Лик Победы
Шрифт:
– Монсеньор, – Карваль уже совладал с собой, – я, конечно, всего не знаю, но появление ваших друзей перед битвой вряд ли было случайным.
– То есть?
– Для того чтобы Люра перешел на сторону Ракана, нужен был Ракан, вот он и появился.
– Может быть, – не стал спорить Иноходец.
– Все связано, – Никола потер рукой подбородок, – разве вы не видите? Уж не знаю, кому нужен этот ваш принц, но деньги за него платят бешеные, только этого мало…
Капитан даже не представляет, насколько он прав. Мир сходит с ума, все связаны со всеми, все мешают всем, все губят всех.
– Что вы предлагаете?
–
Разрубленный Змей, ведь чуял же, что не все так просто, да руки не доходили.
– Хорошо, – устало согласился Робер, – как только вернемся, разыщем эту парочку.
Они бы так и сделали, но бароны-контрабандисты исчезли, и никто не заметил, как, когда и куда.
Глава 3
Урготелла. Оллария
107
Четверка Мечей, Шестерка Кубков и Семерка Кубков.
Личный секретарь ее высочества Юлии барон Себастьян Дежу заявился в особняк на улице Жеребца сразу после ужина, о чем сообщил вышколенный, как и все слуги дядюшки Шантэри, лакей. Господин посол отправил «гусака» за важным гостем и со значением посмотрел на Ворона. Ворон меланхолически пригубил «Змеиной крови» и расправил манжеты.
Что Алва думал об охоте, устроенной на него дочерьми Фомы, понять было трудно, но Марселя попытки принцесс выудить из озера луну забавляли необычайно. Виконт сожалел лишь о том, что не может рассказать о ловле заглянувшему на огонек Луиджи. Мешали дядюшка Шантэри и его посольские предрассудки.
«Гусак» торжественно распахнул двери, пропуская улыбающегося барона, за которым маячил кто-то длинный, худой и незнакомый.
– Ее высочество Юлия посылает Первому маршалу Талига гитару и надеется, что услышит, как она поет в его руках, – возгласил Дежу.
– Передайте ее высочеству мою признательность, – наклонил голову Ворон, – но слухи о моем искусстве несколько преувеличены.
– О, – закатил глаза секретарь, – герцог Алва слишком скромен, но мы доверяем господину Валме.
– Да, – согласился Ворон, – однажды я в его присутствии проявил неосторожность.
– Монсеньор, с вашего разрешения мастер настроит гитару так, как вам угодно, – барон еще разок поклонился и сделал знак рукой, подзывая своего спутника. Тот поспешно опустился на одно колено, на вытянутых руках возлежала гитара черного дерева. Алва окинул мастера оценивающим взглядом.
– Как ваше имя, любезный?
– Ничтожный Лаим к услугам вашей светлости.
– Эта гитара – ваших рук дело?
– Господину угодно услышать, как она звучит?
– Угодно, – Алва откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.
– Выглядит красиво, – одобрительно заметил Марсель.
– Гитара не женщина, – поднял палец дядюшка, – для нее молчание – не золото, а внешность – не главное.
Словно в ответ, мастер взял несколько глубоких
аккордов, затем прижал ладонью струны и опустил голову.– Неплохо, – медленно произнес Алва, – очень неплохо, но настроено слишком низко. Идемте со мной, эта комната не годится для настройки. Барон, прошу засвидетельствовать мое почтение и мою благодарность ее высочеству.
– Господин Дежу, – дядюшка, не оставлявший надежды женить своего дикого гостя, был еще любезней, чем обычно, – устраивайтесь поудобнее. Желаете вина?
Довольный секретарь с готовностью плюхнулся в кресло и, разумеется, заговорил о погоде. Франсуа Шантэри ответил, слуги подали горячее вино со специями и подбросили в камин поленьев.
– В Урготе очень мягкая зима, – Дежу изящно отпил из высокого бокала, – и ранняя весна. В день рождения ее высочества в окрестных холмах цветут анемоны.
– У женщин, рожденных весной, особое очарование, – сладким тоном произнес Луиджи, пять минут назад несший по кочкам непрекращающийся дождь и урготов, умудрившихся построить столицу в столь мокром месте.
– О да. Ее высочество у нас так и зовут – принцесса Весна и Урготская Фиалка.
Если Юлию и называли Весной, то Марсель этого не слышал. И на фиалку румяная, кругломорденькая пышка не походила, скорее на пиончик. Марсель отхлебнул вина. Жаль, здесь нет Дерра-Пьяве, он бы наверняка что-нибудь добавил. Коротышка не был ни дураком, ни невежей, но любил таковым казаться.
– А как называют принцессу Елену? – поддержал светскую беседу далекий от двора Фомы Луиджи.
Секретарь задумался, разрываясь между нежеланием хвалить соперницу патронессы и лояльностью правящему дому. Последнее взяло вверх.
– Принцессу Елену называют Ласточкой. Ее высочество родилась на борту королевской галеры «Белая Ласточка».
– Красивое имя, – Марсель понимал, что после ухода ургота дядюшка его придушит, но удержаться не смог, – а то один наш друг назвал свой корабль «Бравым ызаргом».
– Остается надеяться, – Луиджи, неслыханное дело, улыбнулся, – что на корабле Дерра-Пьяве не родится ни одна принцесса.
Марсель едва не захлебнулся, хотя принцессы, достойные имени ызарга, отнюдь не были редкостью. Те же дочки Хайнриха…
– Веселитесь? – Алва стоял в дверях. – Ургот может гордиться мастером Лаимом. Инструмент превосходный.
– Ее высочество желает знать: согласитесь ли вы спеть для нее и ее подруг?
– В Кэналлоа говорят: хорошая гитара не может не петь.
– В таком случае поспешу во дворец, – барон поставил бокал на розовый столик и неторопливо поднялся.
– Не смею вас задерживать. – Шантэри тоже встал. – Позвольте вас проводить.
И правильно, пусть провожает, на то он и посол. Жаль, не до дворца. Марсель не имел ничего ни против Дежу, ни против дядюшки, но при них приходилось выбирать слова, чего виконт терпеть не мог. Особенно вечером и под вино.
– Вы и впрямь будете играть? – удивился Луиджи Джильди.
– А почему бы и нет? – Алва лениво подошел к окну, приподнял портьеру и приник к черно-синему стеклу, по которому барабанил ставший привычным дождь. Герцог стоял и смотрел в осень, а огонь свечей играл сапфирами кинжала. Марсель вспомнил шрамы на спине маршала и поежился. Когда-то Рокэ повернулся спиной не к тому, к кому нужно. К кому?