Лили, запертая во сне

Правда, соседей поблизости тоже не было, с содроганием размышляла Лили. Хотя папа сказал, что не удивится, если через собачью дверцу попытаются проползти пьяницы из пивной.

Лили со вздохом выпрямилась. Она устала. Часов у неё не было, но она и так знала, что никогда ещё не была на ногах так поздно.

– Что случилось? – спросил Ворон.

Лили рассказала про ошейник.

– Значит, нужен магнит? – уточнил Ворон, сидя на подоконнике.

– Да.

– А разве на холодильнике не магниты?

Он смотрел в окно, склонив набок голову.

Лили подошла поближе. Точно. Могла бы и сама догадаться: в конце концов, большой стальной корпус освещал всю комнату – бледно-зелёное сияние от небольшого экрана на холодильнике извещало: «морозильная камера –18°, холодильник –3°». А вокруг были магниты: мерцающие, которые она находила в чулке с рождественскими подарками, другие в форме пиццы из их любимого семейного ресторана, мышь, которую можно нарядить в разные одежды, слова на белых магнитах, в которых были буквы, что изучали в школе, картинки, списки, что купить… слова, из которых складывали стихи:

Холодильник стоял в старой кухне, теперь кладовке, в новой же была встроенная техника, за дверцами.

– Может, какой-то из магнитов откроет собачью дверцу, – сообщил Ворон, – если туда проникнуть.

– Вот эта работа по мне! – заявил Мышонок. – Подержите меч.

Он бросил иголку Кротихе, к счастью, не остриём, которая её тут же уронила.

– Что это было? – ничего не видя, спросила Кротиха.

– Меч, – ответил Ворон.

– А-а. Лапы-то копать привыкли, – извиняясь, сказала она, поднимая их на всеобщее обозрение, – а не держать.

Мышонок, не обращая на возню внимания, подобрался к нижнему уголку собачьей дверцы и, скребя задними лапками, передними толкал её, помогая головой, пока внизу, напротив замка посредине, не открылась щель, – и вдруг, в мгновение ока, оказался внутри.

– Меч, – попросил он с другой стороны. – Пожалуйста.

– Зачем? – удивилась Лили.

– На случай ближнего боя.

– Тех иголкой не остановишь, – усомнилась Лили, представив матово-чёрные, холодные и ничего не выражающие глаза.

Неестественные движения.

Лили хотела забрать мамину записку, но только не встречаясь снова с её призраком.

– Я больше думал о собаке, – объяснил Мышонок.

– Ах, о Волчке.

Мысль о том, что Волчка будут колоть иголкой, тоже была ей не по душе, но лучше уж так, чем обрекать Мышонка на съедение. В конце концов, Волчок говорить не умел. Насколько ей было известно.

Лили подняла маленькую иголку и протолкнула её сквозь собачью дверцу. Иголка тихонько звякнула о кафельный пол на другой стороне.

Лили вернулась к окну и смотрела, как Мышонок с мечом наперевес шмыгнул через подсобку к холодильнику. Он встал на задние лапки и потянулся вверх, стягивая магнит в форме ананаса. Потом пронёсся по полу назад, к собачьей дверце, и исчез из виду. Через мгновение раздался металлический щелчок.

– Готово, – сообщил Мышонок.

Лили просунула в дверцу голову, потом и плечи. Дверца царапала её по животу, который пришлось втянуть и затаить дыхание, она зажмурилась до боли, но пролезла довольно быстро, неуклюже перекатившись вперёд и приземлившись на какой-то половик.

– Ловко, – оценил Мышонок.

– Да тише ты, – прошептала Лили, опасаясь призрачных родителей в другой комнате. – А то скормлю тебя любимой сове.

– У тебя ручная сова? – озираясь, пискнул Мышонок.

– Не здесь. Но я тебя отнесу. Так, на кухонном столе должна быть записка. От мамы. Там написано, где они сейчас. Нужно только пройти через ту дверь, – она показала на выход из подсобки, – и повернуть налево, в новую кухню.

– Слушай, какая разница, где твои родители, – заявил Мышонок. – Тебе нужно побороть их двойников.

– Мне нужна та записка.

Он пожал плечами. Лили никогда не видела, чтобы мыши пожимали плечами. И чтобы мышь говорила – тоже. Или таскала иголку.

– Моё дело маленькое, – добавил он, вешая на плечо иголку-меч. – Я хочу сказать, что в данном случае и ты ничего не решаешь. Ты, фигурально выражаясь, побитая собака, жертва несправедливости, на которую, может, снизойдёт удача, а может, и нет, даже с нашей помощью.

– Погоди, – сказала Лили, остановившись и глядя на него. – Побитая собака, которая…

– Собака, – сообщил Мышонок.

– Да, ты сказал, что я побитая собака, которая…

– Нет, собака. Там.

Лили подняла голову и увидела Волчка, возникшего из тёмного угла комнаты. Он, принюхиваясь, направлялся к ним.

– Эй, Волчок, – позвала она, протягивая руку, чтобы погладить пса по голове, как раньше, когда ещё не болела.

Но пёс ощетинился, шерсть поднялась дыбом, и смотрел на неё как на привидение, как на чужака. Он приготовился к атаке, злобно рыча, и бросился на неё с выпущенными когтями и широко открытой пастью.

И глаза у него были чёрные-пречёрные.

Глава 8

Лили, хоть и не задумывалась, как лучше упасть: на спину или на живот, – и глазом не моргнула, как уже лежала ничком, вытянув руки вперёд. Волчок – небольшая собака, но его зубы, клацающие совсем рядом, будто в замедленной съёмке, казались огромными. Такие запросто оставят без пальцев, носа, глаза. Удивительно, как молниеносно работал мозг, как машинально она принимала решения, как привыкала к опасности. И это был Волчок, который её любил.

Перед глазами что-то мелькнуло, блеснул на свету металл, и Мышонок неожиданно запрыгнул ей на нос, а Волчок с воем отступил, на белом линолеуме краснели капли крови, и пёс неуклюже возил лапой по морде.

– Лишился меча! – сообщил Мышонок. – Похоже, в шерсти застрял! Зато не зря!

Лили встала и заскользила к дырке в двери. Мышонок спрыгнул на пол. Пёс выл от боли, скулил, лаял.

– Надо уходить, – решила Лили. – Столько шума.

Сейчас явятся призраки. Двойники её родителей. Сердце стучало словно заведённый до предела метроном, с бегунком в верхней половине, тикающий очень быстро, слишком быстро.