Лики времени

Светлана часто называла мать то крошкой, то малюткой, то дюймовочкой или какими-либо другими смешными прозвищами, иной раз самому Готовцеву казалось, дочь намного старше, разумнее, опытнее матери.

— Значит, поедем с утра, как и договорились, — решил Готовцев.

— Значит, с утра, — повторила Светлана.

— Постой, — сказал он. — Я же тебе магнитофон привез.

— Неужели? — глаза ее радостно блеснули. — Хитачи?

— Да, как ты хотела.

— Вот здорово!

Светлана закружилась по комнате, напевая во весь голос:

— Хитачи, хитачи. Как может быть иначе?

«А она еще совсем девочка, — подумал Готовцев, следя за каждым ее движением. — Совсем еще маленькая-премаленькая девчонка!»

* * *

Новое желание овладело Ольгой: нужна другая квартира. В старой жить уже невозможно, по нынешним стандартам — квартира явно непрестижна.

Она так и сказала Всеволожскому:

— Задача номер один — переменить квартиру, наша квартира абсолютно лишена престижности.

— Ты так считаешь? — спросил Всеволожский.

— Да, — твердо ответила Ольга. — Это уже не та квартира, которая подходит тебе и мне…

Всеволожский промолчал. Он любил свою квартиру, привык к ней. Это был поистине его дом, обитель трудов и справедливых отдохновений, по выражению самого Гавриила Романовича Державина.

Но Ольге, он знал, не будет ни сна ни отдыха, пока новое ее желание не исполнится!

Ходили слухи, что Союз журналистов собирается строить два дома. Ольга поехала на разведку к председателю кооператива Союза журналистов Вячеславу Сергеевичу Крутикову. Тот был, по общему признанию, делец в полном смысле слова.

Энергичный, довольно молодой, ему еще не было сорока, очень деятельный, он не терял зря времени, сумел выбрать самую лучшую себе квартиру, с большим холлом, с просторной кухней и тремя встроенными шкафами в коридоре.

Ольга постаралась прежде всего узнать возраст Крутикова, его любимое занятие, семейное положение, круг знакомых и тому подобное. Удалось выяснить: он — литератор, член групкома писателей-драматургов, автор одноактных пьес, которые, кажется, еще никогда не были поставлены на профессиональной сцене, зато публиковались в различных эстрадных сборниках. Женат во второй раз на сотруднице ВЦСПС, даме сурового характера и твердой зарплаты, должно быть, ее зарплата была единственным гарантированным достоянием семьи, а что касается его литературных заработков, они были редки, нерегулярны и в основном шли на покрытие мелких расходов. Наверное, он зарабатывал деньги каким-то мало кому известным способом, решила Ольга, впрочем, не все ли равно — каким? Ей-то что?

Крутиков был человек изобретательный. Кроме того, у него была одна страсть. В свободные часы рисовал маслом всякого рода пейзажи и натюрморты, которые вешал у себя дома и охотно дарил каждому, кто бы ни попросил. И еще Ольга узнала, он родился неподалеку от Армавира, в станице Александровской, где до сих пор жила его мать.

Маленький кабинетик Крутикова находился в конторе ЖСК, отделенный дощатой перегородкой от бухгалтерии.

Ольга скромненько поздоровалась, спросила:

— К вам можно?

Он кивнул:

— Заходите.

У него было небрежно выбритое, толстощекое лицо с пухлыми губами-ягодками.

— Дело вот в чем, — начала Ольга, внезапно замолчала, вглядываясь в него расширившимися глазами.

— Вы что? — испугался он, бегло оглядел себя. — Что это с вами?

— Я только сейчас заметила, как вы похожи, — сказала Ольга. — Как вы похожи на Марью Кирилловну.

— Что? — удивился он. — Как вы сказали? Вы что, знаете мою маму?

Ольга наклонила голову.

— Понимаете, это произошло случайно, я жила не очень далеко от вашей станицы, у бабушки, и только совсем недавно узнала: оказывается, мы с вами земляки. И когда мне случилось побывать в Александровской, я там увидела вашу маму, мне сказали: вот это мама Крутикова.

Он расплылся, польщенный.

— Так и сказали?

— Так и сказали.

Казалось, милее, простодушнее улыбки Ольги отыскать невозможно.

— Я как увидела вас, сразу вспомнила Марию Кирилловну, какая она у вас хорошая, сколько в ней симпатии, душевной теплоты, какой-то удивительной прелести… Как сейчас помню, она стояла возле магазина, в темной кофточке, платок на голове, а глаза, ну, просто такие же, как у вас, сразу можно догадаться, что вы ее сын!

Крутиков улыбался, Ольга говорила, все шло по намеченному плану.

— Как давно я не видел маму, — вздохнул Крутиков. — Все дела, дела…

Потом вновь постарался придать себе деловой вид.

— Так что у вас, расскажите…

Выслушав Ольгу, сказал:

— Только-то? Да чтоб для землячки, к тому же члена Союза журналистов не сделать?

— Правда? — обрадовалась Ольга.

— У нас скоро начинается строительство второй очереди, это все будет очень быстро, ручаюсь!

Простились они друзьями.

— Я приду с документами, — сказала Ольга.

— Постарайтесь не затягивать, — сказал он.

Но Ольга все не уходила.

— Ваша мама сказала, вы чудесно рисуете, и все больше пейзажи…

— Есть такое дело, — Крутиков сделал вид, что смутился. — Балуюсь время от времени…

— Подарите мне какой-нибудь ваш пейзаж, — попросила Ольга.

Вынула из сумочки пачку сигарет, закурила.

— Хорошо, — сказал польщенный Крутиков. — Непременно выберу для вас что-нибудь повеселее, посолнечней…

— Спасибо, значит, до встречи…

Ольга погасила сигарету о дно пепельницы, стоявшей на подоконнике, крепко, по-мужски, пожала его руку.

— До встречи, — сказал он.

— До встречи, — повторила она. — Будете писать маме, от меня горячий привет.

— Обязательно!

Идя по улице, Ольга привычно вспоминала недавний разговор.

Так, значит, все прошло хорошо. Вовремя сказала про старушку, про сходство ее с сыном. Причем все достоверно с начала до конца: какая старуха в станице ходит без платка? А магазин, естественно, имеется в каждом поселке, в каждой деревне. Главное, он поверил и пообещал, а уж она постарается, соберет все нужные документы и добьется, чтобы поставили на очередь, а та движется быстро, всем известно, не успеешь оглянуться, а новая квартира уже готова!

Дома Ольга сразу же объявила мужу:

— Через года два, не больше, об эту пору мы с тобой будем уже жить в новой квартире.

— В новой? — повторил Всеволожский, тоскливым взглядом обвел родные стены, свой секретер, настольную лампу, книжный шкаф, все то привычное, хорошо знакомое.

— Стоит ли, Олик?

— Стоит, — твердо ответила Ольга.

Он хотел было сказать, что в его возрасте вряд ли можно загадывать даже на год, даже на полгода, но глянул на ее оживленное, дышавшее упрямством лицо и не решился противоречить ей. Пусть будет так, как она желает. Пусть!