Ликвидатор
Шрифт:
И меня – боятся…
Винтовку, которую я обычно применял, я вынужден был отдать американцу, для него она привычнее. Сам – вооружился обычным «АКМ» с глушителем, переделанным на автоматический огонь. На него поставил двухдиапазонный лазер – и этого хватит. Прицел на таком автомате особо и не нужен.
Два ночных монокуляра я купил в интернет-магазине. Шестнадцать штук каждый, поколение 1+ [61] 61
Основой прибора ночного видения служит преобразователь, он бывает трех основных поколений – 1, 2 и 3. Есть еще 2+ и 1+. По ценам они отличаются кардинально, на момент написания поколение 1 можно было купить за 9 тысяч рублей. поколение 3 – хорошо за сотню, его если и покупают, так за счет бюджета.
[Закрыть] .
Машину мы загнали в лес и отметили ее местонахождение по GPS – он был и у меня, и у Дэна… так его проще называть, и он не против. Примерно прикинул расстояние… довольно далеко тащить. Больше километра. Ну да… Бог не выдаст, свинья не съест…
– Как насчет молитвы? – поинтересовался Ефимофф.
– Ты что, каждое дело с нее начинаешь?
– Ага. Научили родители.
– Помогает?
– Жив до сих пор.
– Ну, читай. Тихо только…
Пусть читает. А мне неохота. И не потому, что я не верю. Верю… на войне все верят. Остался же я в живых. Значит – для чего-то.
Я знаю, что меня ждет – там. Я знаю, что я недостоин ни прощения, ни милости. Я только надеюсь на то, что Он выслушает меня там. Просто – выслушает перед тем, как взвесить на весах мои деяния и определить мне место.
И потому я не молюсь.
А Ефимофф – молится. Мне даже жаль его. Я мало его знаю, но думаю, что это неплохой человек. И среди американцев много неплохих людей. Вот только в нашем мире это ничего не значит…
И мы пошли…
Дождя не было долго, почва была сухой, поэтому шлось легко. Мы шли так, чтобы нас не видно было с дороги. Но чтобы дорога немного подсвечивала нам. Для поколения 1+ хватало за глаза…
Так мы прошли метров триста, а потом – американец подал команду «опасность». И начались наши неприятности…
Тут раньше был колхоз… наверное. До того, как колхоз развалился, земли продали по десять штук грина за сотку и застроили коттеджами. Остались дороги – полевые. Они шли теперь в никуда – не было полей, не было полевых станов – но они были. И вот на одну эту дорогу съехал… кажется, внедорожник.
Как назло. Этого только не хватало.
Мы как раз собирались пересечь дорогу, но вместо этого вынуждены были залечь. Я молил всех святых, чтобы машина проехала мимо – но она не проехала. Остановилась сразу после нас – метрах в десяти.
Гадство.
Вспыхнули и погасли стопы. Хлопнула одна дверь, потом другая…
– Где это, а?
Кавказский акцент. Аварцы.
– Тут тихо. Помнишь, на прошлой неделе к моему дяде ездили…
– Дальше проедем…
– Не, там есть яма. Я помню. Где фонарь?
– Я…
– Где фонарь, ишак?!
– Там, в багажнике есть! Аварийный, да…
Дверь оставалась открытой. Играла дагестанская эстрада, какой-то певец пел про свои любовные страдания. Кстати – а вы знаете про дагестанскую эстраду? Нет? Напрасно. Бывают хорошие вещи…
– Лопату взял?
– Да, брат, взял…
Включился фонарь. Луч света пробил темноту…
– Шайтан, где яма…
Не дожидаясь, пока эти твари нащупают лучом фонаря кого-то из нас, я открыл огонь. Короткая очередь – остановка. Фонарь падает в траву… останавливается, луч безжизненно светит куда-то назад.
– Сафар! – И тут же, более истеричным и испуганным тоном: – Сафар!
Урод. С бейсбольной битой на автомат. В монокуляр ночного видения мне было отлично его видно – он пытался обойти машину, держа на замахе бейсбольную биту.
Очередь – в монокуляр видно, как от головы – ее лучше видно на фоне более светлого звездного неба – отлетает кусок. Человек… хотя какой, к черту, это человек –
падает, бейсбольная бита стукает о кузов машины.Дагестанская эстрада продолжала играть.
– Какого… хрена!
Идиот. Хоть и Ирак прошел – а полный идиот. Интересно – все американцы такие идиоты? Я бы лежал без движения, без звука еще минут десять-пятнадцать как минимум. И то потому, что времени не хватает. Кто сказал, что в машине только двое? Может, еще один – въехал, что происходит, лег между сиденьями и лежит. С помпой. Или травматом, переделанным на боевые. Всякое может быть.
– Иди. Проверь.
К счастью для него самого – американец спорить со мной не решается. Идет к машине – довольно грамотно, кстати, идет. Я смещаюсь, чтобы эффективнее прикрывать его…
– В машине чисто!
Уже лучше.
Пока я поднимаюсь на насыпь – американец успевает сделать очень многое. Заглянуть в багажник, проникнуться ужасом, отбежать на сторону и избавиться от остатков ужина. Говорил я ему, кстати, не жрать…
Бросаю взгляд в багажник и я. Так и есть – девчонка. По немудреному платьицу – скорее всего, из средней полосы. Таких полно в этих местах. Какие-то уже покоряют Москву, какие-то – только об этом мечтают. Маленький, высосанный Москвой до капли городок, из которого все, кто мог, уже уехали, нищенская зарплата, тяжелая работа… и тут появляется принц на подержанном, купленном на деньги дяди внедорожнике, готовый и комплименты говорить, и звиздюлей навешать местным пацанам на танцах. Нож в кармане, необычная эстрада в колонках машины, красивые слова… от него даже водкой не пахнет, как от местных. Эти водку не пьют – эти сразу на дурь переходят. И это – единственный шанс убежать из постылого и мрачного городка… вот только истории эти так обычно и заканчиваются – багажник машины и безымянная могила. Потому что для него это – русский б… Со своими нельзя, только попробуй – родственники замочат. А эти…
И нет у меня сил кого-то судить или винить… да и не судья я. Всего лишь – исполнитель приговора…
Мой американский друг, избавившись от остатков ужина, подходит ближе. Даже через ПНВ видно, что цвет лица у него… совсем нездоровый.
– Кто… это?
– Это? Убийцы, друг. Просто убийцы. Помоги, ладно…
– Что ты собираешься делать?
– Увидишь…
Вместе мы затащили в салон и положили между сиденьями сначала одного убитого, потом – другого. Я их обшмонал, забрал их документы и документы на машину, мобилы, часы. Потом избавлюсь от них. Потом сел за руль, проехал несколько десятков метров и свернул с дороги. Остановил машину. Вышел, выключил музыку, закрыл двери, поднял стекла, закрыл багажник. Все. Здесь мало кто ездит, а если и ездят – то вряд ли обратят внимание на просто стоящую, закрытую и запертую машину. Стекла еще тонированные… мало ли. Может, трахаются, может, в лес ушли. Сейчас народ отучили интересоваться чем-либо и вмешиваться в не свои дела. Таким образом, у меня будет три-четыре дня до того, как их найдут. Если повезет, то больше. Найдут, потом будут долго опознавать – процесс затруднится тем, что трупы уже сильно распухнут. Это еще неделя или больше. Диаспора, конечно, начнет искать и, может, даже найдет – но меня это не сильно беспокоит. Такие дела почти никогда не раскрывают.
Пешком вернулся к исходной точке. Хорошо бы еще гильзы собрать… но это уже невозможно.
– Двинули!
Всегда поражаюсь тем, кто живет в коттеджах и думает, что это безопасно. На самом деле это как раз опасно. Коттедж стоит в сельской местности, рядом наверняка лес – и твои соседи не вмешиваются в твои дела, ожидая, что ты не будешь вмешиваться в дела их. Это тебе не дом в городе, где есть и соседи, и камеры, и консьерж, и просто куча зевак на улице. Присутствие людей – самая лучшая гарантия безопасности, я это уже говорил. Конечно, такому человеку… как я, к примеру, и в коттедже можно жить – но то зависит от человека. Есть одна поговорка, малоизвестная – но очень точная. Страшно – не когда ты один. Страшно – когда ты ноль.