Лиловый костюм (сборник)

– Так это и есть старинное, – возразила Маланья. – Это мой дед еще пел...

– Нет, бабушка. Это современное. Это слова Высоцкого.

– Так, может, мой дед его и знал.

– Вспомни что-нибудь еще, баба Маланья, – попросил Мещеряков. – Подумай и вспомни.

– Щас вспомню, – пообещала Маланья и задумалась.

– Владимир Николаевич, – тихо спросил Мишка, – вот если у вертолета выхлопную трубу законопатили и вертолет упал. Что будет?

– Кому? Вертолету?

– Да нет. Тому, кто законопатил.

– Что будет? Посадят.

– На сколько?

– Лет на десять.

– За что?

– Как – за что? Покушение на убийство и порча государственного имущества.

– Вспомнила! – сказала Маланья и заголосила на тот же мотив: – «Свистят, как пули у виска! Мгновения, мгновения!...»

– Это из Штирлица, – узнал Мещеряков.

Николай Канарейкин вошел во двор, открыв ногой калитку.

Посреди двора стирала Вероника.

– Где твоя сестра? – грозно спросил Николай.

– В сарае.

Николай подошел к сараю. Там было заперто.

– Таня! – позвала Вероника. – Тебя папа зовет!

Николай хорошо дернул дверь. Дверь распахнулась.

На сене с распущенными по плечам волосами, как сестрица Аленушка, сидела скорбная Танька.

– А ну встань!

Танька поднялась.

– Раздевайся! – приказал Николай.

– Зачем? – спросила Танька и стала расстегивать кофточку.

– Наголо? – поинтересовалась Вероника.

– И ты тоже! Раздевайся! – заорал Николай на Веронику.

Вероника живо стащила через голову свои ситцевые одежонки. Скинула с ног сандалии.

Николай собрал платья и туфли и зашагал в избу.

Войдя в избу, Николай открыл шкаф и снял с плечиков весь девчоночий гардероб. Затолкал в большой сундук. Повесил сверху замок. Запер. Спрятал ключ в карман.

– Чего это ты делаешь? – В комнату вбежала жена Лялька.

– А ты помалкивай! А то и твои запру! Вырастила вертихвостку. За парнями бегает! Милиция удержать не может!

Николай выскочил во двор. Лялька за ним.

Девочки стояли жалкие, в одних трусиках и лифчиках. Жались к стене сарая.

Лялька всхлипнула.

На шум появился дед.

– Чего случилось-то? – спросил дед Егор.

– Из дома ни на шаг! В сарай! – Николай выкинул руку полководческим жестом.

– Чего это я в сарай пойду? – огрызнулась Танька. – Что я, корова?

– Ты как с отцом разговариваешь?!

Николай подошел к дочери и влепил Таньке затрещину.

Вероника завизжала, будто ее режут.

Против дома стали останавливаться любопытные.

– Ты чего это разорался? – спокойно спросил дед Егор.

– А ты не лезь! – приказал Николай. – Развел демократию! Вот тебе результат!

Дед подумал и врезал Николаю по шее, да так, что тот пробежал вперед несколько шагов.

И самое ужасное заключалось в том, что все это видели.

Николай сильно заморгал, чтобы не заплакать. Потом крикнул деду Егору:

– У меня, между прочим, четыре медали и орден за трудовые заслуги!... А! Делайте, что хотите...

Махнул рукой. Залез в сарай и заперся.

– Ну, вот! – На глазах у Ляльки выступили слезы. – Ушел... Довели человека! – Она зарыдала в голос.

– А ну помолчи, – сказал ей дед Егор.

Лялька послушно затихла.

Во дворе наступило тягостное молчание.

И именно в эту самую неподходящего минуту к дому подошли Мещеряков, Чиж и Мишка.

– День добрый! – бодро приветствовал семью Мещеряков.

– Ой! – ахнули Танька и Вероника и юркнули в дом.

– Егор Иваныч, знакомься! – предложил Мещеряков деду Егору. – Товарищ из телевизора.

– Чиж! – представился Чиж и пожал руку деду Егору, потом Ляльке.

– Давай, Егор, зови Татьяну, – распорядился Мещеряков. – Товарищ народными талантами интересуется.

– Прямо щас, что ли? – спросил Егор.

– А когда же? Человек вон за тыщу километров приехал, а у меня правление через двадцать минут.

– Ну ладно, – согласился сознательный дед Егор. – Танька, давай выходи...

– За что же десять лет? – Мишка подошел к Мещерякову. – Когда летчик цел и вертолет чуть помялся...

– Какой вертолет? – не понял Мещеряков.

– Ну тот. С тыквой... Сколько дадут?

– Пять, – сбавил Мещеряков.

Из сарая тем временем вышел угрюмый Николай. Из дома – Танька и Вероника. На Таньке было зимнее пальто, застегнутое на все пуговицы, а Вероника – в мужской рубахе с засученными рукавами.

– Михаил, а ты чего стоишь? – сказал дед Егор Мишке. – Тащи гитару! Играть будешь.

– Чего это я буду играть? Это ж самодеятельность.

– Ну и что? – не понял дед.

– А за самодеятельность не платят. Я бесплатно вкалывать не буду. Так что сами пойте. Пока.

Мишка повернулся и пошел.

– Что это с ним случилось? – удивился Мещеряков.

– Ничего с ним не случилось, – спокойно объяснила Танька. – Он всегда такой и был, жлоб несчастный...

Мишка обернулся на оскорбление.

– Иди, иди... – напутствовала Танька. – Без сопливых обойдемся.

И запела звонко, на весь свет:

– «Три месяца лето, три месяца осень, три месяца зима и вечная весна...»

Птицы замолчали и замерли в одинаковых позах: «Танька поет...»

Травы и колосья привстали на цыпочки и потянулись к солнцу: «Танька поет...»

Коровы на ферме прибавили надой молока. А доярки сидели и слушали, и лица у всех становились похожими.

Уже темнело, когда бабка Маланья вылезла из автобуса.

Мишка отделился от своего мотоцикла, подошел к соседке.

– Садись, – предложил Мишка. – Подвезу до дому.

– О нет! – категорически отказалась старуха. – Я этой технике не доверяю.

– А я тебе подарок приготовил. – Мишка протянул подарок. – Померь.

– Чего это? – не поняла Маланья.

– Куртка. Водонепроницаемая.