Лилюли
Шрифт:
За его спиной появляется Лилюли. Она неожиданно возникает посреди луга и тихо плывет над землей, едва касаясь ногами белых цветов мака. Приблизившись сзади к Альтаиру, она зажимает ему глаза. Голова его приходится на уровне ее груди.
Лилюли. Ради меня.
Альтаир(вздрагивает). Любимая! Ты! Наконец-то! (Хочет обернуться.)
Лилюли. Не двигайся! Останься так! (Не снимая рук, прижимает к себе его голову.)
Альтаир.
Лилюли. Ну? Теперь все хорошо?
Альтаир. Все хорошо... И мир прекрасен. (Как бы внезапно пробуждаясь.) Но эти страшные виденья, эти чудовища, которые сейчас тут проходили?
Лилюли. Тебе приснилось.
Альтаир. Нет, я видел...
По-прежнему зажимая Альтаиру глаза, Лилюли склоняется над ним еще ниже, приближает лицо к его лицу, губы к его губам, почти вплотную, и все же не касается их, так же как ее ножки не касаются белых чашечек мака, над которыми она парит.
Лилюли. Тебе приснилось. Смотри теперь!
Альтаир. О, как все озарилось — каким-то новым светом! Солнце не палит больше... Над дорогой не поднимается уж едкий запах пыли и пота от человеческого стада. Ветерок свеж, как твои пальцы. Воздух благоухает акацией, как твои губы. Радостной поступью, обнявшись, проходят стройные и гармонические люди. Свобода расчищает им путь и убирает тернии, чтоб им не наколоться. Подобно Юноне, из чьего соска брызнул когда-то Млечный Путь, Братство всех любовно поит из материнской своей груди. В листве незримые Рассудок и Любовь воркуют в сладостном согласье, как две голубки. О жизнь, я вновь обрел утраченный твой лик. Как он прекрасен! (Засыпает в объятиях Лилюли.)
Лилюли. Баю-баюшки-баю, баю деточку мою... (Целует его глаза, бережно опускает его на землю, окутывает ему голову своим покрывалом, затем обращается к солдатам Вооруженного Мира, все еще марширующим по дороге, — сейчас это артиллеристы с пушками.) Ну, теперь забирайте его. Он будет крепко спать на этом лафете.
Солдаты забирают Альтаира и уносят.
Полишинель. Пантера с золотистыми глазами, мурлычь, облизывайся розовым язычком, отведав крови! Что, вкусно?
Лилюли. Очень.
Полишинель. Тигрица гирканская!
Лилюли. Индюк бирманский!
Полишинель. Не стыдно тебе?
Лилюли. Чего мне стыдиться? Того, что я дарую счастье?
Полишинель. Предать такого младенца!
Лилюли. Он своей участью не поменялся б с королем. Спать на пушке, грезя о Братстве! Что слаще в двадцать лет? Тебя не соблазняет? (Приближается к Полишинелю с завлекающей улыбкой.)
Полишинель(отступая). Спасибо! Мне уже не двадцать. Стар увлекаться.
Лилюли(подходит еще ближе). Для счастья никогда не поздно!
Полишинель. Благодарю! Но я давно в отставке — без чина.
Лилюли. Как жаль!
Полишинель(с иронией). Еще бы! Такой красавец мужчина!
Лилюли. А что же? Недурен!
Полишинель прыскает со смеху, но позволяет Лилюли подойти немного ближе.
И если хочешь, я могу по дружбе устроить, чтоб тебя признали годным для военной службы.
Полишинель(поспешно отступает). Премного благодарен!
Лилюли. Да что ты скромничаешь? Ноги у тебя, во всяком случае, в порядке. Ну-ка пройдись, я посмотрю... Подними руки! Шагни! Да из тебя выйдет отличный солдат!
Полишинель. О да! Я отлично сумею удирать!
Лилюли. И то неплохо. Сейчас, мой друг, бежать из одного сраженья — значит попасть в другое. Так что геройство тебе все равно обеспечено. Разве ты не хочешь быть героем?
Полишинель. И получить в брюхо порцию свинца? Нет, дудки! Предпочитаю стаканчик винца. Это полезнее для желудка.
Лилюли. И это будет, в придачу! Сыт будешь, и пьян, и нос в табаке! А какой некролог («О мертвые, сколь ваш завиден жребий!») напишет о тебе какой-нибудь великий академик, которому его величие (ах, жаль беднягу!) мешает устремиться в гущу боя. А может быть, сам Фредерик Массон произнесет над тобой надгробное слово! Ты только скажи, чего тебе хочется. Ни в чем не будет отказа. Ты мне понравился с первого раза.
Полишинель. Я?
Лилюли. Ты, ты! Твой нос, как роза, алый, твой тощий лик с кривой ухмылкой, как месяц в первой четверти, и пуговицы глаз твоих, блестящих, круглых, как у вороны, и твой веселый нрав, и поступь грациозная, как будто ты плясун канатный, который бы свой балансир ради удобства проглотил.
Полишинель. Довольно надо мной смеяться!
Лилюли. А разве ты не знаешь, что женщина всегда смеется над тем, кого любит? (Пытается подойти к нему.)
Полишинель(отступает). Не подольщайся, лиса!
Лилюли. Ты мне не веришь!
Полишинель. Боюсь твоего языка.
Лилюли. А моих губ?
Полишинель. Нет... Да... Ну, беда! Попался Полиши... Э, нет, позволь! (Отступает в ту минуту, когда она уже готова его коснуться.)
Лилюли. Фу, какой трус! Ну что мне, руки вверх поднять? Пожалуйста! Изволь! Камарад!
Полишинель. Ох, и ручки! Беленькие, пухленькие...
Лилюли. А ты потрогай. Не бойся, настоящие! Прямо из сада, наивысший сорт — как атлас кожура, и даже пушок не стерт...
Полишинель протягивает руку, отдергивает, протягивает опять. Лилюли тем временем незаметно придвинулась к нему, и его рука касается ее локтя.
Лилюли. Дрожит... Горит... Поджаривается...
Полишинель. Ну что ж... Возьму...