Линия Крови

– Я, когда сказал о необходимости для людей очевидных свидетельств борьбы Добра и Зла, имел в виду в первую очередь себя… - неторопливо и немного отрешенно начал он.
– Да. Дело в том, что, когда я встал на путь служения Господу, я искренне верил, что вот-вот еще немного, еще чуть и все переменится. Люди обратятся к Богу все. Искренне. Ведь не могут же они не думать о спасении своих же собственных душ. Но… прошли годы. Да, люди церковь посещают. Но верят ли? Такое чувство, будто они ходят как… как раньше в исполком ходили. Венчание, крещение, отпевание. Деньги в кассу заплатил, справку получил. Служители церкви то же – ходят как на работу. Своя иерархия, карьера… А однажды – я зимой по поручению епархии ходил проповедовать в милицию и в пожарную часть. – Илларион усмехнулся: - четыре раза в месяц, строго по расписанию. Так вот, как-то раз мне один пожарный вопрос задал. Без обиняков, прямо в лоб – ты, говорит, чего в попы-то пошел, парень? Работать не хочешь? Не помню даже, что я ему тогда ответил, но слова эти засели во мне крепко. Сто раз потом спрашивал я себя сам: а зачем ты, Илларион, в попы-то пошел? Какой во всем этом смысл?.. А потом в город пришла беда. И ты знаешь, грех мне, - Илларион перекрестился – но я обрадовался. Я ощутил свою НУЖНОСТЬ, понимаешь? Я понял, что могу бороться со ЗЛОМ. Может быть, моя ВЕРА была недостаточно сильна, но камень с моей души спал только тогда, когда я увидел материальное воплощение зла. И я подумал, что священники – это как военные. До поры до времени мы вроде бы и не делаем ничего. Ничего вещественного я имею в виду, чего-то, что можно пощупать. Но наступает момент, и без нас не обойтись. Вы понимаете, о чем я говорю?

Жанна кивнула. Илларион продолжил:

– Это как те же пожарные. В народе их недолюбливают, считают бездельниками, а стоит убрать пожарную часть - весь город сгорит.

– Тебе надо было не в семинарию идти, а в военное училище.

– Ага. Или в пожарное, - засмеялся Илларион.

Жанна тоже улыбнулась. Странное дело, но после этого разговора, своеобразной исповеди священника, она почувствовала себя намного спокойнее. Ее впервые со вчерашнего вечера посетила мысль, что жить дальше имеет смысл.

В Дмитриевском за минувшую ночь ничего не изменилось. Разве что туман стал жиже. Жанна направила машину по колее, проложенной в траве Костиным уазиком. Остановила ее на том же месте, перед самой стеной злосчастного дома. Выйдя на улицу, закурила. Взгляд наткнулся на их вчерашние окурки. Глаза девушки наполнились слезами. Илларион тактично стоял в сторонке, молчал. Потом начал преувеличенно внимательно рассматривать колы. Выбрал три, остальные положил обратно в машину. Помимо осиновых кольев священник приготовил еще молоток.

Жанна бросила окурок на землю, придавила подошвой. Подошла к Иллариону ближе, спросила:

– А что брать мне?

– Собственно я даже не знаю… наверное ничего. Лучшее наше оружие – молитва. Вы «Отче наш» знаете?

Девушка помотала головой.

– Повторяйте за мной: Отче наш, Сущий на Небесах!

– Отче наш, Сущий на Небесах, - послушно повторила Жанна.

– Да святится имя Твое. Да придет Царствие Твое…

Они повторили главную христианскую молитву несколько раз.

– Запомнили? – спросил Илларион Жанну, внимательно глядя девушке в глаза.

– Запомнила, - ответила она, но в словах ее не было уверенности.

Илларион помолчал. Потом посоветовал:

– Если вы запутаетесь, это не беда. Повторяйте любые слова, лишь бы они имели правильный смысл, ну например: «Господи, спаси и сохрани; укрепи веру мою, дай сил и наставь на путь истинный». – Священник улыбнулся. – Боюсь вас еще больше запутать. Запомните: главное – не сомневаться в силе Господа и не допустить в свою душу страх. Не дать сыну дьявола почувствовать недостатка в Вере, ибо если есть в камне трещина глубиной в миллиметр, то на миллиметр она и заполнится водой. Поняли?

Жанна кивнула. Она чувствовала, что действительно поняла то, что пытается втолковать ей молодой священник.

– Ну, вот и хорошо, - улыбнулся Илларион.

Он подошел к Жанне вплотную, сжал локти девушки с двух сторон ладонями. Потом поднял с травы подготовленные колья и молоток, сказал:

– Ведите. Показывайте, где тут притаилось зло.

* * *

Они прошли в подвал остова графского дома. Спустились по лестнице, ведущей в подземный ход. Дверь была открыта. Перед ней валялся сломанный осиновый кол.

«Так вот чем он дверь вчера подпер, сволочь», - при воспоминании о Кукушкине, лицо девушки накрыла тень.

В ярком свете мощного фонаря древний коридор казался безобидным. Девушка знала – стоит преодолеть завал, и все станет по-другому. Жанна осторожно втянула ноздрями воздух. Затхлый запах падали присутствовал, но был слабым. Очевидно оттого, что дверь всю ночь оставалась открытой. Что ж, от этого только легче.

На груду перемешанных с землей кирпичей обрушенного свода девушка взобралась первой. И сразу увидела бабушкин крестик, что накануне спас ей жизнь. Маленькое распятье висело на том же камне, где Жанна его и приладила. Девушка улыбнулась ему как старому дорогому другу. Освободила шелковую ленточку из щели меж камней, прижалась к крестику губами и повесила его себе на шею. Потом она сунула в лаз голову и некоторое время, затаив дыхание, вглядывалась в видимую часть коридора за завалом. Фонарь, что она прихватила из универмага, светил отлично.

«Что это там? Неужели?!»

Вдалеке, на границе освещаемого участка, на полу что-то лежало. Жанну пробрал озноб. Ей показалось, что она узнала в этом «чем-то» человеческое тело.

– Ну. Что там? – потеряв терпение, спросил Илларион.

Жанна спустилась к нему.

– Там кто-то лежит. Метров сорок-пятьдесят отсюда, на земле. Я боюсь.

– Боишься? Так может, тогда не стоит…

– Нет-нет, - перебила священника девушка, отчаянно мотая при этом головой. – Я справлюсь. Я не подведу, это я так…

Она перекрестилась и вслух повторила начальные слова молитвы:

– Отче наш, Сущий на Небесах! Да святится имя Твое…

– Ладно, - кивнул Илларион. – С Богом. Я первый.

Упитанная фигура Иллариона скрылась в черноте щели под сводом. Жанна секунду помедлила и направилась за ним. Едва девушка оказалась на той стороне, ее посетило сомнение в успехе мероприятия. Сегодня все было по-другому. Совсем другой воздух в подземелье. Другое… что? Атмосфера?

«Неужели ускользнул? Но как?! Каким образом?»

В пятидесяти метрах от завала, перегородив узкий коридор, в самом деле лежало человеческое тело. Тело Саши. Голова его валялась отдельно, в десятке шагов дальше.

Когда Жана подошла к трупу Саши вплотную, у нее подогнулись ноги. Девушка опустилась перед ним на колени, одной рукой опираясь на стену. По щекам ее пролегли две влажные дорожки. Но из горла не вырвалось ни звука, Жанна плакала молча.

Илларион широко перекрестился, стал бормотать под нос какую-то молитву. Перекрестил несколько раз бездыханное тело, затем снова себя. Продолжая молиться, сдвинул труп к стене. Потом принес Сашину голову, положил рядом.

– Не кручинься, - обратился он к Жанне. – Этот человек отдал жизнь за благое дело. Я бы даже сказал за святое – в борьбе с исчадиями ада. А значит не зря, и Там, - священник поднял пухлый палец к низкому своду, - Там воздастся за самопожертвование его.

Илларион помог девушке подняться. Сказал еще:

– По большому счету ему даже повезло…

– Повезло?!

Жанна вырвала руку, снова присела. Она расстегнула молнию Сашиной куртки, скользнула рукой по холодной рубашке туда, где – она знала – должна быть кобура. Жанна извлекла показавшийся необычно тяжелым пистолет, потом запасную обойму. Встала. Убирая оружие в карман, сердито сказала: