Лилит. Злое сердце куклы

Что-то грузно влетело на подоконник. Павел Константинович не сразу сообразил, что это кот. Тенью тот заходил за легкой шторой и призывно заурчал.

– Ваш? – отвлекся Оскомин.

– Соседский. Васька-попрошайка.

Кот за солнечной шторой утробно изрек: «Мяу!»

– Мой дом – хранитель самых сокровенных семейных тайн, – продолжил Беспалов.

– А что за тайны? Если не секрет, конечно?

– Так я вам все и рассказал, – просто ответил хозяин. – А куклу сделаю в срок: будет первый сорт. Как моя бабка Евдокия говорила: «Она и песенку споет, она и сердце украдет, она и сказочку расскажет, и в лес к Кощею заведет».

Голос говорившего неожиданно показался Оскомину чужим. Когда он поспешно поднял глаза на кукольника, то не узнал его. Лицо старика переменилось – оно стало хищным и страшным, злой личиной, но только в первые мгновения. Это было как наваждение: несколько жутких кадров пролетели и сгинули навсегда, и все вернулось – лицо старого кукольника обрело мягкие и дружелюбные черты. Но за эти несколько мгновений бешено зашипел за шторой соседский кот и молнией скрылся.

– Что с вами? – заботливо спросил хозяин дома у оробевшего гостя. – Вы словно призрака увидели?

– Нет, ничего, – смущенно пробормотал Оскомин. – Просто показалось…

– Бывает. Мне тоже иногда всякое кажется. Долго живу – многое видел.

Ровно через месяц Павел Константинович приехал за своим произведением искусства. Предварительно позвонил и услышал: «Она ждет вас». И вот он стоял в середине мастерской, где повсюду теснились куклы-недоделки, кто без рук или ног, кто без глаз и волос, а из коробки, стоявшей в кресле, на него смотрела зеленоглазая рыжеволосая принцесса в багряном платье, расшитом золотом, с легкой короной на голове. Зеленые глаза куклы, в которых сверкали золотые искры, очаровывали, взгляд завораживал.

– Она – чудо, – прошептал Павел Константинович.

– Я рад, что моя девочка пришлась вам по вкусу, – с улыбкой кивнул старый кукольник. – Не хуже Аленки?

– Нет! Но она немного другая…

– Какая же?

– Не совсем кукольная.

– Как это? Поясните.

– Похожа на живого человека.

– А-а… – Глаза Беспалова остро блеснули. – Просто я решил, что у вашей взрослой дочери должна быть не кукольная сестренка, а максимально настоящая. Даже отчасти похожая на нее: рыжие волосы, зеленые глаза.

– Ясно. Мне нравится.

– Теперь я вас научу, как с ней себя вести.

– И как же?

– Терпение, мой друг, сейчас вы все узнаете.

Когда Павел Константинович прошел инструктаж, то вспомнил о важном:

– А как зовут вашу куклу?.. Эту куклу? – поправил он себя.

– Дети сами должны давать своим куклам имена, – многозначительно ответил Беспалов. – Тем более – родным сестренкам.

– Верно, – с улыбкой согласился Оскомин. – Сами. Особенно сестренкам.

В этот день они рассчитались, и Оскомин повез чудесную куклу домой, где был встречен восторгом дочери и легким смятением со стороны своей жены.

3

Илона везла коляску с Женечкой по аллеям парка, мимо слонов, носорогов и львов. Зеленые, плотные, аккуратно подстриженные, они бы и готовы были приветствовать свою госпожу, как это всегда происходило в детском воображении, да ей было не до того. Сама Женечка даже не управляла коляской, а раньше водила ее как настоящая гонщица, и попробуй не разреши. Она держала в руках куклу Лилит и что-то настойчиво бормотала. Несомненно, они разговаривали. Илона, сосредоточенно морщась, то и дело прислушивалась к своей подопечной, но могла разобрать только обрывки фраз. «Да, конечно, сестренка, я так и сделаю, если ты хочешь…» Или: «Она не такая плохая, как ты думаешь, правда, хотя иногда мне хочется ее убить…»

«О ком она говорит?» – спрашивала себя Илона.

Слова Женечки становились неразборчивы и скоры. Она словно о чем-то упрашивала куклу, а та настаивала. Девочка жалобно клянчила: «Нет, Лилит, не надо, все и так будет хорошо, правда…»

«Привез хозяин подарочек, – плавно толкая коляску, размышляла Илона, – чтобы дочку занять и отвлечь. Да перестарался наш добрый Павел Константинович. И ведь целое состояние за это чудо отдал! Посмотреть бы на этого кукольника, доморощенного гения…»

Женечка держала куклу на коленях так, что миловидное личико рыжеволосой Лилит было обращено к Илоне, глаза, живые изумруды, так и сверкали, попадая в солнечные потоки. В какой-то момент, глядя на куклу, горничная не выдержала и из-за спины девочки показала ей язык. Они проехали еще немного, и вдруг Женечка выкрикнула:

– Стоп!

Илона, вцепившись в коляску, буквально вросла в плиты аллеи.

– Господи, Женя, ты меня так заикой сделаешь. – Она поставила коляску на тормоз и обошла ее. – Что случилось?

– Извинись.

– Перед кем? – удивилась домработница.

– Ты знаешь.

– Понятия не имею, – честно призналась Илона.

– Знаешь.

– Да перед кем и за что?

– Перед Лилит.

– Перед кем, перед кем?

– Ты слышала: перед моей сестренкой.

Илона снисходительно вздохнула:

– Девочка, ты на солнце не перегрелась?

– Будешь извиняться или нет?

– И не подумаю. С какой стати я буду извиняться перед куклой?

– Это моя сестренка.

– Хорошо. С какой стати я буду извиняться перед твоей сестренкой из пластмассы?

– Ты оскорбила ее – дразнилась.

Только тут Илона поняла, о чем идет речь: она показала проклятой кукле язык! Но как Женя узнала? У домоправительницы даже легкий мороз пробежал по коже. Чушь какая! Быть такого не может.

– Видишь, она рассердилась, – добавила Женечка и повернула куклу лицом к прислуге. – Тебе должно быть стыдно, Илона.

Именно в эту минуту заботливой домработнице и показалось, что изумрудные глаза куклы Лилит смеются над ней – и зло, с издевкой. Словно говорят: «То ли еще будет!» Но как Женя могла увидеть ее и то, что она делает? Спиной, затылком? В отражении глаз куклы? Или это шестое чувство? Где ответ?

Илона решила пока не забивать голову догадками и достойно выйти из положения. Положив руку на грудь, она жалостливо проговорила:

– Ах, простите, добрая госпожа Лилит, если я вас чем-то оскорбила. Я больше так не буду.

– Слова правильные, но не от чистого сердца, – заметила Женечка. – Знаешь, что мне говорит о тебе Лилит?

– Что же?

– Если ты позволишь себе еще раз так поступить, тебе придется получить расчет.

Илона, всегда спокойная, не сдержалась и вспыхнула: