Ликей. Новое время (роман второй)
Шрифт:
– Все это так, - ответила Джейн, - Но я… мне было противно и не хотелось убеждать людей делать аборты. Я перестала верить в необходимость абортов. Мне стало казаться, что люди имеют право заводить детей, когда им вздумается. Возможно, это на меня повлиял мой друг… То есть я не буду сейчас дискутировать по этому вопросу. Я знаю все аргументы. Но во мне возникло сомнение в правильности того, что я делаю. Может, будь я просто аналитиком, ученым, я бы осталась в Миссии. А так… Я просто не могла.
– Вот я об этом и говорю, Джейн. Изменилось твое сознание…
– Но что же делать… - произнесла Джейн упавшим голосом, - Я ничего со своим сознанием сделать не могу.
– Если хочешь, я помогу тебе, -
О да, Джейн хотела, она очень бы желала вернуть то свое, прежнее состояние.
Почувствовать себя сильной, равной среди сильных, работать не ради куска хлеба, а ради блага человечества… сидеть среди ликеидов и говорить на их уровне об искусстве, о политике… просто идти по улице и сознавать себя - не такой как все. Да, это тоже важно. В этом нет ничего плохого. Сознавать, что ты служишь этим простым, обычным людям, вся твоя жизнь - служение.
Никаких препятствий к этому нет. В конце концов, поговорить серьезно с Элиной, сказать ей, что готова выполнить любую работу, что хочет работать. Никаких препятствий - кроме собственного сознания… Даже не сознания - чего-то более глубинного, непонятного, неясным образом изменившегося.
Джейн согласилась на полное обследование. Вначале Соня около получаса работала с ментоскопом. Потом Джейн разделась, легла на кушетку, Соня поворотом выключателя создала в комнате полумрак, прикрепила на тело Джейн датчики приборов, почти неощутимые. Сама села у изголовья. Начала с ассоциативного допроса, это было Джейн знакомо. Затем стала задавать вопросы, казалось, никак не связанные друг с другом, то о снах Джейн, то о работе, то о подругах… Джейн старалась быть предельно откровенной, все это делалось ради нее, ради того, чтобы ей помочь.
– Ты боишься встретиться со своей семьей? Испытываешь стыд?
– спросила Соня.
– Нет, это не стыд… я бы это так не назвала. Мне просто не хочется возвращаться… проигравшей.
– Родители упрекали тебя в том, что случилось?
– Нет… Моя мама ведь тоже родила меня, прервав Миссию. Только она нормально вышла замуж.
– Это сценарий, Джейн, ты чувствуешь? Значит, упреков не было?
– Нет. Но мне самой не хочется… Хочется все забыть и ни с кем не встречаться из прошлой жизни.
– Ты чувствуешь несовместимость этой жизни и прошлой?
– Именно так.
Соня задала несколько малозначащих вопросов о работе Джейн, потом о ее сексуальных фантазиях. Часто ли бывают эротические сны… Джейн ответила - нет, не часто. И вдруг вспомнила Алексея - ему тоже приходилось отвечать на такие вопросы. Ничего страшного в этом нет, ведь психологу доверяешь, как себе… Разница только в том, что Алексей не доверял психологу и на вопросы отвечал не по собственной воле.
– Не часто, но у тебя эмоциональный всплеск, - заметила Соня, - эти сны сильно волнуют тебя? Долго ли ты их помнишь?
– Минут пятнадцать, - ответила Джейн, - Они меня не волнуют… Я из-за другого.
Соня, против ожидания, не стала расспрашивать ее прямо, но продолжила разговор на другую тему. Постепенно добрались и до Алексея, до влюбленности Джейн.
– Ты обманываешь себя. Ты все еще любишь его, - сказала Соня, глядя на приборы.
– Прошло не так уж много времени. Два года… У меня дочь от него. Она на него очень похожа…
– Тебе хочется рассказать о том, что с ним связано?
– Да, - вырвалось у Джейн. Она только теперь поняла, как ей хотелось поговорить об этом с ликеидой… она тогда еще ни с кем не говорила.
– Вы много были вместе?
– Нет…
– Я имею в виду…
– Один раз.
– Удивительно. И ребенок…
– Но это так. Больше у меня не было никого.
– Он любил
тебя?– Нет. Я думаю, нет. Может быть, как женщина, я его привлекала.
Джейн словно прорвало - она начала рассказывать всю эту странную историю с начала. Вернее, с конца - она рассказала вначале о жизни Алексея, вкратце, постоянно повторяя: "Но я не понимаю его. Я не понимаю, почему он поступил так". Потом уже о своей встрече с ним, о своей влюбленности, о тех обстоятельствах, которые окружали их единственную ночь вдвоем. Соня только внимательно слушала. Потом она спросила:
– У тебя есть ощущение, что ты повзрослела?
– Да… Даже не повзрослела - постарела.
– Джейн, ты согласна с тем, что тебя можно назвать сексуально холодной? Ты хорошо сублимируешь свои природные потребности…
– Это разве плохо?
– Я не ставлю оценок. Но именно в связи с этим возникла твоя влюбленность… Ты еще не поняла, что это - больной зуб, который необходимо удалить?
– Да, конечно! Он женат, у него там тоже ребенок, и я не хочу ему портить жизнь. Тем более, он меня не любит. Да и я не могу сказать, что схожу с ума без него - я живу спокойно и даже редко его вспоминаю. Но да, я еще влюблена в него… Думаю, это пройдет с годами?
– Это влюбленность не здорового сексуального характера. Она пронизывает все твое существо. От экзистенциальных структур, смысловых и целевых, до физических… Это так называемый феномен гуру.
– О чем ты говоришь!
– перебила Джейн, - Ведь я не обратилась в его веру.
– А это совершенно не обязательно. Как раз то, что ты не понимаешь его до конца, способствует твоему "прилипанию". Это случается у последователей некоторых учителей и вождей…
И Соня начала развивать перед ошеломленной, беспомощной Джейн теорию ее влюбленности. Она упомянула садо-мазохистские комплексы, жажду подчинения, стремление к власти по Адлеру и некрофилию по Фромму, теорию тоталитарности Грачика, моделирование действительности под влиянием комплекса вины по последним статьям Бенцоли. Самое ужасное - она во всем была права… на это просто нечего было возразить. Действительно, все было именно так. Любовь была вовсе не любовью, а мощным и темным выплеском комплексов подсознания, корнями уходящих чуть ли не в двухсотлетней давности историю русских предков Джейн. Алексей был просто больным, несчастным человеком с изломанной психикой, и за этими его изломами следовала сейчас душа Джейн. И с каждым словом Сони Джейн освобождалась от этой так называемой любви, от зависимости, невольно возникшей… к ней возвращалась прежняя ее, сильная, молодая, горящая пламенем ликейского энтузиазма натура… Нет, это еще не возвращение - лишь воспоминание. А возвращение… оно уже невозможно, поняла Джейн запоздало.
Мне не стать такой, как раньше - как бы ни хотелось этого.
– Соня, - сказала она, - но ты считаешь, мне не следовало рожать ребенка?
– Так нельзя говорить. Это не имеет никакого значения. Ты могла родить его и остаться прежней…
Джейн закрыла глаза. Остаться прежней…
Да, Соня права, конечно.
– Скажи, Соня, а ты когда-нибудь в жизни совершала ошибки? Бывала неправой?
– Да, конечно, - ответила Соня с удивлением, - каждый человек совершает ошибки Но сейчас речь не обо мне.
– Нет, и о тебе тоже. Извини, что я так… скажи мне, что такое истина?
– Абсолютной истины нет, то есть она недоступна человеку, - ответила Соня без промедления, - любая истина относительна.
– И когда ты говоришь мне все это - ты говоришь со своей относительной позиции… с позиции относительной истины. Но ты тоже ошибалась в жизни. Чему ты можешь научить меня?
– Ну, видишь ли… - психолог, кажется, смутилась, - Просто тебе сейчас плохо, и я хочу тебе помочь.
– А тебе хорошо, Соня?