Линия Маннергейма

– Не знаю, – буркнула Лера. – Ты, кстати, забыл о Штирлице. И о Бергерше.

– Со Штирлицем – тухляк. А Бергерша укатила на родину.

– Ну и что? – вмешалась Вика. – Я могу позвонить кое-кому, чтобы о ней справки навели.

– Не помешает, спасибо, – поблагодарил Федор.

– Утром и займусь. Они там рано встают.

– А я с утра с капитаном поговорю. Давайте спать. Столько времени мечтаю, да все никак не удается. – И Федор ушел.

Лера постелила Вике в большой комнате и, вернувшись на кухню, принялась наводить порядок. Как ни хотелось спать, она не могла оставить грязную посуду – неизвестно, что приготовит утро. И еще – ей не хотелось ложиться с Федором. Она решила подождать, пока он уснет, чтобы тихо устроиться в дальней комнате на кресле.

За окном послышалось шуршание. Лера замерла. Затем – знакомое поскребывание.

– Собакевич, – позвала Лера, выходя на веранду, – вернулся?

– Гав, – ответил пес. (Куда же мне еще идти?)

– Миленький, хороший, – приговаривала Лера, поглаживая пса, – до чего я рада тебя видеть!

– Гав, – согласился Собакевич. (Я тоже рад. Но только нет ли чего поесть?)

– Голодный, – поняла Лера, – сейчас покормлю. А почему ты не ел сухой корм? Вот ведь стоит здесь. Специально для тебя.

– Фр-фр, – возмутился пес. (А ты сама пробовала питаться сухарями?)

Собакевич съел все, что нашлось, и умиротворенно посмотрел на хозяйку. Лера сидела на веранде, глядя на псину, случайно появившуюся в ее жизни и ставшую вдруг такой родной и любимой. Она уже не представляла жизни без этого замечательного зверя.

– Что же мне с тобой делать? – задумчиво глядя в радостные глаза Собакевича, приговаривала она. – Поедешь в город жить?

Пес насупился. Он не понимал, что значит слово «город».

– Там видно будет. А пока пойду посплю. Будешь меня охранять?

– Гав-гав, – закивал пес. (Кто же еще?)

– В доме есть люди, – сказала Лера, – они свои, понял?

– Р-р-р.

– Не рычи. Свои. Ты не должен на них лаять.

– Фу-фу, – согласился Собакевич. (Не очень они мне нравятся, но раз хочешь, так и быть…)

– Вот и молодец. Значит, договорились? Если кто появится – залаешь.

– Гав-гав!

– Вот так, правильно, – умилилась Лера, – замечательная собака. Я тебя люблю.

– Гав-гав-гав, – отозвался пес. (Я тебя тоже люблю.)

23

Лера долго не могла уснуть. И хотя усталость давала о себе знать, она ворочалась в неудобном кресле, думая о предстоящем дне. К волнениям примешивалась радость оттого, что она наконец-то попала домой и с Собакевичем все в порядке. Хотелось верить, что все было лишь кошмарным сном и она, проснувшись, попадет в прежнюю жизнь, где не надо никого выслеживать и где никто не подозревает ее в убийстве. Тихая жизнь в Ярви, пес в доме и непрочитанные рукописи. Но выяснилось, что все это еще необходимо заслужить. И она готова была делать что потребуется, лишь бы все это оказалось возможным.

Со всех сторон ей настойчиво твердили: «Вспоминай! Что-то было в твоей жизни, послужившее причиной нынешних событий». И она, все эти дни и сейчас, вместо того чтобы спать, только и делала, что усиленно вспоминала.

Завтра они, скорее всего, поедут в город. Почему-то всегда, когда они с Федором возвращались из Ярви, что-нибудь случалось. И всегда неприятное.

Вот и в тот, самый первый раз, когда она примчалась в поселок предупредить Федора о краже… Они выехали рано. Чтобы Лера могла успеть к первой паре, пришлось встать в полшестого. Всю дорогу она мирно проспала у окна в электричке, да и Федор подремывал. На вокзале они собрались разбежаться каждый в свою сторону, но в последний момент Федор передумал и увязался за Лерой.

– Сдам тебя с рук на руки. Заодно и Веронику Петровну расспрошу.

– Как хочешь. – Сонная Лера вяло реагировала на раздражители.

Около парадной были выставлены заграждения, стояли пожарные машины и толпился народ.

– Дальше нельзя. – Дорогу им преградил человек в милицейской форме.

– Я здесь живу, – сказала Лера и заволновалась: – А что случилось?

– Пожар. Вы из какой квартиры?

– Из двадцать второй…

– Паспорт предъявите.

Лера стала рыться в сумке в поисках документа. А сотрудник милиции сделал знак, и к нему подошли еще двое: один в форме, видимо рангом повыше, а другой в штатском.

– Вот. – Лера протянула паспорт, не вполне понимая, кому нужно его отдавать. Взял второй в форме.

– Вы здесь не прописаны, – сказал он, изучив документ. – Снимаете?

– Я живу у бабушки.

– Варакина Вероника Петровна – ваша родственница?

– Да.

– Где работаете?

– Студентка.

– Почему не ночевали?

– Была в поселке, в Ярви. Поехала, чтобы… – Она растерянно замолчала, покосившись на Федора. – Проверить дом. Там воруют, знаете ли. А где бабушка?

– К сожалению, ваша родственница погибла.

Дальнейшее Лера помнила смутно. Будто все происходящее, да и она сама оказалась в другом измерении. Какие-то люди, машины, разговор…

– Как это? – растерянно спросила Лера. – Не может быть.

– Случается. А кто-нибудь может подтвердить, что вы были в Ярви?

– Я могу, – сказал Федор, беря ее под руку, – я тоже там был.

– Документы. Вы тоже родственник?

– Знакомый. Друг семьи. Я знаю Веронику Петровну и Леру много лет.

– Вместе были?

– Да.

– А где бабушка? – Лера растерянно вертела головой, по очереди глядя то на людей в форме, то на штатского.

– Увезли.

– Куда?

Вопрос остался без ответа.

– А когда можно будет пройти? – снова спросила Лера.

– В двадцать вторую нельзя. Там был очаг возгорания. От квартиры ничего не осталось.

– И куда мне теперь?..

– Вы здесь не прописаны. Придется жить в поселке. Когда будут результаты расследования – вам сообщат.

– Какое расследование?

– Выясняется причина пожара.

– Как же так?! – закричала вдруг Лера. – Зачем я поехала? Все из-за тебя! – Она с ненавистью посмотрела на Федора и села прямо на землю.

Лера никак не могла поверить в реальность внезапно навалившегося события. Все казалось сном, фильмом или наваждением. Она сидела, раскачиваясь из стороны в сторону, словно китайский болванчик, и не издавала ни звука. Выглядело это жутко. Отсутствующие остекленевшие глаза были черны. И никаких слез.

Федор, глядя на это безумие, разозлился.

– Зачем вы так с ней?! – закричал он на представителей власти, отшедших в сторону. – Надо же как-то… помягче. Огорошили, прямо в лоб! И с допросом дурацким пристали. Как теперь ее в чувство приводить?