кэтлин заметила, как он поднимает трубку телефона в сторожке — видимо, чтобы известить хозяев об их прибытии. Охранные меры — конечно же необходимые для резиденции министра международной торговли и индустрии — были столь грандиозны, что скромные размеры и традиционность постройки самого особняка удивили Кэтлин. Впрочем, Юкио рассказывал, что отец его крайне консервативен во всем, что касается обычаев, хотя в делах политических мыслит широко и свободно.

Пока они шли к парадному крыльцу, Кэтлин размышляла о предстоящей встрече. В Питтсбурге ей не терпелось встретиться с родителями и младшим братом Юкио. Японию и ее народ она полюбила еще в двадцатых, когда здесь служил отец. Мама, лингвист от Бога, не желавшая вдобавок, чтобы к ней относились, как к типичной американке, сразу по прибытии организовала для себя уроки языка и культуры. Кэтлин тоже неплохо освоила японский, но не из формальных уроков, а просто играя с детьми учителя своей матери.

Потом, вскоре после отъезда из Японии, мама умерла, и Кэтлин продолжала заниматься японским в память о ней.

И вот теперь она приглашена в японский дом — впервые за последние пятнадцать лет… и чувствует, что совершенно не готова к этому. Одного языка недостаточно; недостаточно даже знания обычаев. Просто она не такая, как они, и это навсегда. Поведение Юкио говорит об этом достаточно красноречиво. Вначале она обиделась на то, что он спрятался за стеной формального поведения, но после поняла, он просто вернулся домой и ведет себя соответственно. Как привык…

Старые опасения вновь возродились к жизни в ее мыслях. Способна ли любовь служить мостом меж двух столь разных культур?

И, если да, достаточно ли сильна ее любовь к Юкио?

Юкио отворил дверь, и они вошли в гэнкан, то есть в вестибюль, заканчивавшийся ступенями, ведшими на первый этаж.

— Тоси-тян! — раздалось сверху.

Там, на верхней ступеньке, стояли трое: юноша в джинсовом футболке и пожилая пара в традиционном платье.

— О-то-тян! — радостно воскликнул Юкио, подтверждая догадки Кэтлин о том, что пожилой мужчина с лицом в точности как у Юкио — его отец.

Приставка «тян» в японском используется лишь между ближайшими родственниками. Более формальным обращением к отцу могло бы быть «о-то-сан».

Поклонившись отцу, Юкио сбросил обувь, поднялся по ступеням и здесь надел заранее приготовленные для него тапочки. Кэтлин последовала его примеру, мысленно порадовавшись, что догадалась в отеле переобуться в босоножки: присаживаться и возиться со шнурками или застежками было дурным тоном.

— Отец, честь имею представить тебе мисс Кэтлин Гарроуэй.