Лили и майор

Калеб лежал, запрокинув руку за голову, все еще вздрагивая от всплесков утоленной страсти.

— Если ты еще когда-нибудь сделаешь так же, — шутливо пожаловался он, клянусь Господом, я брошу все и буду бегать за тобой на поводке, как комнатная собачка.

— Ваши слова приняты к сведению, сэр, — отвечала Лили, водя пальцем вокруг его соска.

— Мошенница, — рассмеялся Калеб.

— Око за око, говоря твоим языком, — съязвила она.

Он рассмеялся снова и погрузил пальцы в ее буйные, распушившиеся локоны. Одним сильным и даже болезненным движением он заставил ее улечься на себя, нос к носу. Повернув ее голову, Калеб поцеловал Лили в висок.

Через несколько секунд его поцелуи стали более требовательными, и Лили с удивлением почувствовала, что он сейчас снова овладеет ею.

— В этот раз, — сказал он, — я пленных не беру.

Лили почувствовала, как погружается в пучину чувственности, а он лишь дразнил ее, войдя в нее не более чем на дюйм. Она закинула руки за голову и сжала их в кулаки.

— Скажи это, Лили, — прошептал Калеб. — Я вижу это в твоих глазах, но хочу услышать, как ты это говоришь.

Лили замотала головой из стороны в сторону.

— Я хочу тебя, — прошептала она.

— И… — не унимался Калеб.

— Ты нужен мне, негодяй!

— И это все?

— Я люблю тебя, — простонала Лили.

Калеб удовлетворился этим и наградил ее сильным, глубоким ударом. Оттого, что Калеб так затянул эту игру, окончательная вспышка страсти превратилась у Лили в некий чудесный медленный взрыв, потрясший все ее тело. В горле у нее пересохло, и она испустила пронзительный, протяжный вопль, и казалось, что эти мгновения длятся целую вечность.

Когда она успокоилась и лежала в полном изнеможении, Калеб положил руку ей на живот и медленными, нежными движениями пальцев дал понять, что этот раз — не последний в нынешнюю ночь.

— Позволь мне заснуть, — взмолилась она.

— И прервать укрощение Лили Чалмерс на самом интересном месте? Да ни за что.

— Я укрощена, — настаивала Лили, в то время как движения его руки не прекращались, и вот уже что-то внутри нее начало просыпаться.

— До этого еще далеко.

— Калеб, уже поздно, я и так провела трудный вечер.

— Но ночь еще не начиналась, — возразил Калеб, ласкавший теперь ее грудь.

Лили предприняла героическую попытку подняться с кровати, и ее слабое сопротивление было сломлено серией быстрых поцелуев, покрывших ее грудь. Ее колено невольно согнулось, а правая рука запуталась в его волосах, словно в жесте протеста.

— Следует ли мне ожидать именно этого, если я выйду за тебя замуж? — осведомилась она.

— О, нет, — прервал на мгновение свои поцелуи Калеб. — Когда мы поженимся, я смогу не беспокоиться о том, где и когда смогу овладеть тобой.

Лили покраснела, хотя и так уже натворила много непристойного в объятиях этого мужчины.

— И где же, это, например? — спросила она, отчего Калеб расхохотался.

— На обеденном столе, — отвечал он. — Как и всякая послушная женушка, ты будешь встречать меня с накрытым ужином, но то, что предпочитаю я, обычно подают не на столе, а на перинах.

Лили покраснела еще сильнее. Ей показалось, покраснели даже ее волосы.

— Ты совершенно невозможен!

— И непристоен! — подхватил Калеб.

В зеркале она видела, как по его молчаливому приказу раздвигаются ее колени, как его пальцы скользят по ее бедрам в тот момент, когда она чувствует это.

— Ох, — тихо простонала она в изнеможении, — Калеб, я больше не перенесу… я правда не перенесу…

Он проигнорировал ее мольбы и сумел добиться от нее чувственной музыки, симфонии, состоявшей из вздохов, стонов и страстного шепота. Он заставлял ее снова и снова содрогаться у него на кровати, пока в окнах не забрезжил рассвет.

Лили проснулась намного позже полудня, с трудом освободившись из тенет сна, словно пьяница, пытающийся протрезветь. Калеб уже ушел, хотя его сильный запах исходил и от постели, и от ее кожи и волос.

Она попыталась было усесться, но тут же повалилась обратно на кровать. Все мышцы ее тела были мягкими, как топленое масло, и радость существования переполнила ее, уничтожая всякое желание двигаться.

Однако одну настоятельную потребность она не смогла проигнорировать, и ей пришлось снова подняться и кое-как доковылять до ближней двери. К своему великому облегчению, она обнаружила за ней ночную вазу, но у нее по-прежнему не было сил, чтобы одеться.

Лили умылась в стоявшем напротив кровати тазике, а потом доползла обратно до кровати и забралась под одеяло. Она была голодна, но не в состоянии была выйти из спальни.

Словно в ответ на ее немой призыв двери распахнулись, и в комнату вошел Калеб. Он был облачен в форменные брюки и рубашку, а прилизанные волосы у него на голове блистали свежестью. В руках у него был поднос.

— Садись, вертихвостка, — приказал он, широко улыбаясь.

Лили фыркнула на него, но постаралась соорудить себе из подушек подпорку и уселась, прикрыв одеялом грудь.

Калеб поставил поднос ей на колени, и аромат пищи вызвал в желудке у Лили настоящую бурю. Она нашла цыпленка с клецками в глубокой фарфоровой тарелке и чашку горячего чая.

Калебу не пришлось уговаривать Лили поесть: она умирала от голода.

— Ты совсем замучил меня этой ночью, — пожаловалась она, съев все до последней крошки и снова откинувшись на подушках. — У меня такое чувство, что я могла бы проспать целую неделю.

— Ты можешь поспать до той минуты, пока я не приду к тебе в постель, — улыбаясь, поправил он ее. Затем, достав из кармана часы на цепочке, внимательно сверился с ними и объявил: — Примерно часам к шести.

— Я уйду гораздо раньше, Калеб Холидей, — возразила Лили, награждая его неприязненным взглядом и скрестив руки на том месте, где одеяло прикрывало ее грудь. — Ты глубоко заблуждаешься, если думаешь, что сможешь пользоваться мною, когда тебе взбредет в голову, словно наложницей из гарема.

— Вставай и уходи, Лили, — со смехом он взмахнул рукой в сторону двери. — Никто не собирается держать тебя в плену.

Лили зевнула. Она все еще не набралась достаточно сил, чтобы двигаться, а еда вызвала лишь во всем теле тяжесть. И хотя Лили ни за что бы не призналась, она не была готова к тому, чтобы среди бела дня покинуть этот дом на глазах у всего форта Деверо.