Ликвидатор

Уайлд осознал, что она говорила с ним уже несколько минут. Значит, все это время он простоял, держась за фонарный столб. Но теперь вопрос времени уже был не актуален. Он вспомнил про мост и посмотрел вниз, на быструю темную реку. Он вспомнил полисмена, направлявшегося к нему, и свое бегство по улице. Это отняло у него уйму времени. А вскоре после полисмена он наткнулся на этот столб.

— Где я?

— Сассекс-Гарденс, котик.

На женщине были плащ и красно-зеленый платок. Она выглядела встревоженной.

Уайлд потер лоб:

— Я устал, милая. Слишком устал, от меня тебе никакой пользы не будет. Просто иди своей дорогой.

Женщина сердито фыркнула:

— Устал! Так это теперь называется! Да я просто помочь тебе хотела.

Она исчезла в темноте.

Уайлд оторвался от столба и встал прямо. Дождь кончился, но, видимо, недавно; одежда его насквозь промокла, и ему было холодно. Он попытался поправить галстук, но вспомнил, что тот завязан у него на поясе. От ребер до паха его тело жило собственной жизнью.

Было уже недалеко. Он сосредоточился, отказываясь признавать, что у него кружится голова, и пошел быстро и уверенно, как будто спешил домой. Его лишившиеся каблуков ботинки шаркали по тротуару. Он подумал о Кэннинге.

В доме было темно, как и во всех остальных домах. Должно быть, было уже очень поздно. Полусонный Кэннинг откроет дверь и очень удивится. Нужно будет действовать предельно быстро, едва откроется дверь. Уайлд позвонил в колокольчик и пошевелил пальцами правой руки, чтобы размять их. Позвонил еще раз и еще. В любой момент мог появиться полисмен, которого безусловно заинтересует одинокий оборванный субъект. Он снова позвонил и услышал шорох за дверью.

— Кто там? — спросила Барбара Кэннинг.

Уайлд нахмурился:

— Джонас Уайлд, миссис Кэннинг.

Замок повернулся, и дверь на несколько дюймов приоткрылась.

— Мистер Уайлд? В чем дело?

Она смотрела на его одежду со смесью удивления и отвращения. Уайлд решил, что шансов на то, что она его впустит, очень мало, а потому схватил ее за шею и толкнул внутрь. Крик застрял в ее горле, когда она подалась назад. Она перелетела через низенький стул, словно куль, состоящий из зеленого шелкового халата, красной ночной рубашки, тапочек на низком каблуке и длинных белых ног, и тяжело упала на паркет.

Уайлд вошел внутрь и закрыл за собой дверь.

— Лучше, чтобы вы не кричали.

Она уставилась на него широко открытыми глазами. Выглядела она сердито, но не испуганно, потому что была облачена в непробиваемую уверенность женщины, допускающей физический контакт только при своем личном позволении; иное положение дел она себе и не представляла. Она запахнула халат и оправила рубашку; пять изящных пальчиков вновь завладели утерянной тапкой. Наконец, что было довольно нелепо, она потерла затылок, то место, которым ударилась, и пригладила бледно-желтые волосы.

— Вы пьяны, мистер Уайлд?

— Скажем так, я попал в аварию.

Барбара Кэннинг отодвинулась назад, подальше от него, затем встала.

— Не на той красивой машине?

— Насколько я знаю, с ней по-прежнему все в порядке.

— Очень рада.

Она схватилась за перила и следила, чтобы он не подошел ближе.

— Вы из-за этого меня ударили?

— Мне нужно было войти. Я должен видеть вашего мужа, срочно.

— Очень жаль, но его нет дома.

— Где он?

— А вас это касается?

— О да, поверьте.

— Мистер Уайлд, сейчас полчетвертого. По-моему, вам следует пойти домой и хорошенько выспаться, утро вечера мудренее, а завтра утром позвоните мужу на работу и назначьте с ним встречу. Он не любит, когда работу смешивают с частной жизнью, и…

Она окинула взглядом его одежду, и на переносице у нее появилась морщинка.

— У вас кровь.

— Я очень извиняюсь.

— Я не знала, что вы ранены.

Барбара Кэннинг закусила губу.

— Вы не хотите пройти наверх и присесть?

— Вы так любезны.

Уайлд обнял ее за талию, вдохнув аромат «Балмейна».

Через гостиную второго этажа они прошли в кабинет Кэннинга. Он неохотно отпустил ее и упал на кушетку возле окна. Она встала перед ним и смахнула с глаз прядь волос. Кончики ее ушей были розовыми.

— Не хотите бренди?

— Спасибо, с удовольствием.

Уайлд смотрел, как Барбара нагнулась над баром. Если Кэннинг действительно уехал, как он, интересно, поступит с ней завтра утром? А с самим собой? Ему пришло в голову, что из-за своего слепого, полубезумного нетерпения увидеть Кэннинга он мог оказаться в ловушке.

Барбара подошла к нему и поставила на стол бутылку «Бисквита». Затем наполнила стакан наполовину и подержала в руках, прежде чем отдать ему.

— А вы не выпьете со мной?

— Я редко пью до одиннадцати, мистер Уайлд.

Она обошла стол и взяла телефон.

— Не надо, — сказал он.

Она набрала девятку:

— Боюсь, придется вызвать «скорую». У вас серьезная рана.

Уайлд встал с кушетки и, перегнувшись через стол, выбил

из ее руки трубку. Стакан с бренди упал на пол и разбился. Барбара Кэннинг открыла рот, но звука так и не последовало, потому что его пальцы сомкнулись вокруг ее горла.

В трубке раздавались короткие гудки. Барбара Кэннинг медленно оседала. Руки Уайлда по-прежнему были у нее на шее. Он ослабил хватку, и она положила трубку на место.

Уайлд отпустил ее.

— Не хочу, чтобы кто-либо знал, что я здесь.

Она массировала горло.

— Это вполне очевидно, мистер Уайлд. Но к несчастью, вы здесь. И как я должна реагировать на то, что меня сбили с ног и чуть не задушили?

— Думаю, вам лучше всего считать меня крайне неприятным субъектом, которого нужно всячески ублажать.

Она снова встала на колени, чтобы подобрать осколки стакана.

— Мой свадебный подарок.

— Я вам возмещу утрату. Теперь вы, наконец, скажете, где ваш муж? Я не уйду, пока не узнаю, куда мне идти.

— Но это же ужасно! Я не могу сообщить вам его местонахождение. Он не делится со мной своими служебными секретами. Ему позвонили в понедельник вечером, и звонок, видимо, его расстроил. Он сложил чемодан и уехал.

— Не сказав, куда направляется? Прошли сутки. Когда он должен вернуться?