Лиловый Император
Шрифт:
– Он убил бы своего отца, - сказал я, проходя мимо него на постоялый двор Груа.
– Это его дело, - буркнул Император. В его глазах горел зловещий огонек. В какое-то мгновение мне показалось, что он вот-вот набросится на меня, но старик просто был сильно пьян, так что я отодвинул его с дороги и пошел спать, чувствуя усталость и отвращение.
Хуже всего было то, что я не мог уснуть, опасаясь, что Император сорвет злобу на Лис. Я вертелся под одеялом и наконец не выдержал. Полностью одеваться я не стал, натянул бриджи, куртку, шапку, надел сабо, повязал шейный платок, спустился по источенной червями лестнице
– Слава богу, спит, - пробормотал я и снова побрел по дороге. Миновав домик Алого Адмирала, я увидел, что света в нем нет, но дверь приоткрыта, Я вошел в ограду и притворил дверь, подумав, что если бы поблизости бродил Ив Террек, то старик разом бы лишился всех своих сбережений, Подперев дверь камушком, я отправился дальше в ослепительном лунном сиянии. В ракитнике заливался соловей, а на берегу пруда, в высокой болотной траве, дружным хором пели мириады лягушек.
Когда я возвращался на постоялый двор, восточный край неба уже начал светлеть, и между скал, которые тянулись вдоль бледного горизонта, я увидел сборщика водорослей: он брел к морю, чтобы приступить к своей работе среди набегающих на берег волн. Он нес на плече длинные грабли, и морской ветер доносил до меня обрывки его песни:
Святой Гильдас, Как в старые дни, Молись за нас, Моряков храни!
Проходя мимо часовни у входа в деревню, я снял шапку и помолился; в этой молитве я просил не за себя, но верил, что Пресвятая Дева будет милостива к Лис. Говорят, что эта часовня иногда сияет сама по себе. Я присматривался, но видел только сияние луны. Успокоившись, я вернулся в трактир - и проснулся только от лязга сабель и цокота копыт под окном.
"Боже милостивый, - подумал я, - одиннадцать часов, вот и патруль уже здесь!"
Я взглянул на часы: еще только половина девятого. Но ведь жандармы приезжали каждый четверг в 11 часов, что же привело их в Сен-Гильдас так рано?
– Ясное дело, - проворчал я, протирая глаза.
– Они приехали за Терреком.
Прежде чем я успел полностью одеться, раздался робкий стук; я отворил и в удивлении замер с бритвой в руке. На пороге стояла Лис, и ее голубые глаза были полны ужаса.
– Милая, - воскликнул я, - что случилось?
Но она только приникла ко мне, трепеща, как раненая чайка. Когда я ввел ее в комнату, она подняла голову и проникновенно сказала:
– Дик, они приехали тебя арестовать, но я скорее умру, чем поверю хоть одному их слову. Нет, ни о чем меня не спрашивай.
– Она отчаянно зарыдала.
Тут я понял, что дело действительно серьезное, надел пальто и шапку и, обвив одной рукою талию Лис, спустился по лестнице и вышел на улицу. Четверо конных жандармов ждали у дверей, а позади них в несколько рядов толпились все обитатели Сен-Гильдаса.
– Здравствуй, Дюран, - сказал я бригадиру.
– Черт побери, я слышал, вы собираетесь меня арестовать?
– Так и есть, mon ami, - сочувственно ответил Дюран. Я оглядел его - от кончиков сапог и желтого пояса, на котором висела сабля, до смущенного лица.
– За что?
– насмешливо спросил я.
– И бросьте эти ваши дешевые сыскные штучки.
Император, который сидел на пороге и глазел на меня, начал было что-то говорить, но тут же замолк, поднялся и ушел в дом. Жандармы дружно воздели очи горе.
– Ну же, Дюран, - нетерпеливо сказал я.
– Что случилось?
– Убийство, - тихо сказал он.
– Что?
– воскликнул я, не веря своим ушам.
– Вот чушь! Я что, похож на убийцу? Слезай с лошади, олух, и расскажи мне, кого убили.
Дюран спешился (выражение лица у него при этом было самое дурацкое) и подошел ко мне с примирительной усмешкой.
– Император на тебя донес. Они нашли твой платок возле двери.
– Чьей двери, во имя всего святого?
– взревел я.
– Алого Адмирала.
– Адмирала? Что он натворил?
– То-то, что ничего, - его убили.
Я с трудом поверил своим глазам, даже когда меня привели в маленький каменный домишко и показали залитую кровью комнату. Ужаснее всего было то, что тело убитого исчезло и на каменном полу осталась огромная отвратительная лужа крови, в которой лежала отрубленная человеческая кисть. Не было никакого сомнения, кому эта кисть принадлежала: все, кто знал покойного, подтвердили, что этот сморщенный обрубок - его рука. Она была похожа на птичью лапу.
– Итак, - сказал я, - здесь совершено убийство. Почему вы ничего не предприняли?
– Что именно?
– спросил Дюран.
– Ну, не знаю. Пошлите за комиссаром полиции.
– Он в Кемперле. Я телеграфировал туда.
– В таком случае найдите доктора и выясните, давно ли свернулась кровь.
– Здесь есть аптекарь из Кемперле, он же и доктор.
– И что он говорит?
– Он говорит, что не знает.
– И кого вы собираетесь арестовать?
– спросил я, отводя взгляд от ужасного зрелища.
– Я, конечно, не знаю, - важно заявил бригадир, - но Император указал на вас, потому что поутру нашел ваш платок около этой двери.
– Тупоголовый бретонец!
– в бешенстве воскликнул я.
– А про Ива Террека он ничего не говорил?
– Нет.
– Ну, разумеется, - сказал я.
– Он просто забыл, что Террек вчера вечером застрелил бы своего отца, не отними я у него ружье. Конечно, это пустяки по сравнению с тем, что он нашел мой платок под дверью убитого!
– Зайдем-ка в кафе и все обсудим, - сказал окончательно сбитый с толку Дюран.
– Разумеется, месье Даррелл, я и в мыслях не имел, что вы убийца.
Четверо жандармов и я отправились на постоялый двор Груа и вошли в кафе. Там было полно крестьян; они курили, выпивали и болтали на полудюжине наречий, в равной степени неудобопонятных для цивилизованного человека; я протолкался туда, где стоял коротышка Макс Фортен, аптекарь из Кемперле, и курил отвратительную сигару.
– Скверное дело, - сказал он, пожимая мне руку и предлагая точно такую же сигару, от которой я вежливо отказался.
– Итак, месье Фортен, - сказал я, - выяснилось, что Император сегодня утром нашел мой носовой платок под дверью убитого и решил, - тут я взглянул на Императора, - что я и есть убийца. Я хочу его кое о чем спросить… - Тут я внезапно развернулся к нему и гаркнул: - А что вы сами делали у него под дверью?
Император вздрогнул и побледнел; я торжествующе указал на него: