Лимузин

Никита Максимович кивает и направляется обратно к своему кабинету.

Арина сидит там же, где и сидела, только теперь развернулась к окну и внимательно изучает дома на другой стороне улицы.

– Хорошо тут, – говорит она. – Жаль, что такая чистота… очень скоро будет поражена чернью, как и весь прочий мир.

– О какой черни ты говоришь? – спрашивает Никита и садится на свое место.

– Ты даже не представляешь, что могут эти… – она сглатывает, чтобы смочить пересохшее горло, – нелюди.

***

– Что она делает? – спрашивает Давид свою сестру. Он сидит на диване, а она находится в полулежащем положении, подмяв под себя свои ноги. Оба держат в руках беспроводные контроллеры и смотрят в экран телевизора. Игра в видеоигры – одно из немногих современных развлечений, которое им нравится.

– Плачется своему новому дружку.

– Она же идиотка, – констатирует Давид. – Не боишься, что ее сочтут за сумасшедшую?

– Держу пари, уже сочли. Не удивлюсь, если через пару часов она окажется в дурке.

Давид задумался. Они оба колотили по клавишам своих контроллеров, как сумасшедшие, но лица были совершенно бесстрастными.

– Что будешь тогда делать?

– Мне она уже ни к чему. Там полно подобных ей. А она… пусть посидит среди себе подобных, полечится. Поколют ей в попу укольчики, может, мозгов прибавится. Тогда, когда мы ее заберем оттуда, она будет более… благодарной.

Давид усмехается.

– Жестокая ты… куколка.

На это Олимпиада лишь улыбается своей обворожительной.

– Закажем пиццу? – вдруг спрашивает она.

Ее брат удивлен.

– Не наелась?

– Что-то… – она сглатывает, – разыгрался аппетит.

***

Пока один лимузин едет вдоль Елисейских полей, совершенно другой, красный, медленно катится по улицам Санкт-Петербурга. Очень медленно он останавливается возле входа к одному из известных ночных клубов, откуда почти сразу же вываливается компания из трех эффектных девушек, разодетых как последние шлюхи в поисках мажорика, ну или просто тупака с баблом. Их поиски увенчались успехом – Макс как раз был тем самым мажором, который обещал каждой из них как минимум по новому айфону, если они подарят ему ночь вчетвером.

Они шустро запрыгивают в лимузин, и водитель берет курс на особняк Апраксиных. Ехать еще минут сорок, и потому Макс неплохо расслабляется, имея каждую из них… правда, совсем по чуть-чуть. К финалу он приходит довольно быстро, если только не пьяный, а когда дело касается сразу трех красоток… надолго его не хватает. Когда он кончает, одна из них, блондинка, опускается на колени, и хочет поработать ртом, как вдруг их мажорик резко оттолкивает ее, будто даже испугавшись.

– О нет, детка, – заявляет он, – в рот возьмешь у другого чувака.

– У другого? – подпрыгивает блондинка, прикрывая обнаженную грудь своей же одеждой.

– Эй! Мы так не договаривались! – вставляет свои пять копеек брюнетка.

– Это точно! – заявляет рыжая. – Мы тебе что, шлюхи?! Ты нас под кого подложить собираешься?!

– Спокойно, девчули, – Макс облизывает губы. – Мы едем к моим очень… хорошим друзьям. Они охрененно богатые. Это брат с сестрой. Поверьте, девчонки… стоит лишь ему отсосать – и можешь не работать до самой старости.

– С сестрой? – спрашивает блондинка.

– Да, она… типа лесби.

Рыженькой, кажется, это нравится.

– То же самое. Все ее подружки ходят в шелках, жемчугах да шубах! Зуб даю!

– Шубы из песца? – спрашивает блонда. Она, вообще-то, не по девочкам, но слово «шуба» ее зацепило.

– Писец, да, – произносит Макс, улыбаясь и кивая. – Самый, что ни на есть, писец…

***

Писец приходит практически сразу.

На этот раз девушки успевают покричать, глядя, как увеличиваются рты двух их любовников, лежащих с ними в одной постели, и превращаются в огромные пасти. Первыми отправляются на тот свет рыжая и брюнетка, блонда продолжает орать и бежит к выходу, где ее и перехватывает Макс.

Она кричит ему в лицо, матерится, визжит, а затем ее кровь брызгает ему в лицо, когда с ее шею вгрызается пасть Давида.

– Это… мерзко, – говорит Макс, вытирая лицо салфеткой.

Вся комната Давида, включая шкуру медведя, забрызгана кровью.

Олимпиада поворачивает голову, хрустя шейными позвонками – ее лицо снова принимает человеческую форму.

– Не так мерзко, как смотреть на твое уродливое лицо, – говорит она, лишний раз напоминая о том, почему он им служит.

Макс бросает на нее взгляд и не может сдержаться, чтобы не посмотреть на оголенные безупречные груди. Этот взгляд почти сразу же замечает Давид.

– Ты куда это смотришь, сука?

Макс тут же переводит взгляд на него и вытягивает руки вперед, словно пытается остановить.

– Я не смотрел, Давид! Клянусь!

Но вмиг оказавшийся возле него хозяин особняка уже хватает оправдывающего юношу за горло, поднимает вверх, лишая опоры под ногами.

– Лишь я один… могу смотреть на нее, – цедит он сквозь зубы, а затем тащит того к зеркалу. – Посмотри на себя, сука.

Макс ощущает, как его опускают на пол, он встает на колени, но держит глаза крепко зажмуренными. Он знает, что перед ним сейчас зеркало.

– Смотри… на себя…

Губы Макса дрожат. Он не хочет этого делать.

– Я оторву твои чертовы веки, если ты сам их не поднимешь!

И Макс знает, что Давид слов на ветер не бросает, и потому открывает глаза, и видит свое изуродованное лицо. В отражении оно принадлежит настоящему монстру. Изрезанное, обожженное и будто пережеванное, оно больше похоже на жуткое мясное месиво, чем на лицо.

Именно таким он был полгода назад… именно таким он стал. И хотел повеситься… когда эти двое и предложили вернуть ему былую красоту.

«Я буду таким, как раньше?» – спросил он тогда Олимпиаду.

«Даже лучше», – ответила она и не солгала.

«Но только для других. В отражении любых зеркал… ты будешь по-прежнему видеть свое уродство», – добавил Давид. И тоже оказался прав.

Быть уродом в зеркалах… но красавцем – в глазах окружающих… этого ему хватало.

– Мне, знаешь что, кажется… – произносит Давид, – от блондинки… воняло твоим вонючим членом…

– Нет! Нет! – Макс начинает судорожно качать головой. – Она хотела было, опустилась почти, но я сразу же ее оттолкнул, Давид! Клянусь! Богом клянусь!