Лилит

Костя прижал её к себе, шепнул в ухо:

– Ирка, я люблю тебя!

– И я тебя люблю!

Со стены упала их свадебная фотография – стекло разбилось. Ира подошла собрать осколки и сильно порезалась.

Она как раз промывала порез, когда дверь ванной распахнулась, и ввалились два дюжих санитара во главе с Ольгой Харитоновной.

– Прости, дочка, так будет лучше. – Старуха старалась не смотреть ей в глаза.

В коридоре стояли Ринат с женой и Катя. Глухонемые жестикулировали, девочка переводила:

– Оставьте её, она в порядке, мы за ней присмотрим! Не увозите… пожалуйста!

Ольга Харитоновна стояла, победно скрестив руки на груди, и между пальцами правой дымилась, как всегда, папироса.

Санитары, не обрабатывая Ирине порез, забинтовали ей руку и этим же бинтом скрутили с другой рукой сзади, чтобы не возиться со смирительной рубашкой. В протоколе записали «попытка суицида», сделали укол.

«Ну, голубушка, поедешь с нами!» – весело констатировал тот, что помоложе. Ирина не сопротивлялась, напротив, смотрела вокруг с рассеянной улыбкой. Катюшка расплакалась и убежала, закрыв руками лицо, в комнату.

Стоявшие у подъезда старушки шептались:

– Смотри, смотри – Ирку ведут…

– Бедная она, горемычная …Уж года полтора, поди, как муж погиб, такая пара красивая была! – и говорившая всхлипнула, закрыв увядший рот платком.

– Затонула лодка, так его не нашли, – пояснила другая, старенькая учительница младших классов, знавшая Костю сызмальства.

– Я встретил его, он в отпуск приезжал. Весёлый был. «Всё!» – говорит, – «Михалыч, ухожу в последнее плавание, и потом в запас, бросаю якорь! Жить будем здесь, жена уже переехала…» – местный алкоголик, по прозвищу «Лафитник», смахнул пьяную слезу. – Золотой парень был!

– Она же спокойная, зачем ей руки-то крутить? – заохала старушка-учительница, обращаясь к санитарам.

– Видать натворила что… – предположила старушка с платком.

– Нет, это грымза эта, Харитоновна, на Костькину комнату нацелилась, у самой в комнате и дочь прописана… – зло сказал вездесущий Лафитник, провожая мутными глазами спецмашину скорой психиатрической помощи. После все разошлись, и ещё несколько дней обмусоливали чужое горе.

Через месяц приехала из Тюмени мать Ирины, Елена Петровна. Именно столько она жила в неизвестности, каждый день названивая в квартиру дочери. Рабочего номера Ирины у неё не было – нотариус запрещал работникам использовать служебный телефон в личных целях. Бедная женщина чуть с ума не сошла и уже купила билет, чтобы ехать к дочери. Перед самым отъездом ей все-таки удалось дозвониться в коммуналку Ирины. Трубку сняла Катя. Волнуясь, она рассказала Елене Петровне всё, что знала. Ещё девочка сказала, что пыталась звонить Елене Петровне, но всё время попадала не туда!

Конец ознакомительного фрагмента.